Убить фюрера - Олег Курылев

— Придется ехать и тыкать их носом, — сказал наконец Каратаев, запирая футляр в сейф. — Справишься один или мне тащиться с тобой?

— Да ладно. Дай только на недельку компьютер да подбери кое-какой материал в тему, чтобы я не выглядел там полным профаном.

Дней через десять Нижегородский уехал в Венецию, чтобы оттуда отплыть к берегам Африки. Перед поездкой он много читал о Египте, не отходил от Саввиного компьютера: Каратаев создал для него персональный монитор, клавиатуру и дал доступ к историческим базам своего архива. Они сидели каждый в своей комнате, изредка обмениваясь электронными записками.

Вадим вернулся только через три недели. Выглядел он загорелым и вообще имел вид бывалого путешественника. Пиджак цвета смешанной с песком красноватой глины, такого же цвета галифе с широченными пузырями, выгоревшая на солнце и ветру фетровая шляпа с загнутым к тулье краем поля и высокие, почти до самых колен, шнурованные ботинки из оливкового брезента и рыжей кожи. Все это вкупе с походным саквояжем и висящим за спиной длинным картонным тубусом, в каких носят карты или чертежи, производило определенное впечатление. Многочисленные котомки и коробки оставались еще внизу. Пауль, встретивший шефа на вокзале, выгружал их теперь с помощью Гебхарда из машины.

— Мы нашли Тути, — с порога бодро заявил Нижегородский.

— Ты почему не звонил? Пропал на целый месяц! Я уже не знал, что и думать. Трудно было послать телеграмму? — набросился на него Каратаев.

— Откуда, шеф? Из пустыни?

— А почему в газетах ни слова?

Нижегородский пожал плечами.

— Наверное, еще копают. Я не стал дожидаться, когда они проникнут в саму гробницу, расчистка только самого первого тоннеля заняла несколько дней.

— Ладно, иди мойся, потом все подробно расскажешь.

Нижегородский снял шляпу и, прижав ее к груди, смиренно спросил:

— Босс, но я хотя бы могу надеяться на благодарность в приказе?

Через час, заперевшись в гостиной на ключ, компаньоны рассматривали привезенные Вадимом трофеи: несколько погребальных терракотовых статуэток, пара листов папируса с иероглифами, изящная диадема в виде золотой змейки.

— Это Урей — символ царской власти, — пояснял Вадим. — Мне подарил ее сам Эдвард Айртон в память о нашей дружбе. Что? Как я все это вывез?.. На вполне законных основаниях. Ну… почти. А что рассказывать? Туда я добрался без приключений. По пути из Венеции в Александрию вообще ничего интересного не произошло, если не считать, что наш пароход перевернулся и утонул. Шучу-шучу. В Александрии я первым делом экипировался. Англичане понастроили там магазинов, где можно купить любой товар со всего света. Да что магазины, они отгрохали такую железную дорогу! Через сутки с небольшим я уже был в Луксоре. Городишко небольшой, никак не подумаешь, что на этом месте когда-то стояли Фивы — столица могущественного государства. Правда, Карнакский храм производит впечатление. Колонны огромные, непривычной формы и сплошь покрыты барельефами. Кругом статуи каких-то баранов или сфинксов, одинаковые, словно шахматные фигурки. В одном месте я видел гигантские сидящие ноги без туловища, которое по частям, вероятно, уже спер какой-нибудь ушлый англичанин. Но календарь еще на месте, тот, что мы видели у тебя в компьютере. Я сразу его узнал — такая большая круглая каменная плита с иероглифами. Что?.. Сам же просил поподробнее… Ну ладно, было бы сказано. Так вот, в Луксоре мне удалось нанять грузовичок с водителем. Мы доверху загрузили кузов провизией, канистрами с бензином и всякими принадлежностями. Кстати, еще в Александрии я купил английскую армейскую десятиместную палатку, так что был готов на все сто. Короче говоря, отправились мы в путь, а там, как ты знаешь, рукой подать. И все бы ничего, да только этот самый старикашка Дэвис набрал из местных феллахов охрану, расставил их по периметру ущелья и никого туда не пускает. Мне жаловался наш Людвиг Борхард, который целых пять лет работает по соседству в Амарне, что «пенсионер» (то бишь Дэвис) уже десятый сезон ковыряется в Долине Царей. Сам-то он не отличит мумии от старой фуфайки, поэтому нанял известных археологов, таких, как Картер, Вейгалл и Айртон. Несколько лет назад работали на него и упомянутые в твоем рассказе Питри и Масперо, только сейчас там их не было. В общем, пришлось мне разбить палатку прямо в воспетом тобою Ахетатоне, в пальмовой рощице возле развалин какого-то храма, и ждать три дня, пока Дэвис не укатит в очередную командировку в Каир. Однажды от нечего делать я ходил встречать восход. Возможно, я не романтик, а может, накануне выпил лишний стаканчик «очентошана»[27]… Ну да ладно. На четвертый день, узнав, что американец уехал, я подхожу к охране (у них там на входе целый КПП) и прошу позвать кого-нибудь из европейцев. Пришел какой-то бородатый очкарик и заявляет, что для посещения туристов ущелье временно закрыто. Ничего себе, думаю, временно, десять лет никого не пускают. Однако вслух говорю: мол, и правильно делаете, ребята. Так и надо, а то шляются тут под видом туристов всякие немцы, а потом бюсты пропадают. «Только я-то не турист, сынок, вот взгляни-ка», — и показываю ему одну фотографию…

— Какую фотографию? — насторожился Каратаев.

— Ну-у… — Вадим стал шарить в карманах своего халата. — Обыкновенную в общем-то фотографию, где мы с хедивом пьем кофе на террасе его дворца. Перед моим отъездом в Египет я сделал на фотобумаге этот невинный монтаж…

— Нижегородский, мы так не договаривались, — обеспокоенно заметил Каратаев.

Он взял протянутую ему карточку размером девять на двенадцать. На ней были запечатлены египетский принц Аббас I (Савва сразу узнал его по достаточно импозантной внешности) и… Нижегородский. Они сидели в плетеных креслах, держали в руках кофейные чашечки и о чем-то непринужденно беседовали. При этом поза Нижегородского была настолько непринужденной (если не сказать развязной), что невольно казалось, будто эти два человека только что вышли из-за карточного стола хлебнуть кофейку, выкурить по сигаре и сейчас вернутся обратно. Он сидел вполоборота к хедиву, щиколотку одной своей ноги положил на колено другой, показывая принцу подметку сапога, левой же рукой с зажатой в пальцах сигарой вальяжно облокотился на спинку кресла.

— Да ты не волнуйся, — успокаивал компаньона Вадим, — я же не показывал ее на каждом перекрестке. И потом, хедив не может помнить всех, с кем он пил чай или кофе. Англичане дают ему править Египтом еще меньше, чем своему королю Англией. Вот он и распивает чаи в обществе консулов, генералов и…

— И таких проходимцев, как ты! — буркнул Каратаев, пряча подделку в карман. — Дальше. Что ты наплел тому археологу?

Нижегородский пожал плечами, как бы говоря: да тут и так все ясно.

— Я просто намекнул, что интересуюсь раскопками и что мои друзья в Департаменте древностей просили меня заодно проверить, не применяют ли в экспедициях динамитные заряды сверх установленной мощности. Через пару часов я уже был знаком со всеми археологами. Отличные парни. Они показали мне свои последние находки, я в ответ пригласил их к себе в палатку, где к вечеру был накрыт походный стол. Мы пили виски, закусывали фруктами и печеньем, а потом я как бы между прочим показал им «Таймс» с твоим рассказом. Ты знаешь, Савва, оказалось, что никто из них его не читал. Газеты их вообще не интересуют. Это замкнутый мирок фанатиков, которые, начнись мировая война, не заметят и ее. Короче говоря, я прочел им тот отрывок, где говорится о Тути, а потом говорю: «Мужики, вы все тут, конечно, большие учёные (а я так, погулять вышел), и все же давайте завтра проверим то место, раз уж мы рядом». «Какие проблемы, — отвечают, посмеиваясь, — конечно, проверим, Вацлав». И демонстративно выставляют пустые стаканы в ряд.

Нижегородский принялся раскуривать сигару.

— Ну? — не вытерпел Каратаев.

Вадим неспешно выпустил кольцо дыма.

— Что ну, что ну? — Он выпустил еще одно кольцо. — Ну! Никто из них на утро не поднялся, вот тебе и ну. Кто-то вспомнил, что сегодня двадцать четвертое мая, и по случаю дня рождения усопшей королевы Виктории решили объявить выходной. Последние два сезона у них не было особых находок, как не было и первоначального энтузиазма, и все уже подумывали о переезде в другое место. Зато двадцать седьмого числа мне дали полтора десятка рабочих…

— Двадцать седьмого?

— Ну да. Двадцать шестого у меня закончилось виски. Мы с Айртоном начали сносить остатки тех домиков, о которых ты писал, и потратили на это еще три дня. Мне больших трудов стоило уговорить его продолжить поиски. К вечеру двадцать девятого один из рабочих закричал, что наткнулся на какую-то плиту. Туда сбежался весь лагерь, и минут через тридцать мы поняли, что это ступень ведущей вниз лестницы. Что тут началось! Мы работали всю ночь при луне, потом короткий сон, и снова за лопаты. Даже феллахи копали, как дьяволы. Я знал, что длина этой части тоннеля чуть больше восьми метров, и подсчитал, что его расчистка займет не меньше трех дней. Почти так и вышло. Когда же показалась стена с оттисками печатей царского некрополя, дальнейшую работу решено было приостановить до приезда шефа. Айртон выставил у лестницы охрану, и все занялись другими делами. Что до меня, то встречаться с Дэвисом мне не хотелось и, сославшись на неотложные дела, я уехал. Перед отъездом мне устроили проводы, подарили эти безделушки и наказали передать в Каире привет хедиву. Вот, собственно, и все.