Отбор для неудачницы (СИ) - Дюжева Маргарита

— Прости меня, — по ее щекам побежали слезы, — я хотела тебе рассказать, но не хватало смелости. Я надеялась, что ты никогда об этом не спросишь.

— А я спросила, — скованно пожала плечами.

Мама молчала, глотая слезы. Ее худенькое тело сотрясалось от беззвучных рыданий, а у меня не было сил ее утешить.

— Мы с твоим отцом долго не могли завести детей. Чего мы только не делали — ездили по столицам, наблюдались у самых лучших лекарей. Все они в один голос твердили, что мы оба здоровы, но зачать так и не удавалось. Когда мы совсем уже отчаялись, и были готовы признать, что наш брак — просто досадная ошибка, я случайно услышала разговор на рынке. Якобы есть в лесах к востоку от соседнего Лабарда тайное место. Там ведьма живет, которой странная магия подвластна. И иногда, если звезды удачно сойдутся, она помогала простым смертным. Терять нам было нечего, поэтому собрались и поехали. Долго эту ведьму искали по лесам — заговоренное жилище не всем является, а когда нашли — состоялся у нас долгий разговор, — мама нервно провела по волосам, — она согласилась нам помочь. Она долго над нами пела-колдовала, сказала, что зачать я смогу в ночь, когда луна только на убыль пойдет, а на роды мы должны будем вернуться к ней в лес. А взамен… взамен мы должны были забрать себе и ее ребенка. И растить его как своего собственного.

Что-то подсказывало мне, что не простая ведьма это была, а та, у которой в жилах кровь ведуньи текла, да так до конца и не пробудилась.

— Мы согласились. И вскоре после возвращения из леса случилась долгожданная беременность. Нашему счастью не было предела. А когда пришло время рожать, отправились в лесную избушку, где нас встретила та же ведьма. На сносях. Вы с Илоной родились в один день с разницей в пару часов. Ведьма отдала тебя мне и ушла, и больше ее никогда не видели в наших краях, а мы вернулись домой с двумя младенцами на руках.

Мне было горько. И холодно. Мать взяла меня за ледяную руку, а потом обняла за плечи, прижимая к себе.

— Мы всегда любили тебя как родную.

— Я знаю, — ответила, глотая слезы.

Так больно, что нет сил дышать

Зато все встало на свои места. Наша непохожесть с сестрой, мой дар, и то ощущение, что я лишняя в этом месте.

— Ксана, — прошептала она, гладя меня по волосам.

— Да, мам? — я все равно буду называть ее матерью, несмотря ни на что.

— Ты хочешь уйти от нас? — ее голос дрожал от волнения.

— Почему ты спрашиваешь?

— Та ведьма…которая отдала тебя нам… Она сказала, что однажды, ты услышишь зов крови и захочешь уйти. Она предупреждала об этом, — матушка снова всхлипнула, — и сказала, что я должна буду тебя отпустить.

Сердце пропустило удар, гулко стукнулось о ребра и понеслось вскачь.

— Это ведь неправда? Ты останешься? — в ее голове звучала измученная надежда, но мне было нечем ее утешить.

Потому что время пришло.

— Нет, мам. Не останусь.

— Куда ты пойдешь? — в ужасе воскликнула она.

— Не знаю, — слабо улыбнулась, понимая, что так правильно, и от этого осознания узел в груди начал ослабевать, — мне пора.

— Когда ты уйдешь? — простонала она, снова заливаясь слезами.

— Завтра, — провела пальцами по сырым щекам, бережно стирая слезы, — не плачь. Так будет правильно. Не плачь. Просто посиди со мной. Побудь рядом.

Я ободряюще сжала ее руки и тихо, но уверенно произнесла:

— Я люблю тебя, мам. Все будет хорошо.

***

На следующее утро я уже была спокойна. Если не считать первого всплеска эмоций, то новость о том, что родители оказались неродными, не так уж и сильно меня удивила. Наверное, в душе я всегда подозревала что-то подобное. Да и не важно все это. Они меня вырастили, я буду всегда их любить, чтобы не случилось. Пожалуй, только об Илоне скучать не стану. Теперь нет смысла врать ни себе, ни кому то еще. Настоящими сестрами мы так и не стали, хотя с первого дня жизни были вместе. Я к ней привыкла, но любви нет, и вряд ли возникнет в свете того, как она себя вела в последнее время. А притворяться, гасить неприязнь и все переводить в шутку, в душе оправдывая ее за обидные слова, я больше не стану. У нее своя жизнь, а меня своя, и, к сожалению, в ней нет места «сестре».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На следующий день я встала с утра пораньше, наскоро перекусила, не дожидаясь остальных, и пошла проверять хозяйство. Перед отъездом хотелось лично убедиться, что все хорошо, отдать распоряжения, проконтролировать, чтобы потом сердце не болело.

С делами я покончила только к полудню и как раз успела на обед. Отец, как всегда, утопал в газете, Илона кривилась и фыркала, словно дворовая кошка, а мама была наигранно весела и всеми силами пыталась втянуть всех нас в дружеский семейный разговор. Но я-то видела, как блестели прозрачные глаза, от ночных слез.

Разговор не клеился. Каждый был на своей волне и не слушал остальных. Сестра плевалась ядом, воспринимая в штыки каждое мое слово. Ее ломало из-за того, что я пошла вместо нее на отбор, победила, и вдобавок бросила жениха. Успех она мне не простит, никогда.

Я молчала из последних сил. Только ради матери, которая выглядела такой несчастной, что сердце болезненно сжималось. Потерплю. Мне не привыкать. Тем более скоро уеду, и вся эта сестринская любовь останется за бортом.

После обеда мне стало еще труднее оставаться на одном месте. Душа все настойчивее рвалась вперед, в неизвестность, но какая-то часть меня намертво приросла к родному дому. Я не могла уйти, не попрощавшись. Не с людьми. С теми местами, где была счастлива и свободна. Поэтому взяла свою старую кобылу Ласку и отправилась на прогулку.

Передо мной расстилалось бескрайнее поле, залитое васильками. Оно волновалось, послушно подчиняясь ветру, манило, наполняя сердце восторгом. Удержаться не было сил. Пришпорила кобылу и понеслась вперед, чувствуя, как ветер треплет волосы, как свобода проникает в каждую клеточку, расцветая там во всей красе. Отпустив поводья, я развела руки в стороны, прикрыла глаза, позволяя Ласке нести меня вперед.

Хорошо.

Потом мы свернули к реке. Не туда, где все купаются все местные, а подальше к уединенный Быстринке, где вода была студеная и быстрая, а длинные бурые водоросли извивались по течению темными змеями. Оставив усталую кобылу на берегу, я скинула одежду и зашла в реку, сначала по колено, потом не останавливаясь дальше. По пояс, по плечи, и наконец ушла под воду с головой, позволяя течению унести все мои тревоги.

После реки я не поехала сразу усадьбу, а свернула в знакомый подлесок. По земле сплошным ковром стелилась земляника, яркая, сочная, таящая на языке немного кисловатыми брызгами. Я набрала ее целую горсть, а потом неторопливо съела, устроившись на трухлявом березовом пне.

И лишь когда солнце начало клониться к закату, решила, что пора возвращаться домой.

…А там меня ждал сюрприз.

Высокого чубарого жеребца я заприметила еще издали. Статное животное никак не вязалось с нашей глубинкой. Здесь каждая лошадь — работяга, а вот таких длинноногих да с лоснящимися боками, в Боунсе отродясь не было. Похоже, к нам пожаловали большие гости.

Я узнала этого жеребца.

От волнения задрожали поджилки, а сердце бешено застучало в груди. С каждым шагом все сильнее и сильнее.

Неужели он приехал?

В доме стояла тишина. На обеденном столе я нашла записку, написанную рукой матери «Сегодня собрание Клуба. Отец повез меня в город. Не скучайте»

Мы остались вдвоем с Илоной?

В груди сдавило от неприятных предчувствий. Где сестра? И куда запропастился белобрысый? Внутри шевельнулась доселе дремавшая ревность. Я очень живо вспомнила слова старой Ромерты о том, что ее дорогой внучок любит женщин. Практически без разбора.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Илону всегда все любили. В отличие от непутевой меня, она умела очаровать одной улыбкой, одним взмахом ресниц.

Преисполненная самых дурных подозрений, выскочила из дома и не раздумывая припустила по узкой дорожке, петляющей между хозяйственных построек. Не знаю, какая сила вела меня вперед, но я безошибочно шла туда, где находился мой несостоявшийся жених и дорогая сестрица.