Жеводанский зверь - Эли Берте

– Вчерашние происшествия случились по моей вине, – уныло закончила Кристина. – Если б я не была столь легкомысленна, я не дала бы повода… к обиде, мне нанесенной. Стоило быть благоразумнее, и всех несчастий вчерашнего дня удалось бы избежать. Все мои беды произошли от моей гордости, от моей несдержанности, от моего непослушания; но я поклялась себе покончить с этими дурными наклонностями. И я знаю, что преуспею в этом! – жестко сказала она тоном прежней Кристины, человека, не привыкшего сдаваться. – Пусть уберут из моей комнаты оружие, амазонки – все эти мужские принадлежности, которые мне уже не нужны. Сверх того, кавалер, прошу вас продать Бюшь, подарить ее – словом, чтобы ее не было в конюшне как можно скорее.

Медлительный ум Моньяка не мог следовать за порывами воли его молодой госпожи. Каждое слово Кристины все больше и больше увеличивало удивление кавалера.

– Продать Бюшь? – закричал он с жаром, взмахнув руками. – Возможно ли это? А когда вы захотите поехать верхом?

– Я не буду больше ездить верхом, любезный кавалер… И так как окрестные дороги не позволяют ездить в экипаже, я буду гулять пешком с вами, мои добрые друзья, – продолжала Кристина сентиментальным тоном, протянув руки своим менторам. – Я до сих пор была очень неблагодарна и очень зла к вам, я пренебрегала вашими благоразумными советами, я часто насмехалась над ними; простите мне… Несмотря на мое скверное поведение, я никогда не переставала вас уважать и любить.

Эти слова растрогали до слез Моньяка и монахиню. Кавалер почтительно поднес к губам протянутую ему руку. Сестра Маглоар с восторгом вскричала:

– Милое дитя, как я рада видеть в вас подобные чувства. Небо исполнило наконец мои ежедневные молитвы. Однако берегитесь, дочь моя, не налагайте на себя жертвы, которые превзойдут ваши силы. Слишком быстрые перемены всегда очень болезненны!

– Мы поговорим об этом, сестра моя, – рассеянно перебила урсулинку Кристина. – Мне хотелось бы узнать… – она в замешательстве смолкла и лишь через несколько секунд завершила вопрос: – Как здоровье раненого?

– Вы, без сомнения, говорите об этом добром молодом человеке, – спросила сестра Маглоар, – о мосье Леонсе, который вчера оказал вам такую большую услугу, который защищал вас с таким мужеством и преданностью? Мы надеемся, что волнение и утомление этого жестокого дня не будут иметь пагубного влияния на него. Какое же безумство – обмануть нашу бдительность, бегать по лесу, прежде чем силы воротились и зажила рана! Я видела его сегодня утром; плечо его заживает, и если б он мог успокоить свои тревожные мысли…

– Я очень рада, что мосье Леонс не будет сожалеть о своей преданности мне, – перебила Кристина холодно, – вчерашний день оставил во мне другие угрызения. Я желала услышать…

– Вы, вероятно, говорите о дворянине, который ранил себя по неосторожности охотничьим ножом? – спросил кавалер. – Никто более меня не желает, чтобы барон выздоровел скорее, я имею на это особенные причины, однако должен сознаться, что хирургу его рана кажется опасной.

– О, Бог не допустит, чтобы он умер! – сказала Кристина со вздохом, подняв глаза к небу. Через несколько минут она продолжила:

– Оставьте меня, мои добрые друзья, я скоро приду в гостиную, где у нас еще есть гости… Сестра Маглоар, дочь лесничего, Марион Фаржо, придет сегодня утром в замок; прикажите тотчас привести ее ко мне… Я хочу поговорить с этой девушкой; я думаю, мы с ней теперь будем часто видеться.

Когда сестра Маглоар уже подходила к двери, чтобы выйти, она вдруг остановилась и сказала:

– Ах, графиня радость видеть вас такою заставила меня позабыть одну вещь… Фронтенакский приор хотел поговорить с вами.

У Кристины на лице отразилось нетерпение, но она ответила как можно более кротко:

– Я не могу отказать приору; попросите его прийти, любезная сестра, я его жду!

Моньяк и сестра Маглоар вышли. Они были весьма рады такой благоприятной перемене в девушке, вверенной их попечению. Однако в то время как кавалер хвалил кротость и приличие Кристины, сестра Маглоар, более проницательная, качала головой:

– Подождите, кавалер; мне не нравится такое быстрое выздоровление… Будем опасаться возвращения прежнего… А возвращение болезни иногда бывает опаснее начала…

Через несколько минут приор Бонавантюр входил в гостиную Кристины. Графиня де Баржак, мрачная и унылая, сидела на диване. При виде приора она встала, церемонно ему поклонилась и указала на кресло напротив себя, не говоря ни слова.

Приор сам казался озабоченным и утомленным, после обыкновенных приветствий он сказал серьезным тоном:

– Вы испытали жестокие огорчения в течение прошедшего дня, дочь моя, и вы сами знаете, что стало их причиной… Но я не буду упрекать вас, когда вы, кажется, уже раскаялись в том, в чем были виноваты; я хотел бы помочь вам преодолеть последствия ваших поступков.

Кристина поблагодарила приора за его добрые слова и изъявила желание следовать благоразумным советам, которые ей будут даны. Приор Бонавантюр улыбнулся, и черты его несколько прояснились.

– С большой радостью, дочь моя, слышу я от вас эти слова; до сих пор, надо правду сказать, вы часто были неблагодарны и несправедливы к тем, кого отец ваш выбрал вам в покровители на своем смертном одре. Вы не так понимали их намерения; вы возмущались против законов, которые они хотели предписать вам для вашего же счастья, для вашего же достоинства. Ваше сопротивление было так упорно, что я спрашивал себя, не имеет ли оно какой-нибудь другой причины, кроме вашей отчаянной тяги к независимости. Положение католической общины в этом полупротестантском краю особенно трудно; благоденствие нашего аббатства раздражает здешних властителей. Наши враги преследуют нас, стараясь оболгать как можно гнуснее. Не дошла ли до вас эта клевета, милое дитя? Не это ли причина того, будем откровенны, отвращения, которое вы демонстрируете по отношению к нам?

Кристина ответила, что слухи о фронтенакских монахах не заслуживают внимания, потому что не подкреплены никакими серьезными доказательствами.

– Однако вы их знаете, дочь моя, – с горечью сказал приор, – и я думаю, что они произвели на вас некоторое впечатление. Что же было бы, если б эти презренные слухи основывались на фактах неоспоримых, если б их поддерживали открыто люди могущественные? Не первая ли вы бросили бы камень в ваших благодетелей, проклинали бы родительские попечения, которыми они окружили вашу юность? Следовательно, я должен предупредить вас, дочь моя, об этих опасных обвинениях; не забывайте: что бы ни случилось, фронтенакские аббаты имеют право на ваше уважение и на вашу дружбу.