Фаза ингибиторов - Аластер Престон Рейнольдс

имел серьезные кибернетические усовершенствования. Нейрооружие, нанооружие и прочее, по сравнению с чем плавящая чума – сущая мелочь. Мы полагаем, что этих несчастных брали в плен, а потом выпускали на арену, делая ставки, как долго они протянут.

Я покачал головой:

– А я-то думал, что могу вообразить все, что способны творить друг с другом люди.

– Погоди, ты еще не слышал про Свинарник, – сказала Снежинка.

Я вспомнил разговор в Обзорной.

– Это как-то связано с Пинки?

– В некотором роде.

– Похоже, не очень-то я ему понравился.

– Поставь себя на его место. Он был со стариком, когда тот умер. Старик доверял ему во всем, вплоть до того, что вложил ему в руку нож. Пинки боготворил старика, когда тот был жив, а после его смерти во всем пытался следовать его примеру – что весьма непросто для гиперсвиньи. А теперь вместо старика являешься ты.

Я не знал, чем на это возразить.

– Если это хоть как-то его утешит, я вовсе не пытаюсь сравниться с кем бы то ни было, кого мог знать Пинки. Я даже не утверждаю, что являюсь братом этого человека! Сидра и леди Арэх могут утверждать что угодно, но я знаю свое прошлое.

– Это только кажется, что ты его знаешь, – ухмыльнулась Снежинка.

Мы наконец куда-то пришли – к двум соседствующим помещениям.

– Нам нужно провести генетические анализы. От старика сохранились образцы тканей. К тебе придет Роза-или-Нет.

– Ты даже не знаешь точно, придет ли она? – Сидру откровенно злило, что одних лишь ее слов не хватает для подтверждения моей личности.

– Увидишь, – ответила Снежинка.

Возможно, с тех пор, как в этой комнате обитал кто-то из зрителей, прошло двести лет, но ничто в ее обстановке не свидетельствовало о течении времени. Ни единой потертости или пятнышка грязи. Покрытие пола и стен было серым и рубиновым, а все прочие поверхности зеркальными, – возможно, их конфигурацию я мог бы менять, будь у меня для этого средства. Кровать была воистину огромной, как и кресла, кушетки, шкафы и столы. Их украшали инкрустированные изображения: всевозможные примеры атлетического мастерства, боевых искусств, а также кровавой расчлененки. Ванная величиной с мой кабинет в Солнечном Доле была выложена плиткой цвета крови и кости, а в ее дно уходили похожие на вены и артерии стоки. Энергия, свет и тепло. И все эти удобства когда-то удовлетворяли потребности мужчин и женщин, которые, как я готов был поверить, потворствовали убийствам развлечения ради. Утешало лишь одно: все они почти наверняка давно погибли в огненной катастрофе, которая превратила в пепел десятки тысяч орбитальных поселений. «Надеюсь, их забавы того стоили», – подумал я.

Мне вполне хватало того, что в комнате есть все необходимое для сна и мытья, – остальным я мог пренебречь. Впрочем, вопреки претензиям Пинки, я и так был достаточно чист, а тревога и замешательство вряд ли позволили бы мне заснуть. К тому же имелись два чувства, которые не терпелось удовлетворить: голод и любопытство.

В дверь постучали, и она сразу открылась. Вошла человеческая женщина, толкая перед собой тележку. Я сел на кровати, глядя, как она мягко и бесшумно катит тележку по серому покрытию.

– Роза?

– Нет. Почему ты так решил?

– Сидра говорила, что ко мне может прийти Роза.

– Она говорила не так, да. Наверное, сказала, да, что к тебе придет Роза-или-Нет.

– Значит, ты Роза-или-Нет, – кивнул я, будто вдруг увидел в происходящем некий смысл. – Ну конечно. Какой же я дурак, что назвал тебя совсем не тем именем.

На вид она была средних лет. Узкий подбородок, острый нос и зачесанная на лоб прядь черных волос. Вместо левого глаза – звездообразный узор из швов на коже, натянутой над пустой глазницей. Одежда – строгий серый костюм из рубашки и брюк, руки спрятаны в перчатках. Она подкатила ко мне тележку и сдернула зеленое покрывало, открыв ряды медицинских инструментов и лекарств, мне незнакомых, но и не выглядевших совершенно чуждо.

– Закатай рукав.

– Зачем?

– Чтобы мы смогли узнать, да, кто ты.

– Я знаю, кто я, – терпеливо сказал я, пока Роза-или-Нет готовила шприц; руки у нее дрожали. – Что бы вы ни делали и ни говорили, это ничего не изменит.

Она поднесла шприц к глазу, покачивая иглой в опасной близости от него.

– Им все равно.

– То есть?

– Я говорю, да, им все равно, кем ты себя считаешь, пока они не убедятся, да, что ты тот, кем тебя считают они, да и да. – Она стукнула себя свободной рукой сбоку по голове, не слишком сильно, а так, будто исполняла некое наказание. – Воистину да! Да, да! Рукав.

Я закатал рукав.

– Почему им все равно?

– Потому что, да, ты им полезен, кем бы себя ни считал. Воистину да!

Как ни странно, когда она поднесла иглу к моей руке, движения стали увереннее. Быстро и почти безболезненно выкачав немного крови, она впрыснула содержимое шприца в анализирующее устройство на тележке. Зажужжал центробежный сепаратор, тележка затряслась, звеня находившимися на ней предметами.

– Но ты вспомнишь, да. Ты тот самый, да. Да, да и да.

На анализаторе появилась строчка огоньков, бегущих слева направо.

– Видишь, да? Генетическая корреляция. Клавэйн оставил образцы на Арарате. Близкая семейная совместимость. Это определенно ты.

– Я не…

Роза-или-Нет взяла у меня соскоб изо рта.

– Почти лишнее. Высокие статистические показатели уже на основе крови. Но кровь можно подменить, так что нужно убедиться, да и да. – Когда она помещала образец в другой анализатор, у нее снова дрожали руки. – Из одного этого следует, да, высокая вероятность того, что ты родился на Земле, в Северной Европе, путем естественного зачатия и смешения генов родителей, в первой половине двадцать второго века. Что означает… да, тебе семьсот календарных лет, воистину да.

Я рассмеялся, понимая всю абсурдность услышанного:

– Будь мне семьсот лет от роду, Роза, я бы об этом знал.

– Роза-или-Нет. Не Роза. Всегда Роза-или-Нет.

– Ладно, – согласился я. – Пусть будет Роза-или-Нет. Что… с тобой случилось, Роза-или-Нет? Как ты тут оказалась? Раньше тоже была врачом?

– Не врачом. Не врачом. – Она взяла другой инструмент, похожий на увеличительное стекло. Велев мне вытянуть руку, провела стеклом вдоль нее, напряженно вглядываясь в изображения и потоки данных, мелькавшие на полупрозрачной поверхности. – Сидра сказала, что ты менял себя, да.

– Сидра может говорить, что хочет.

– Видишь эти наросты? Следы соединения костей. Ты потерял руку, а потом ее тебе механически нарастили. – Она кивнула. – Все сходится. Протез времен войны, марсианский театр, первая война с сочленителями.

– Из этой руки ты только что брала кровь.

– Ты отрастил ее