Поцелуй Зимы - Надя Хедвиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты?
Мама постучала по наручным часам на потертом ремешке, которые не снимала даже на ночь.
– Мы с Барсиком давно поужинали.
Я покосилась на развалившегося в углу Наума. Барсик. Ну-ну.
Вдруг раздался звонок. Почти сразу за ним кто-то стукнул в дверь. Насколько я знаю Антона, стучать кулаком в дверь он не станет.
– Ой, – прошептала мама. – Это участковый? Не открывай – проверь сначала, кто.
– Угу.
Завернувшись поглубже в халат, я подошла к двери и заглянула в глазок – сплошная чернота, будто кто-то накрыл его ладонью.
Дверь дрогнула от нового удара, и струйка холода пролилась по позвоночнику. Кто бы это ни был, он явно пришел не с добрыми намерениями.
Быстрая мысль пронеслась в голове: Никто не смеет грозить Зиме. Не дав себе подумать, откуда она, я дернула дверь на себя и на мгновение лишилась дара речи.
На пороге стоял Антон. В полумраке ночного коридора он походил на дух мести из ужастиков. Фигуру окутывала черная кожа – штаны и куртка, – на ногах вместо потрепанных кед сидели высоко зашнурованные берцы. От него исходил кисловатый запах алкоголя. Антон уперся кулаком в косяк – куртка задралась, открывая белую полоску тела над армейским ремнем, – и смотрел куда-то мне за спину.
Я настолько удивилась, что озвучила первое, что пришло в голову:
– Тебе не жарко?
Антон хрипло расхохотался, и смех его зловеще прокатился в тишине коридора.
– Снова с голосом, ты смотри. – Он оглядел меня с ног до головы и насмешливо добавил: – Розовый зайчик.
– Петр Сергеевич… – позвала мама из кухни.
– Он самый. Ну что, поехали кошку оживлять?
В глубине квартиры надрывно мявкнул Наум. Я заслонила собой дверной проем.
– Ты, что, опять пьян?
– Так точно.
– Я с тобой никуда не поеду, – отрезала я.
– Петр Сергеевич. – Голос мамы прозвучал уже ближе. – Вы нашли Верины вещи?
– Так точно, – развязно повторил Антон. – Завтра поедем забирать. Сейчас нужно кое-какие бумаги заполнить. Опись вещей сделать.
Какая еще опись?
Но мама, видно, полностью удовлетворилась его ответом. Даже предложила чай.
– С удо… удовольствием, – неразборчиво отозвался Антон. – Благодарю.
Кивнув, мама вернулась на кухню.
– Так и будем стоять? – перекатываясь с пятки на носок, спросил он.
Я закуталась поглубже в халат. Может, развернуть его? А если он за рулем? Нельзя его отпускать в таком виде. Но я же ему не нянька.
Пока я размышляла, Антон молча отодвинул меня в сторону и зашагал вдоль темной прихожей в мою комнату. Там он уселся на крутящийся стул, явно для него слишком низкий, и крутанулся, оттолкнувшись ногой. Глянул в ночь за окном и поводил рукой по столу.
– Все мамы молодых девушек ужасно утомительны, – сказал он. – Я как-то общался с одной. Знаю, о чем говорю. Тогда я, правда, не успел. А сейчас, видишь, приехал. И ты тут. И тоже была у Дарины… Одна! – Он зачем-то погрозил мне пальцем. – После нее, чтоб ты знала, с девушками ничего хорошего не случается. И тряпки ее никому еще не помогли. Но ты же ничего от нее не взяла? Только воду?
Я чуть не сказала «Где ты раньше был?», но осеклась. Выброшу ленту завтра. А он пока может преспокойно катиться в свою…
– Хочешь сбагрить меня. – Антон продолжал крутиться. – А я, может, не уйду. Я, может, думал, что ты будешь, как Хельга. Нет, калечить ты так же горазда…
Я с беспокойством покосилась на его руку, покоящуюся на колене.
– Ты можешь ей двигать?
– Да что ей будет. – Он махнул здоровой рукой куда-то в центр комнаты. – Заживет.
– А как Ваня?
Ладонь его снова принялась слепо искать что-то на столе, но наткнулась только на пару учебников в дальнем конце. Взгляд провалился в пустоту. Если бы я не знала Антона, решила бы, что именно так люди сходят с ума. Сначала выключается взгляд, потом никнут плечи, и человек становится безличной оболочкой. Глубоко в нем поселяется страх. Страх и страдание.
– Эй. – Я не нашла ничего лучше, кроме как подойти к нему, предусмотрительно оставив бутылек на тумбочке. – Я знаю, как оживить его.
Антон не ответил, продолжая бесцельно водить ладонью по столу.
– Петр Сергеевич, Вера, – позвала мама из кухни. – Чай готов.
– Антон?
– Ну и как же? – медленно произнес он, не поднимая головы.
– Обратиться к Весне. Она всегда побеждает зимний холод. Значит, может пробудить…
Я запнулась, когда Антон, продолжая невидяще пялиться куда-то впереди себя, засмеялся. Смеялся он глухо и неестественно, и я снова спросила себя, не так ли люди сходят с ума.
– Ну-ну. И кто должен пожертвовать своим целомудрием ради моего братца?
– Эм…
Антон вдруг схватил меня за руку и прижал ладонью к груди, как раз там, где был вырез футболки. Я почувствовала редкие волоски на горячей коже. В лицо дохнуло алкоголем.
– Ты должна это сделать, – зашептал он, все так же не глядя на меня. – Хельга всегда делала, и я был с ней. Я был ей верен. Но ее нет, и некому… Юля такого не умеет. Фрося и подавно.
У меня всплыло в памяти, как Леша тем же жестом прижимал руку Юли к груди. Только он смотрел на нее, как пес на хозяйку, а Антон отвернулся, скрывая лицо в тени.
– Чай готов, – сказала мама с порога. Она куталась в свой халат и переступала с ноги на ногу. – Ой, что это вы делаете?
– Ничего, – быстро ответила я.
– Петр Сергеевич…
– Мам, оставь нас, пожалуйста, на две минуты.
Я закрыла дверь. Когда-то мама запрещала мне закрывать дверь у нее перед носом, считая это высшей формой неуважения. Сейчас, надеюсь, переживет.
Я обернулась к Антону.
– Расскажи мне.
Он замотал головой.
– Что я должна для тебя сделать? – настойчиво повторила я.
Антон снова повернулся к окну. Он смотрел куда угодно: вверх, в сторону, только не на меня.
– Что для тебя делала Хельга?
Я попыталась заглянуть ему в глаза, но Антон продолжал отворачиваться.
– Скажи мне. Я сделаю, как ты хочешь.
Недоверчивый голосок в голове пропищал: «Правда?», но я отмахнулась от него.
– Она замораживала мою боль, – не поворачиваясь, сказал Антон.
– А что у тебя болит?
– Душа.
У меня мурашки поползли по телу.
– Она замораживала твою душу? – как можно спокойнее уточнила я.
– Типа того.
– А это не… Не то, что я сделала с Ваней?
Антон провел рукой по бритой голове, потом по лицу, словно смахивая паутину.
– Не боись, – мрачно усмехнулся он. – От этого не помру.
– Вера! – с негодованием воскликнула мама. – Поздно
