Земля без людей - Джордж Стюарт

Как и Эм, Джордж, очевидно, рассматривал имевшее место явление как не входящее в область его компетенции. Дайте ему в руки подтекающий кран или засоренный туалет, и он будет счастлив копаться там, пока не приведет все в должный порядок. Но Джордж далеко не механик и уж тем более не инженер. И как это всегда случалось, право лидерства должен был взять на себя Иш.

— Откуда течет вся эта вода? — приходя в легкое возбуждение, спросил он. Вопрос повис в воздухе. Это уже становилось забавным. Они прожили здесь двадцать один год, двадцать один год пользовались исправно текущей в дома водой, и ни у кого не возникло даже намека на желание узнать, откуда течет эта самая вода. Вода была даром прошлого, такой же доступной, как воздух, как фасоль в консервных банках, как бутылки с кетчупом, достающиеся без всяких хлопот, забот и усилий, стоит лишь зайти в магазин и легким движением руки снять с полки то, что в данный момент тебе приглянулось. Вообще-то у Иша порой мелькали довольно смутные соображения, и он лениво думал, сколько еще может продолжать течь вода и что им нужно сделать для создания ее запасов. Но дальше досужих размышлений дело не пошло. Вода, которая исправно, вот уже много лет, подается в их дома, может с таким же успехом продолжать исправно течь по трубам еще много лет, и потому трудно заставить себя что-то делать, если начисто отсутствуют внешние раздражители активных действий. За все эти годы — если, конечно, не считать сегодня — был всего лишь один такой день, когда он на полном основании должен был заявить: «Сегодня я просто обязан позаботиться о запасах воды». Ну а сейчас переводил Иш взгляд с Джорджа на Эзру и напрасно ждал ответа. Джордж просто стоял, опустив глаза и неловко переминаясь с ноги на ногу. Эзра слегка подмигивал, давая понять, что это не его «отдел». Кто-кто, а Эзра знал людей. Во всяком случае, насмотрелся на них в своей винной лавке и мог сразу определить, кто к какой бутылке потянется. Но когда дело касалось идей и действий, Иш мог дать фору Эзре. Затянувшаяся пауза красноречиво подсказывала Ишу, что ответа он сегодня не дождется.

— Вода должна поступать из водопроводной системы старого города, — сказал он. — Я имею в виду, должна была поступать. Старые трубы оттуда идут. Но, пожалуй, для начала стоит сходить к резервуару и посмотреть, есть ли там вода.

— Вот и хорошо, — заторопился Эзра, как всегда согласный на все. — А еще можно спросить, что думают об этом мальчики.

— Нет, — сказал Иш. — Они ничего в этом не понимают. Мальчиков можно спрашивать об охоте и рыбалке, но об этом спрашивать их бесполезно.

Они вышли на улицу и стали собирать собак, чтобы запрячь их в тележки. До резервуара было не больше мили, но после того, как Иша покалечила пума, он стал неважно двигаться, да и у Джорджа от старости почти не гнулись ноги. Собрать собак вместе и приготовить все как надо — на это уходило время. В такие моменты Иш всегда жалел, что умение запрягать лошадей стало давно забытым искусством. Диких лошадей в ближайших окрестностях не осталось ни одной, но он был уверен, что они водились в избытке на востоке, в долине Сан-Хоакина. Но беда заключалась в том, что трое мужчин были в прошлом городскими, больше понимающими в автомобилях жителями и никто из них по-настоящему не знал, как ухаживать, разводить и запрягать лошадей, поэтому они даже не пытались их разыскивать. Да и собаки во многих отношениях казались даже удобнее, так как не требовали ухода и кормить их можно было мясными обрезками (все, что касалось говядины, было самой легкоразрешимой проблемой Племени). А держать лошадей означало следить, хороши ли у них пастбища, да еще постоянно оберегать от волков и пум. И когда исправный автомобиль стал большой редкостью, собачьи упряжки превратились в простейшее транспортное средство, полностью удовлетворяющее их скромные потребности в передвижении; и Джордж был счастлив, когда сколотил маленькие тележки, и теперь постоянно находил себе занятие, приводя их в должный порядок. Потребовались годы, чтобы Иш наконец мог отделаться от ощущения, что в тележке, запряженной четырьмя собаками, становится участником балаганного маскарада ряженых, представляя собой в высшей степени нелепое и жалкое зрелище. А вот другие не испытывали подобных чувств, и в конце концов он смирился и стал принимать собак и тележки как должное. Ну а кроме того, считалось естественным, что собака тащит нарты. Так почему не тележки? Они оставили упряжки у подножия последнего холма и, продираясь сквозь заросли черносмородиновых кустов на некогда гладкой и ровной дороге, одолели заключительный подъем. А потом молча стояли на краю резервуара и смотрели в его глубокий, пустой зев. В двух-трех самых низких местах еще плескалась тонкая пленка воды, но сливная труба обнажилась, застыв в воздухе чужеродным телом. Они долго просто стояли и смотрели вниз, пока первым не заговорил Эзра.

— Вот такие дела, — сказал он.

И тогда они немного поговорили о том, что можно сделать с резервуаром, но делали это без особого интереса, скорее по инерции. Сезон дождей уже переступил половину отмеченного ему природой срока, и в то, что дождевая вода снова сможет наполнить резервуар, никому не верилось. Они спустились вниз, проверили упряжки и поехали домой. А на подъезде к Сан-Лупо их собаки начали лаять, и их лай подхватили оставшиеся дома. Услышать новости люди собрались возле дома Иша. Когда новости были объявлены, у взрослых сделались мрачные лица — настолько мрачные, что настроение взрослых передалось беззаботным детям, и даже маленький мальчик — настолько маленький, что вряд ли мог понять хоть слово из сказанного, — вдруг неожиданно и горько разрыдался. Из общего маловразумительного бормотания взрослых вскоре сделалось понятным, что никто не боится жажды как таковой, но женщины были чрезвычайно обеспокоены проблемой туалетов. Причем их расстраивал не данный конкретный день, а перспектива, что удобства уже никогда не будут удобствами. С потерей туалетов, казалось, вся жизнь сделала еще один шаг назад. Только одна Морин отнеслась к ситуации с истинно философским глубокомыслием.

— Свои первые восемнадцать лет я прожила на старой ферме в Южной Дакоте, — говорила она. — И все восемнадцать лет я бегала на улицу в любую погоду и никогда не видела унитаза, разве в те субботние дни, когда мы ездили в город. И эта штука мне очень нравилась, когда папаша затолкал нас всех в старый «Шевви» и довез до Калифорнии. Но я чувствовала — такое не будет навсегда и я закончу свою жизнь, как и начинала, бегая на двор в любую погоду. Унитазы — хорошая вещь, но все в этом мире имеет свой конец, и потому я скажу: «Хвала доброму Богу, что здесь не бывает таких холодов, как в Южной Дакоте».

Когда страдания по поводу удобств понемногу приобрели менее острый характер, люди постарше стали думать о питьевой воде. Будучи истинными горожанами, они и проблему эту стали рассматривать с точки зрения истинных горожан, а именно: в каких магазинах и на каких складах могли сохраниться запасы бутылок с чистой питьевой водой. Но вскоре, к удивлению своему, обнаружили, что даже в преддверии надвигающегося сухого сезона не будет недостатка в воде. Несмотря на жаркое, без дождей лето, их местность была далеко не безводной пустыней, и маленькие бегущие по оврагам ручьи, которых человек порой просто не замечал и не придавал серьезного значения, тем не менее давали воду скоту и прочей населявшей этот район живности. Вот в этом как раз проявились различия между первым и последующими поколениями — между отцами и детьми. Географ Иш не мог сказать без карты, где находятся ключи или протекают полноводные ручьи, хотя еще помнил расположение улиц и места их пересечения. А молодежь, наоборот, могла без долгих раздумий сказать, где и в какое время года можно разыскать ручей, где образовались пруды или били ключи. Они не могли определить расположение этих источников по отношению к улицам, но могли в общих чертах описать нужную местность и добраться туда без сомнений и колебаний кратчайшим путем. Иш внезапно открыл для себя, что его; оказывается, учат собственные дети. А двенадцатилетний Уолт солидно успокаивал собравшихся, что вода есть даже в маленьком овражке под самой Сан-Лупо. Оцепенение, вызванное первым испугом, прошло, сменившись возбуждением лихорадочной деятельности. Снабженную двадцатилитровыми канистрами молодежь отправили на собачьих упряжках к ближайшему ключу, а люди постарше энергично принялись копать выгребные ямы для будущих уличных удобств. Единодушный порыв продолжался в течение нескольких часов. Правда, монотонное перекидывание земли не являлось привычным для населения Сан-Лупо времяпрепровождением, вот почему уже к полудню все отчетливей стал слышен повсеместный ропот и жалобы на мозоли и усталость. А когда все разошлись на ленч, Иш, к изумлению своему, понял, что никто не собирается возвращаться к брошенной работе. Удивительно, но оказывается, сколько важных дел можно было запланировать на остаток дня: и рыбалка, и примерное наказание обнаглевшего быка, не говоря уже о крайней необходимости настрелять перепелов к ужину. А кроме всего прочего, вернулась из похода исполненная горячего энтузиазма молодежь, доставившая запасы воды для кухонной стряпни и питья. Разница между, пускай маленьким, запасом воды и полным ее отсутствием возымела громадное психологическое воздействие на умы непосредственных исполнителей задуманного. Наполненная двадцатью литрами воды и водруженная на кухонный стол канистра сразу же и бесповоротно сняла все видимое напряжение в обществе. После ленча Иш снова расслабленно устроился с сигаретой в кресле. Идти и копаться в земле одному он не собирался. Если верить книгам, такой благородный порыв мог вдохновить и зажечь массы на новые трудовые подвиги. Практика доказывала обратное, а он не хотел выглядеть смешным. Пришел маленький Джои, нервно помялся, потом постоял на левой ноге, болтая в воздухе правой, потом сменил позицию и болтал уже левой.