Пионерская организация: история феномена - Арсений Александрович Замостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дело, Рыжик, прежде всего. Паровозы мои – пациенты смирные, слушаются меня. Есть среди них очень интересные, новой системы, наши советские. Приеду – расскажу. А пока делай ты, Рыжик, свои дела так, чтобы совесть была чиста. Твой папа».
Васек опустил письмо и задумался.
Отец задерживается… Не с кем поговорить по душам. Некому рассказать, что произошло за это время в его жизни…
Васек подумал о Саше. Вспомнил его лицо и слова, которые тот бросил ему: «Не товарищ!» «Подумаешь, напугал! И что я ему сказал? Разве это не правда, что он сестричек нянчит? Правда…» – храбрясь и оправдываясь перед собой, думал Васек.
Потом, вспыхнув до ушей, он растерянно посмотрел на свою твердую загорелую руку. В этой руке осталось ощущение острого, худенького плеча Севы. Васек прикусил губу, чувствуя стыд и недовольство собой. Как это с ним случилось, что он швырнул Севу? Конечно, Малютин сам полез, его никто не просил.
Васек посмотрел на письмо. Задерживается… в такую минуту, когда ему одному мог он рассказать обо всем, что произошло в классе.
«Ну и ладно… Пусть со своими паровозами остается… Хоть и совсем не приезжает, раз так», – с горькой обидой на отца думал он.
– Вот и поговорим, – сказала тетка, закончив какие-то кухонные дела и присаживаясь на стул против Васька. – Разболтался! Грубишь! Думаешь, тетка сквозь пальцы глядеть будет? – Тетя Дуня оправила подол юбки и поудобнее уселась на стуле. – Нет, племянничек, я здесь не для этого живу. На меня не напрасно твой отец надеется. Трубачевы зря ничего не обещают, и я тебя на ум-разум направлю, – медленно цедила слова тетка.
Васек вдруг вышел из берегов:
– А что ты мне сделаешь? Что ты ко мне привязалась сегодня? «На ум-разум направлю»! Вот я отцу расскажу! – кричал он, размахивая руками.
Тетка поджала тонкие губы.
– А я и отца ждать не буду. Я в школу пойду, – язвительно сказала она.
– Ты… в школу? – задохнулся Васек. – В школу?.. Ведьма! – неожиданно для себя выпалил он и испугался.
Лицо у тетки вдруг сморщилось, очки упали на колени, ресницы заморгали, и на них показались слезы.
– Спасибо, Васек, спасибо, племянник, – тихо сказала тетка, поднимаясь со стула.
Васек хотел броситься к ней, попросить прощения, но слова застряли у него в горле. Первая минута была потеряна, и, провожая глазами ее сгорбившуюся фигуру, он только беспомощно шевелил губами.
Тетка весь вечер просидела в кухне.
«Ну и пускай! – думал Васек, стараясь побороть в себе чувство жалости и раскаяния. – Еще каждому кланяться буду! Просить, унижаться!»
Вечером пришла Таня. В последнее время Васек редко видел ее и особенно обрадовался теперь, чувствуя себя одиноким и несчастным.
– Таня, ты где все пропадаешь? – спросил он, поглаживая глиняного петуха. – Я тебя совсем не вижу.
– Да у меня дела теперь сверх головы. Меня, Васек, в комсомол принимают! – с гордостью сказала Таня, показывая на толстую книгу в коленкоровом переплете. – Вот, учусь! И работаю. Ведь это заслужить надо.
– А я еще пионер только, – со вздохом сказал Васек и сразу подумал: «А вдруг Митя узнает про то, что в классе было? Или учитель?»
Сердце его сжалось, и к щекам опять прилила краска.
– Ты что? – спросила Таня.
– Ничего. Спать захотел, – сказал Васек.
– Да посиди, рано еще… Что отец пишет?
– Пишет – задерживается… Я пойду, – устало сказал Васек.
Ему и правда захотелось спать. Он лег, но сон не приходил долго. На душе было одиноко и тоскливо.
Васек вспомнил Одинцова и грустно улыбнулся.
«Один товарищ у меня остался… Один друг, а было два… Эх, из-за куска мела! – Он приподнялся на локте. – А куда же этот проклятый мел делся? Ведь я же сам клал его – длинный, тонкий кусочек. Куда же он делся? Надо было поискать хорошенько, найти, доказать. Может, он лежал в уголке где-нибудь…»
Васек пожалел, что не сделал этого сразу, а в раздражении ушел из класса.
* * *
Утром Васек долго валялся в кровати, лениво делал зарядку. Он не торопился: день перед ним вставал хмурый и неприятный. В первый раз не хотелось идти в школу.
«Теперь, наверно, все на меня глазеть будут, как на зверя какого-нибудь…»
Не хотелось видеть Сашу, Малютина, и перед остальными ребятами было стыдно и нехорошо.
«А что такое? Фью! Больше бояться меня будут! Никто не полезет ко мне!» – хорохорился он наедине с собой, пытаясь заглушить чувство стыда и беспокойства.
Входя в класс, он сделал равнодушное лицо и как ни в чем не бывало направился к своей парте, хотя сразу заметил, что ребята его ждали и говорили о нем. Ему даже показалось, что из какого-то угла донесся шепот:
– А еще председатель совета отряда…
На самом деле слова эти никем не были сказаны, Ваську это только показалось. Но он насторожился и, небрежно обернувшись к классу, посмотрел на ребят дерзким, вызывающим взглядом.
Саша Булгаков, который сидел впереди, ни разу не обернулся с тех пор, как Трубачев вошел в класс. На его круглом открытом лице было вчерашнее упрямое выражение, в глазах – мрачная, застоявшаяся обида.
Васек, чтобы показать, что он совершенно не интересуется Сашей, небрежно развалился на парте и, стараясь не смотреть на стриженый затылок товарища, неудобно и напряженно повернул голову и смотрел вбок.
Малютин спокойно сидел рядом с ним. Он не чувствовал ни страха, ни унижения, ни обиды, как будто не его, как котенка, швырнул вчера Трубачев на глазах всего класса. Малютин страдал за Васька. Васек Трубачев в его глазах всегда был честным, смелым товарищем, которого слушались и любили ребята. И вот теперь вместо этого честного и смелого товарища рядом с ним сидел дерзкий расшибака-парень, показывающий всем и каждому, что в любую минуту может пустить в ход кулаки.
«Пусть только кто-нибудь пикнет!» – говорил весь облик Трубачева.
Сева ясно видел, что класс осуждает Трубачева. И, чтобы заставить товарища перемениться, вернуть его в обычное состояние, Малютин изредка задавал ему простые вопросы: как он думает, будут ли у них экзамены и когда; останется ли с ними Сергей Николаевич и на следующий год?
Васек удивлялся, что Сева как будто забыл про вчерашнее; он чувствовал к нему благодарность, жалел, что так обидел его, но, боясь показаться в глазах ребят трусом, который подлизывается к Малютину, чтобы уладить с ним отношения, отвечал Севе свысока, небрежно, чуть-чуть повернув в его сторону голову.
На переменке к
