Ребёнок от босса. Научи меня любить (СИ) - Довлатова Полина

– Если это тебе поможет, то я готов продолжить.

Бросаю на брата скептический взгляд. Мда, пожалуй, двух синяков и разбитой губы с него хватит.

Глава 56

Глава 56

Инна

— Асёнок, не убегай далеко, пожалуйста, чтоб я тебя видела!

— Мамотька, я пока с голки покатаюсь. Мозно?

— Можно. Только аккуратно.

Мы со Снежаной садимся на скамейку рядом с детской площадкой. Радостная Ася визжит, скатываясь вниз, а потом снова взбегает вверх по лестнице на игровой комплекс.

Сегодня прекрасная погода. Нехарактерно тёплая для осени. Парк, по которому мы гуляем, выглядит сейчас особенно красиво, разукрашенный жёлто-красными листьями, ковром рассыпанными по земле.

— И что ты думаешь делать дальше? — выдохнув, подруга поворачивается в мою сторону. — Ну, я имею в виду насчёт предложения Воронцова.

Что я буду делать? Хороший вопрос. Если бы только знала, как на него ответить. Слова Глеба Викторовича, сказанные мне в его квартире, даже спустя несколько дней не выходят из моей головы.

“За гранью, Инна, это если ты шарахнешься в обморок вечером или ночью, а меня не будет рядом, чтобы тебе помочь! Вот что называется за гранью! Постоянно, каждую чёртову минуту каждого чёртова дня думать о том, где ты, как ты, что с тобой! Это, млять, мне психику разрывает! И я никак не могу от этих мыслей избавиться! Абстрагироваться от тебя или задвинуть на задний план! Ты как чёртово наваждение!”

Я слышу его голос настолько отчётливо, словно босс прямо сейчас мне это всё заново повторяет. Кажется, я даже снова чувствую на себе его горячее дыхание, которое в тот момент обжигало моё лицо. Иначе как объяснить, что моя кожа вновь покрывается мурашками? И вибрация. Проклятая вибрация на губах и в животе никак не проходит...

“Ты как чёртово наваждение”. Именно это я и испытываю. То же самое наваждение, о котором говорил сам Воронцов. Ведь и у меня этот мужчина из головы не выходит с тех самых пор как я узнала, что жду от него ребёнка.

Точнее, двоих... двоих детей.

Закрываю глаза и вижу его. Тот момент, в его квартире. Глеб Викторович упирается ладонями в стену возле моей головы. И сердце снова бьётся как сумасшедшее, пробивая грудную клетку иступлёнными ударами.

— Я боюсь, Снежан, — произношу шёпотом, не открывая глаз. Сжимаю лежащие на коленях руки в кулак. С силой впиваюсь ногтями в ладони, пытаясь выбить из своей головы лицо Воронцова, но это бесполезно. Каждый раз, стоит мне сомкнуть веки, я вижу его... слышу его... Порыв тёплого ветра ударяет в лицо и мне кажется, что это его дыхание сейчас меня касается...

— Чего боишься?

— Я боюсь, вернуться к тому, что было у меня раньше, — тяжело сглатываю. — Я не хочу, чтобы меня подавляли. Не хочу, чтобы в моей жизни снова был мужчина, который будет распоряжаться моей жизнью так, словно я вещь. Ты... ты просто не знаешь, что это такое Снежан — отсутствие права выбора...

От воспоминаний о прошлом вмиг становится холодно. Обхватив себя руками, с силой тру плечи, пытаясь согреться.

— Мама, а ты обесяла, сто мы утотек поколмим, — Ася подбегает к скамейке и тянет нас обеих за руки, пытаясь поднять. — Вон там плудик, пойдёмте сколее.

Дойдя до мостика, вытаскиваю из пакета купленый в магазине батон и отламываю Асёнку кусок.

— Отщипывай маленькие кусочки и кидай их в воду.

— А мозно я вниз спусюсь, поблизе к утотькам?

— Только аккуратно, малыш.

Слежу за тем, как Снежанина дочь осторожно подходит к краю пруда и неуклюже закидывает кусок булки, чётко попадая прямо в бедную утку. Опустив голову, усмехаюсь в голос. Смешная. Поверить не могу, что очень скоро я приду в этот парк уже со своими детьми...

Точнее с нашими. С нашими с Воронцовым детьми...

— Ин, — чувствую, как моего плеча касается Снежанина тёплая ладонь. — Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но... ведь не все мужчины одинаковые...

— Я знаю, Снежан. Знаю... Я ведь не совсем сумасшедшая, — горько усмехаюсь. — Но Воронцов... Он давит, понимаешь? Он действует теми же методами, что и... — замолкаю, не желая произносить вслух имя бывшего мужа. — И это пугает меня... Кажется, будто я снова возвращаюсь к тому, от чего сбежала.

— Ин, да, я согласна, Воронцов перегибает палку. Но, если посмотреть на ситуацию отстранённо, то он ведь ни разу за всё это время не сделал тебе ничего плохого. И все направленные в твою сторону действия были только на пользу тебе, — поворачивается в мою сторону, упираясь локтём в бортик моста. — То же самое УЗИ. Да, он, можно сказать, заставил тебя его сделать, но ведь это не просто была его прихоть. Я не думаю, что он поступал так, потому что хотел тебя просто прогнуть. Он волновался. О тебе, о ваших детях. И в итоге вы узнали, что ты, оказывается, носишь сразу двоих малышей. Я не думаю, что его действия продиктованы желанием подчинить тебя. С его стороны это забота. Да, специфическая, своеобразная, в чем-то неправильная, но всё же забота.

Отщипнув кусочек мякиша, кидаю его в пруд и смотрю на то как по воде от него расходится мелкая рябь.

Не прошло и минуты, чтобы я не обдумывала слова Воронцова. “В чём я диктатор, Инна? В том, что пытаюсь защитить тебя и детей? В том, что мне не всё равно? Может, мне надо было наплевать на тебя и твоё состояние? И насрать на то, как бы закончилась твоя беременность? В чём я тиран? Детей я у тебя отбирать не собираюсь. Всё что нужно для тебя и для них я сделаю”.

Я и сама всё чаще думаю о том, что по сути Глеб Викторович в чём-то прав. Прокручиваю в памяти все моменты. Обдумываю их, рассматриваю со стороны, изо всех сил заставляя себя мыслить здраво. Хотя это на самом деле очень сложно.

Вспоминаю, как он держал мои волосы, когда меня выворачивало в унитаз. Как мыл меня в душе, когда было плохо. Как забил мой холодильник продуктами…

Он звонит мне по несколько раз в день, чтобы поинтересоваться как я себя чувствую. Он один… Никто и никогда не интересовался моим самочувствием раньше… до него…

И, если отбросить всю шелуху в виде хмурого лица и приказного тона, ничего из вышеперечисленного нельзя назвать тиранией...

Так же, как и нельзя отрицать тот факт, что мне действительно не безопасно оставаться сейчас одной в квартире...

Всё же человеческие взаимоотношения — это чертовски сложная штука.

Порой между желанием подавить и желанием позаботиться грань слишком тонкая. И распознать два этих чувства бывает очень сложно...

— Инн, самое главное, что ты должна для себя понять — никто не может принудить тебя ни к чему против твоей воли, — придвинувшись ближе, Снежана сжимает мою руку. — Только ты распоряжаешься своей судьбой. И только ты сама за себя решаешь. Но заведомо видеть в каждом мужчине тирана, желающего подавить твою волю — неправильно. Тебе нужно искоренять в себе эту установку. Иначе она тебя погубит. Тем более, что у вас с Воронцовым скоро будут дети. Вам придётся учиться взаимодействовать. И самое главное, принимать решения исходя из того, как в первую очередь будет лучше им.

В кармане вибрирует мобильный. Вытаскиваю телефон, и сердце, спотыкаясь, делает кувырок, когда вижу высветившийся на дисплее номер босса.

— Алло, — произношу несмело и тут же откашливаюсь.

Проклятье. Голос как будто не мой.

— Я подъезжаю к твоему дому. Ты уже готова?

— Я готова да, — сжимаю трубку в холодной ладони, необъяснимо испытывая волнение только лишь от звука его голоса. — Но я не дома. Ко мне Снежана заехала в гости. Мы в парке через дорогу.

Боковым зрением улавливаю вопросительный взгляд подруги, следящей за нашим разговором со стороны.

— Тогда иди к выходу, я туда сейчас подъеду.

— Да… хорошо…

Сбрасываю вызов и тяжело выдыхаю.

— Вы куда-то сегодня собираетесь? — Снежана растерянно смотрит на меня.

Собираемся… Боже, от мысли о том, куда Воронцов собирается меня отвезти, мурашки на моём теле начинают танцевать ламбаду. Ведь сегодня суббота… и мама Глеба Викторовича ждёт нас у себя в гостях.