Чужая Невеста (СИ) - Драч Маша

Я вернулась на работу. Катя наградила тревоженным взглядом, но сейчас я не была готова обсуждать всё то, что мне сегодня открылось. С наступлением вечера возвращаться домой оказалось непривычно страшно и тревожно. Я не смогу утаить такую правду. Нам придется с Борей поговорить. Но что сказать, если вердикт и так уже известен? Я всей душой, всем сердцем хотела, чтобы он позволил оставить ребенка. Но я запрещала себе впадать в иллюзии.

Переступив порог дома, я кожей почувствовала присутствие Бориса. Хотя никаких внешних признаков не было заметно. Меня встретила Лариса. Она приветливо улыбнулась и заявила:

— Борис Аристархович просил передать, чтобы вы поднялись к нему в кабинет, как только приедете.

— Хорошо, — я кивнула Ларисе.

В мыслях тенью скользнула догадка, что Бабай и так обо всём уже знает. Расправив плечи, я крепко стиснула ручки сумочки, в которой хранились сведения о нашем ребенке. Поднимаясь по лестнице, я старалась казаться спокойной. Но осознание, что у крошечной жизни внутри меня нет ни единого шанса на будущее, крошило всякую маску напускного спокойствия.

Открыв дверь кабинета, я тихо вошла внутрь. Борис сидел. Подняв голову, он встретил меня неподвижным острым взглядом. В нем отчетливо читался приговор. Для меня. Для жизни под моим сердцем. Я смотрела в бездушные глаза Реальности.

Глава 38

— Что сказал доктор? — прямо спросил Борис, как всегда, не собираясь ходить вокруг да около.

— Пятая неделя, — совсем тихо ответила я.

Пальцы крепко сомкнулись на ручках сумочки. В ушах угрожающе зашумела кровь. Я всё прекрасно понимала. И не могла никого ни в чем винить. Мы с Борисом делали всё от нас зависящее. Но эта точка. Этот крошечный сгусток новой жизни упрямо преодолел все барьеры. Кажется, он уже на клеточном уровне вобрал в себя непоколебимое упрямство Бабая.

— Вот, — я достала из сумки документ и подойдя к письменному столу, вручила Борису.

В коленях резко возникла неприятная дрожь. Я медленно опустилась на стул, чувствуя, что из-за сумасшедшего волнения сильно свело желудок.

Боря взял документ и чуть нахмурившись, принялся его изучать. Иррациональная надежда, что была не больше, чем рисовое зёрнышко, продолжала атаковать меня. Вдруг передумает. Вдруг защитит нас.

Бабай внимательно посмотрел на снимок, на лбу собрались глубокие морщинки. Кажется, что я на несколько секунд разучилась дышать. Атмосфера в кабинете оказалась слишком тяжелой и колючей.

— Ты ведь понимаешь, что у нас нет другого выхода? — Борис отложил бумажку и поднял взгляд на меня.

— Понимаю, — всё так же тихо ответила я и втянула побольше воздуха. Тёмный пол кабинета вдруг резко поплыл у меня перед глазами из-за подступивших слёз.

— Я всё устрою. Завтра же пройдешь процедуру, — жесткая решительность в басистом голосе Бориса сейчас резала слух особенно больно.

— Неужели… Неужели иначе никак нельзя? — немного помолчав, всё же спросила я, с усилием проглатывая ком в горле.

— Нельзя, — Борис встал из-за стола и подошел к окну. Руки, как всегда, были сомкнуты за спиной.

— А что будет потом? — задала я следующий вопрос и снова опустила взгляд в пол.

— Когда всё станет тихо, ты сможешь свободно выбрать свой жизненный путь. Я удерживать тебя не стану, — голос Бориса внезапно прозвучал как-то безжизненно-глухо.

— А ты? — я подняла голову и посмотрел в спину Бабай. Она мне показалась слишком напряженной, особенно плечи. Создалось такое впечатление, что вся тяжесть атмосферы легла именно на них.

— Это не имеет значения.

Борис продолжил неподвижно стоять у затемнённого панорамного окна. Пальцы, стиснутые в замок, напрочь побелели.

— Я не хотела, чтобы всё так получилось. Для меня это тоже стало полной неожиданностью, — я тихо сглотнула, продолжая усердно бороться со слезами. Но они всё никак не хотели отступать.

— Верю, — коротко ответил Бабай. — И знаю, что ты таким образом никогда не стала мною манипулировать.

— Но мне всё равно очень тяжело, — я чувствовала, что должна выговориться. — А еще мне очень страшно. Я не смогу, Борь. Всё прекрасно понимаю, но… Господи, — я тихо выдохнула и спрятала лицо в руках.

— Ты не убийца, — отметил Борис. — Знаю.

Слёзы покатились по щекам. Увещевания здравого смысла оказались бессильны перед каким-то совершенно новым для меня инстинктом. Я. Не смогу. Сделать. Это. И пусть пока что во мне зрела лишь малюсенькая точка, вряд ли она была еще похожа на человека. Но это будущий человек. Мой ребенок. Наш.

— Я ведь даже Германна убить не смогла, — прошептала я искусанными от волнения губами. — Хотя он как никто другой заслуживает смерти. Я стояла перед ним. С ножом. И не смогла. А он… Наш будущий ребенок. Он же ни в чем не виноват, — я всхлипнула.

— Сейчас мы не можем поступить иначе, — Борис обернулся. — Ты знала о том, как я отношусь к детям.

— Знала, — эхом ответила я.

— Завтра уже не будет никакого эмбриона в тебе. Из двух зол — это меньшее.

Я рвано выдохнула. И хотелось бы кого-нибудь обвинить, чтобы стало проще, но некого. Я знала, что такое потерять всех, кого любишь. Знала, насколько это выворачивающее больно. Могла ли я обречь собственного ребенка на подобную участь? Нет. Могла ли я себя обречь на убийство? Но это меньшее из зол… Всё звучало чудовищно правильно, но каждая клетка моего тела восставала против такого решения.

Взглянув Борису в глаза, я наивно и глупо надеялась найти в них хоть какой-нибудь отклик. Но взгляд Реальности был неподвижным и холоднокровным.

Наш разговор оказался таким, каким я и предполагала. Но в левом подреберье всё равно невыносимо жгло и ныло.

Не чувствуя самой себя, я медленно поднялась и так же медленно вышла из кабинета. В голове было пусто. Никаких мыслей. Только вот эта жуткая необъятная боль в грудной клетке и слёзы. Много тихих и горячих слёз.

Я ушла к себе в спальню. Оставила сумочку на столе. Даже переоделась. А затем просто рухнула на кровать и зарыдала прямо в подушку. Рыдала от безвыходности, от невозможности что-то изменить.

Что-то маленькое влажное и теплое ткнулось мне куда-то в руку. Послышался скулёж. Я перевернулась на бок и увидела Чипа. Он смотрел на меня и казалось, чувствует мою боль. Обнюхав мою руку, Чип подкрался чуть выше, прямо к подушке, на которой я лежала. Развалившись рядом, мопс уткнулся приплюснутой мордой мне в шею и снова заскулил. Я обняла его и подтянула колени к груди, словно пытаясь защитить и себя, и Чипа, и будущего малыша.

Борис слишком крепко сжал корпус смартфона, когда ожидал ответа от младшего брата. В другой руке медленно тлела сигарета. Бабай сделал лишь одну затяжку, а теперь молча наблюдал за тем, как вверх, к фильтру, пробирается пепел.

— Да? — послышался голос Вала в динамике.

— Нужно, чтобы ты завтра сопроводил Злату в клинику, — прямо заявил Борис.

— Что-то случилось? — тут же спросил Вал. В голосе послышались нотки тревоги.

— Злата беременна, — Бабай хотел сделать затяжку, но дыхания почему-то вдруг не хватило.

Повисла пауза. Тишина невыносимо зазвенела в ушах.

— Аборт? — бесцветным тоном спросил Вал, хотя и так прекрасно знал, каким окажется положительный ответ.

— Всё уже подготовлено, — Бабай еще раз взглянул на сигарету, а затем вдавил в пепельницу с такой силой, что остатки табака рассыпались по стеклянному дну.

— Брат, я…

— Просто проследи, чтобы всё прошло как надо, — перебил Борис, и сжал корпус смартфона еще сильней.

— За что ты меня так наказываешь? — после затянувшегося молчания обреченно спросил Вал.

— Ни за что, — честно ответил Бабай. — Кроме тебя я никому больше не могу доверять. Никому.

— Хорошо, — тяжело выдохнул Вал.

Борис завершил звонок и бросил телефон на стол. Рука потянулась за еще одной сигаретой. Бабай снова ее подкурил и снова не хватило сил сделать затяжку. Снова потушив сигарету, он опустил локти на край стола и скрестил руки.