Гвардейцы стояли насмерть - Александр Родимцев

Январской студеной ночью приятно было слушать не мелодии голосистых губных гармошек или выкрики: "Рус, сдавайся, не то буль-буль Вольга", а лязг и звон кирок и лопаток о мерзлую землю вновь окапывавшихся в чистом поле гитлеровцев или приглушенное предложение: "Рус, дай булька, хлеб, возьми автомат!".

* * *

Успешное продвижение нашей дивизии вперед на направлении главного удара было, конечно, результатом не только высокого боевого мастерства, но и беспримерного личного мужества гвардейцев, глубокого осознания ими своего патриотического и интернационального долга.

В эти суровые дни Сталинградской битвы солдатская дружба крепла и закалялась, и не было таких сил, которые могли бы разрушить ее. Только смерть, одинаково безжалостная и к друзьям, и к недругам, разлучала товарищей. Но дружба, рожденная на фронте, боролась и со смертью.

...Гвардии красноармеец комсомолец Петя Ворончук был первым номером пулеметного расчета. Ему девятнадцать лет. Гвардии красноармеец Федор Морозов - второй номер этого же расчета, ему было сорок четыре года. Первый белорус, второй - русский.

Федор Захарович Морозов - бывалый солдат. Он воевал еще в первую мировую войну и хорошо знал, что такое исправная солдатская служба. Любил Федор Захарович чистоту и порядок, любил все делать так, как положено: с толком, добротно, надежно.

Петя Ворончук еще молод, и в его голове порой погуливал ветерок, за что Федор Захарович часто журил его:

- Ты, сынок, хороший пулеметчик, грамотный, за меткую стрельбу несколько благодарностей от командира роты получил. Все это верно. Но вот ты сегодня пообедал, а котелка не помыл. Куда же это годится? Это, браток, не по-солдатски.

Не по душе было Пете замечание старшего. И могло показаться, что Ворончук и Морозов всегда в ссоре, всегда друг другом недовольны. Но так только казалось.

Ночью противник начал обстреливать наши позиции.

- Наверное, в контратаку пойдет, - сказал Федор Захарович.

Пулеметчики изготовились, напряженно всматриваясь в темноту, разрываемую вспышками. Внезапно вблизи грохнул тяжелый снаряд. Глыба земли обрушилась на Морозова, сбила с ног, засыпала. И в ту же минуту совсем рядом послышалась немецкая речь, в темноте показались силуэты вражеских солдат.

Оставшись у пулемета один, оглушенный взрывом, красноармеец Ворончук открыл огонь. Он видел, как под его пулями падали враги. Меняя диски, Петя тревожно звал: "Батя, батя!" Но Морозов молчал. Стиснув зубы, Петя продолжал стрелять.

Гитлеровцы не прошли. Оставив перед нашими позициями десятки трупов, они отступили. Стрельба стихла, Ворончук бросился к Морозову, откопал его, на руках бережно перенес в землянку и уложил на солому. Морозов не подавал никаких признаков жизни. Ворончук приложил ухо к его груди: сердце билось! Не помня себя от радости, Ворончук побежал за фельдшером.

Все обошлось благополучно, К утру Федор Захарович пришел в себя. Первое, что он увидел, была склоненная над ним голова Пети.

Фельдшер сообщил Морозову, что если бы не Ворончук, то через несколько минут он задохнулся бы под землей.

Морозов был сильно контужен, но в медсанбат уйти наотрез отказался. А пока он поправлялся от контузии, Ворончук все делал за двоих, не давая ему даже пальцем шевельнуть.

* * *

...Наша пехота с ходу вступила в бой, выбила гитлеровцев из первой траншеи и, пройдя вперед, залегла перед второй. Санинструктор узбек Батырбеков, ползая по жесткому снегу, перевязывал раненых. Трудно было ему, южанину, переносить суровую стужу, но он держался стойко, забывая об усталости, не думая об опасности.

Санитарный пункт, однако, так и не был организован, в начале боя из строя вышли военфельдшер, три санитара и ездовой.

Батырбеков наткнулся на пустовавший блиндаж, забитый снегом. Он выскреб из него снег доской, поправил сломанную печку, растопил ее и пошел за ранеными.

Под огнем он перетаскивал их по одному в блиндаж. Когда он тащил последнего, тот проговорил:

- Ручной пулемет остался... Пусти за пулеметом, санитар.

Устроив раненого на полу блиндажа и поправив повязку, Батырбеков сам отправился за пулеметом. На обратном пути его накрыла мина.

Очнулся санинструктор в блиндаже.

- Жив, браток? - услышал он, как только открыл глаза и застонал от острой боли в кистях рук.

Ему поочередно оттирал их шерстяным подшлемником раненый в ногу боец.

- А ну, пошевели пальцами.

Батырбеков несколько раз сжал кулаки: пальцы покалывало будто иголками.

- Что случилось со мной? - спросил санинструктор.

- Оглушило тебя, - ответил боец. - Ты только вышел, слышим, бабахнуло. Ну, говорим меж собой, нам жизни спас, а сам, может, погиб. Вот меня-то и командировали за тобой. Они-то все тяжелые, - кивнул он в сторону своих товарищей по несчастью. - Я взял карабин вместо костыля и доковылял до тебя...

- А обратно как? - спросил, благодарно улыбаясь, Батырбеков. - Ползком? Вместе со мной?

- Конечно, ползком. По-пластунски. Снайпер стал постреливать...

Это обычный эпизод из жизни обычного фронтового труженика с очень скромной специальностью военного санитара, но как много он говорит о стойкости, мужестве и дружбе советских солдат.

* * *

В период нашего общего наступления, когда бушевали метели, трещали лютые морозы и еще более злые фашистские пулеметы, многие бойцы и командиры, охваченные мощным порывом движения вперед, проявили себя настоящими героями. Их имена достойны вечной славы.

В один из этих дней несколько небольших штурмовых групп панихинского полка под общим руководством лейтенанта Николая Васильева - старшего адъютанта третьего батальона, ворвались в траншеи противника юго-западнее Мамаева кургана. Завязался ожесточенный бой, в результате которого бойцы закрепились в траншеях. Но связь с батальоном была потеряна. Гвардейцы во главе с отважным лейтенантом оказались в окружении.

Командование батальона и полка несколько раз в течение дня предпринимало попытки установить с ними связь, но каждый раз безуспешно. Как выяснилось впоследствии, в это время силы противника на участке, где сражалась группа Васильева, значительно пополнились за счет гитлеровцев, отступавших от Городища и Александровки к городу под нажимом войск 21-й армии.

Только ночью гвардейцы прорвались к своим окруженным товарищам. К тому времени лейтенант Васильев и значительная часть бойцов уже погибли. Командование принял на себя заместитель командира третьего батальона лейтенант Солоджа. Под его руководством оставшиеся в живых гвардейцы, а также гвардейцы, пришедшие на выручку, отбили все атаки врага. На следующий день была установлена прочная связь с батальоном. Ни Васильев, ни Солоджа, никто из павших и оставшихся в живых бойцов и командиров не предполагали, что это ничем не примечательное место навсегда войдет в историю битвы на Волге.