Дым и тени - Таня Хафф

— Тони мой.

— Узнаю твою силу, обитатель ночи. — Интонации Фостера исчезли. — Но ты не можешь убрать меня из его тела, пока я не буду готов уйти.

Слова твари утонули в песне крови Тони.

Генри почувствовал, как теплая тяжесть обернулась вокруг его ног, но не обратил на нее внимания. Имела значение лишь жизнь, на которую он заявил права, причем не единожды, а бессчетное множество раз.

— Мой.

— Не сейчас, чувак.

— Мой!

Внезапное узнавание вспыхнуло за тенями в глазах Тони. За ним последовал страх, такой примитивный, что все остальное бежало пред ним. Его сердце начало стучать. Быстрее. Быстрее.

Потом глаза парня закатились, он будто чем-то подавился, согнулся пополам.

Тень потекла из его носа и рта, собралась в лужу на полу, двинулась к Генри. Тот едва сохранил самоконтроль, но сумел понять, что не сможет сражаться с этим. Голод осознал это и начал утихать.

Один шаг назад.

Два.

Генри понятия не имел, как управляться со светом, который они пустили в ход прошлой ночью, не знал даже, на месте ли еще эта лампа. Тони, который все знал, стоял на коленях, обхватив себя руками, как будто отчаянно пытался удержать на месте куски своей плоти.

Арра открыла переднюю дверь, помедлила, глядя на сломанный замок.

«Может, мне стоит просто остаться здесь и починить его или сидеть в машине? Вообще-то тут нет даже никаких „может“. — Она шагнула в офис. — Какого черта, зачем я это делаю?»

Вес термосов, засунутых в карманы, успокаивал женщину. Их содержимое будет бесполезным до тех пор, пока тень остается в Маусе, но термосы ясно указывали на ее роль в этой весьма смехотворной попытке спасти мир, уже потерянный.

Она посмотрела в сторону офиса Чи-Би и почти пожелала, чтобы босс был там, почти захотела войти в его дверь, пройти мимо аквариума, встать перед его столом и признаться во всем. К счастью, Чи-Би был в Вистлере со своими двумя детьми от первого брака. Арра понятия не имела, что они делали там в такое время года, но, чем бы эти люди ни занимались, это помешало ей выставить себя дурой перед единственным человеком, который, скорее всего, задал бы правильные вопросы.

Костюмы зашуршали, когда она прошла мимо, как будто шептались друг с другом. Хор мальчишеских сутан спрашивал слегка греховные смокинги: «Что происходит?»

«Хороший вопрос. Любопытство решает все. Именно оно заставило меня покинуть подвал и подняться в павильон звукозаписи, когда открылись ворота. Волшебники подобны котам. Мы любопытны. Иногда это качество нас убивает. Но не меня. Я знаю, когда обращаться в бегство».

Арра открыла дверь и услышала, как кого-то тошнило. В тишине павильона этот звук мог доноситься откуда угодно.

«Да, конечно. Кого я дурачу…»

Тони стоял на коленях под бездействующими воротами. Выглядел он дерьмово. Последний кусочек тени стекал из его носа. Маус растянулся на полу позади него, возможно мертвый. Тень полностью отделилась от своего последнего хозяина и скользила по полу к Генри.

Вампир был быстрым, она — еще быстрее.

«Знает ли эта гадость, кто такой Генри? Сможет ли контролировать его? Судя по всему, тень именно это и намерена сделать. Если она добьется успеха, то обитатель ночи станет ее заложником и сможет уничтожить все наше сопротивление, совсем несерьезное».

Когда тьма устремилась вверх, к телу Генри, Арра поступила не рассуждая. Вопросы и комментарии — в сторону. Волшебница подняла руки. В прошлых бесплодных попытках она бросала эти чары бесчисленное множество раз и не могла их забыть.

Тень застыла, скрутилась и исчезла с тихим шлепком.

Прежде чем в ее голове вновь возникли вопросы, Арра быстро побежала к Маусу. Резиновые подошвы ее туфель скрипели на полу. Она упала на колени, схватила оператора за куртку и перевернула на спину.

Когда его голова ударилась о бетонный пол, он открыл глаза.

— Ты!

— Я, — согласилась она и по запястье погрузила руку в его грудь.

Только элемент неожиданности подарил этому маневру хоть какой-то шанс на успех. На мгновение Арра испугалась, что этого окажется недостаточно. Потом ее ищущие пальцы сомкнулись. Она откинулась на пятки, вытащила тень, вышвырнула ее из человеческого тела и тем же самым жестом уничтожила.

Если бы кто-нибудь спросил ее, то она ответила бы, что финальный шлепок был самым приятным звуком, какой она слышала за последние семь лет.

Вот только никто не спрашивал.

Женщина повернулась и увидела, что Генри присел перед Тони и вытянул бледную руку. К ее удивлению, парень вздрогнул и отшатнулся, избегая прикосновения.

— Не твой! — сказал он хрипло. — Свой собственный!

— Знаю, — кивнул обитатель ночи.

Потом оба они притворились, что верят в это.

Боль помогала Фостеру помнить. Ли не все забыл — может, потому, что тень сама оставила его, он ее не выблевывал, но Тони помнил. Он знал, каково это — быть запертым в дальнем уголке собственной головы, ощущать свое тело и понимать, что ты не в силах контролировать его. Юноша чувствовал свои движения, слышал собственные слова и никоим образом не мог помешать ни тому ни другому. Это напомнило ему о самых худших временах, проведенных на улице, когда он был новичком, юным и слишком глупым для того, чтобы удирать. Парень не мог победить в драке. Его вопли ничего не меняли, потому что их никто не слышал. Фостер научился прятаться, но тут-то и начали происходить всякие странные вещи.

Может, он помнил именно потому, что уже бывал в подобных ситуациях.

«Господи, как больно! Ребра, спина, руки, ноги, голова… — Когда Генри приподнялся, Тони чуть не захохотал. — Вампир стоит на коленях».

Этот последний крик «мой!» все еще отдавался в каждом ударе сердца юноши, повторялся во всех точках, в которых бился пульс. Чуть подживший укус на запястье сильно болел.

Ему не становилось легче оттого, что лицо князя тьмы было, по сути, повседневным. Не изменилось ничего, ни шишковатый лоб, ни сетка вен. Поверх примитивного голода, который обольщал жертву даже тогда, когда поглощал ее, лежал лишь тонкий слой цивилизованности.

«Мой!»

Обольщение пугало Тони сильнее голода. Он ответил на это обольщение, даже оказавшись заложником тени. Смерть потребовала персону, отмеченную раньше. В ответ Тони изгнал того, кто захватил его теперь, и принял другого, первым предъявившего на него права.

«Я жив лишь потому, что Генри хотел этого. Я умру, когда Фицрой решит, что пора. Конечно, это относится почти ко всем, кто делил с вампиром его территорию. Но я узнал это на себе. Лично. Проклятье, познал в библейском смысле. — Он прикусил губу, чтобы не засмеяться. — Если я начну хохотать, то вряд ли смогу остановиться. Генри никогда меня не отпустит».