Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work) - Ирвин Уэлш

От этого пропадает гадкая белесая кожа, от этого хочется покупать пестрые шмотки, а не ходить все время в черном. И тогда в Хоике мы произведем настоящий фурор!

– Как? От этого что, у Миднайта заживет нога? Или мы станем выше прыгать?

– Это для фотографов, дурочка! Придется постараться, я слыхала, там телевидение будет. Смотрела «Кантри Персьютс» по Эс-Тэ-Вэ?

Дальше по плану кафе в спорткомплексе. Вспоминаю мерзкого Клепто, милого чудика Джейсона, своего уебищного папашу и несчастного Амброза. Похоже, это мой крест – отбиваться от уродов, которых Лара неизбежно собирает вокруг себя.

Дома первым делом захожу в стойло к Миднайгу. Отец в компании Инди не заставляет себя долго ждать; он уже тут как тут и снова затягивает любимую песню:

– Ты зациклилась на Миднайте! Опыта ему не занимать, тут я не спорю. Однако тебе нужна лошадь покрепче, а не этот раскормленный бурдюк, если, конечно, хочешь состязаться с остальными на равных. Ну, вот же продается хорошо обученная шестилетка. Может, тебе понравится? Мерин, ноу него бойцовский дух жеребца. Хозяева уже пожалели, что его кастрировали, хорошо бы, теперь говорят, потомство получить. Настоящий Ольденбург! Все-таки немецкая лошадь есть немецкая лошадь. Чистокровка. Такие на дороге не валяются.

Инди топает на конюшню к своему пони Клиффорду. Отец подходит к ограде, раскачивает ее. Бедняга Амброз плетется следом. Собачья морда перетянута пластырем.

– Да, досталось ему. – Я иду за ними.

– Двадцать три шва. На вид ужасно, но на самом деле серьезных ран нет. Он ведь на три четверти стаффордшир! Должен был дать серьезный отпор.

Хозяин смотрит на собаку с гневом и презрением. А у меня перед глазами стоит Монти со своим псом-убийцей.

– Интересно, чего это собаки ему прямо в морду вцепились? На теле нигде ни царапины.

– Да… Вот такие они, собаки…

– Особенно если их этому обучали, да?

Он всматривается в мои глаза и, пожав плечами, изрекает:

– Ты бы в стойле убрала. Воняет.

– Там работы невпроворот. – Приходится объяснять и защищаться. – И пони, и остальные… Я одна зашиваюсь!

– У этой задачи есть решение, – говорит отец.

Ну, сейчас опять заведет шарманку о том, что Миднайта надо поставить рядом с Алым Шутом на конюшню к Ля Рю. Вот тупица, хоть кол на голове теши, сто раз говорила: не будет этого!

– Знаю я твое решение, – фыркаю в ответ.

– Я согласен насчет стойла. – Он поднимает ладони – сдается! -Думаю, нам нужен помощник. Трудновато сейчас с кадрами. – Он улыбается, и я выжимаю улыбку в ответ. – Но у меня есть кое-кто на примете. – И отец подмигивает.

– Заметано. – Мой ответ звучит спокойно. До меня доходит, что я только что заключила с ним соглашение: я ни слова больше не говорю о ранах Амброза, а он платит кому-то, чтобы лопатить дерьмо в стойле. Господи, я такая же тварь, как и он.

Даже хуже.

11. «Ист-порт»

Вот, бля. А назавтра уже сижу с Олли Мейсоном в «Ист-порте», в Данфермлине. Он приволок мои шмотки в наглухо застегнутой сумке, сидит и извиняется, и нет конца его извинениям:

– Прости, Джейсон. Ты пойми, все из-за жены. Ей не понять моей тоски, а мне просто необходимо это… мн-эээ… символическое единение с дочерью. Джун – замечательная женщина, но такая упертая!.. Вот мы с тобой можем по-иному смотреть на вещи, а она – нет.

Знает, пиздюк, как мне яйца облизать; в этом умении ему не откажешь. Иная гейша всю жизнь на обучение потратит, но с Олли и близко не сравнится. Ну, просто автор трактата «Все, чему вас не научат в бизнес-колледже». Нашел, однако, мой клитор и долбит в точку:

– Что ж, свободомыслие – в традициях славного Файфа; горжусь, еб те.

Олли кивает, и в этом жесте – словно тайный знак взаимопонимания всех ученых мужей мира.

– Даже не представляешь, как ты мне вчера помог. – Он поднимает кружку темного на тост, я повторяю ответным движением. – Считай, что запрет аннулирован. Я был в комитете, они согласны, что мы приняли поспешное решение, и результат игры с Моссмэном остается в силе. Теперь Джейсону Кингу предстоит сыграть с Дереком Кларком из Перта в следующем туре кубка! Твое здоровье!

– Твое! Всегда рад помочь, Олли. Но идти через весь город в женской одежде, как полный опездал!..

Смотрю, брови у этого засранца собрались в кучу; хмурься, хмурься.

– Мн-эээ… Ну, прости, пожалуйста.

Очень нехуевый «Гиннесс». Слизываю «кремовую пену» с верхней губы.

– Да ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Меня одна знакомая подобрала и подвезла. Милая девочка, никаких дурацких вопросов; «гот», как и все они сейчас. Но не из тех, что по кабакам ошибаются, – поспешно добавляю.

– Вот и славненько, вот и славненько. Слушай, Джейсон, а ты не хочешь мне снова помочь? – И смотрит так умоляюще. – Вчера… это было словно очищение души. Если еше раз-другой… так же сильно… я бы избавился от всего наболевшего…

– Ну, Олли…

– Поверь, ты не пожалеешь, – перебивает меня старый пердун. – Пятьдесят фунтов лишними не бывают.

Да, есть над чем задуматься. А ведь это тема, как ни крути.

– Заметано. Но если будешь тискать, то готовь стольник, – говорю. – Без обид, но как-то не катит, бля, когда рядом мужик кончает, а юбок, кроме моей, в комнате ни хуя.

Олли смотрит грустными-прегрустными глазами, словно я скинул ореол священнодействия с этого предприятия, и остались лишь товарно-денежные отношения. Вот те, бля, бабушка, и Карлов Маркс. Впрочем, педрилло ломается недолго:

– Договорились. Только тогда я запишу все на видео. Смею заверить, исключительно для собственного… гм… излечения. Даю слово.

Опять призадумываюсь… А, была не была!

– Лады.

Олли-гатор не особо-то похож на извращенца, не станет он такую запись никому показывать.

– Джун сегодня в Эдинбурге, у нее поход по магазинам, – сообщает он мне шепотком.

Добив пиво, отправляемся к нему домой. Эх, чего не сделаешь за любовь к самой настольной на свете игре! Но уж если вышел на панель да раздвинул ягодицы, то только под сладкую музыку звонкой монеты. А че, бля? На том зиждется профсоюзное движение!

Олли устанавливает камеру на треногу, и понеслась. Ха, а у меня уже гораздо лучше с косметикой получается. Олли действует как заправский режиссер, и мне придется отработать каждый фунт.

Вот пиздюченыш, сунул мне в руки книжки всякие – «Маленькие женщины» там, «Джейн Эйр»; смотри, говорит, вдаль мечтательным взором, как будто прочитал, оно зацепило, а ты теперь обдумываешь.

И вдруг – хуяк! – я уже сижу у него на коленях, читаю ему вслух. Да, бля, сомнений нет: именно так малышка Кэтлин в детстве получала образование. У меня аж ебальник раскрылся, когда он говорит, мол, как ты восхитительно невинна. Это мне-то! Ну, смотрю, точно на мою жопу нацелился, опездал комнатный.

Слышу, дыхание у Олли участилось; щас будет в любви признаваться, как пидору и положено. Бедняга Кэтлин, придется изрядно почистить твое платьице.

Фуф, наконец, переодеваюсь. Спускаюсь к этому мудоблядину, а он уже ждет с речью:

– Джейсон, ты почти полностью помог мне справиться с горем. Я пересек бурливые волны океана скорби, и уже брезжит на горизонте светлая гавань спокойствия. Мнээ… что ты скажешь насчет еще одного сеанса?

– Может, пока хватит, Олли? Только не обижайся, я понимаю, что со своим горем каждый справляется по-своему. Но ты уж до этой гавани сам как-нибудь доберись, ладно? – отвечаю этому гондону.

Вроде до него доходит, потому как кивает. А вот уже отслюнявил купюры и дает мне.

– Что ж, спасибо. Если передумаешь, то знаешь, где меня найти, – говорит и провожает меня к выходу.

Меня просто колбасит от счастья, когда, пройдя по садовой дорожке и сделав ему ручкой, я похлопываю по карману с баблом. Заебись, бля!

Остаюсь в Данфермлине, мы с Крейви собирались затусить. Думаем сходить в больницу королевы Маргарет, повидать его мамашку. Только я собрался прошвырнуться по центру, как смотрю – у газетного киоска стоит Монти с парочкой своих шестерок. Это те самые, что отпиздили меня с Шеки в тот раз. Разворачиваю оглобли; к счастью, это мудачье как раз доеба-лосьдо каких-то педиков, меня просто не заметили. Пронесло!

Думаю, не навестить ли мне и свою старушенцию в отеле. Нет, пожалуй. Там этот мелкий пиздюченыш Арни Спермомет, еще выебываться будет. Да и вообще, сейчас уже Крейви подъехать должен. Пока я бродил по центру, стемнело; стало как у негра в жопе. Выбираюсь из центра на главную. Здание муниципалитета нависает над улицей, словно сказочный замок, утыканный башнями. Спускаюсь по дороге прямо к «Тэппи Туриз». Эту пивнушку знают все, и нетолько в Файфе. Ею некогда заправлял великий Стюарт Адамсон, ныне покойный, который играл в «Биг Кантри» и «Скидз».

Только я устроился с кружечкой «Гиннесса», слышу – за окном взревел двигатель мотика, и входит Крейви. Выставляю ему кружку светлого.

– Что в сумке-то? – спрашивает.