Аттила - Глеб Благовещенский

Между тем, как каждый из нас хотел что-нибудь сказать о настоящих обстоятельствах, Онигисий вышел от Аттилы. Мы пошли к нему и желали узнать что-нибудь о предмете нашего ходатайства, Онигисий, поговорив наперед с некоторыми варварами, велел мне спросить у Максимина: кто из консульских мужей отправлен будет римлянами к Аттиле в качестве посланника? Я пошел в шатер, передал Максимину то, что мне было сказано, и вместе с ним рассуждал об ответе, который надлежало дать на вопрос Онигисия. Я возвратился к нему с объявлением, что римляне желают, чтоб он сам приехал к царю для переговоров о недоумениях; но что если желание их не исполнится, то царь назначит к Аттиле посланником, кого сам захочет. Онигисий велел мне тотчас призвать к нему Максимина. Тот пришел. Онигисий повел его к Аттиле. Немного спустя, Максимин вышел из дому Аттилы и говорил мне, что варвар требует, чтоб посланником к нему назначен был либо Ном, либо Анатолий, либо Сенатор; что кроме их, он никого другого не примет. На сделанное Максимином замечание, что не надлежало назначать в посольство этих мужей, и чрез то делать их царю подозрительными, Аттила сказал, что, если римляне не сделают того, что он хочет, то несогласия будут решены оружием. Когда мы возвратились в свой шатер, пришел к нам отец Орестов и объявил нам, что Аттила приглашает нас обоих на пиршество, которое будет около девяти часов дня. В назначенное время, пришли мы и посланники западных римлян и стали на пороге комнаты, против Аттилы. Виночерпцы, по обычаю страны своей, подали чашу, дабы и мы помолились, прежде нежели сесть. Сделав это и вкусив из чаши, мы пошли к седалищам, на которые надлежало нам сесть и обедать.

Скамьи стояли у стен комнаты по обе стороны; в самой середине сидел на ложе Аттила; позади его было другое ложе, за которым несколько ступеней вели к его постели. Она была закрыта тонкими и пестрыми занавесами, для красы, подобными тем, какие в употреблении у римлян и эллинов для новобрачных. Первым рядом для обедающих почиталась правая сторона от Аттилы; вторым левая, на которой сидели мы; впереди нас сидел Верих, скиф знатного рода. Онигисий сидел на скамье, направо от ложа царского. Против Онигисия, на скамье, сидело двое из сыновей Аттилы; старший же сын его сидел на краю его ложа, не близко к нему, из уважения к отцу потупив глаза в землю.

Когда все расселись по порядку, виночерпец подошед к Аттиле, поднес ему чашу с вином. Аттила взял ее и приветствовал того, кто был первый в ряду. Тот, кому была оказана честь приветствия, вставал; ему не было позволено сесть прежде, чем Аттила возвратит виночерпцу чашу, выпив вино, или отведав его. Когда он садился, то присутствующие чтили его таким же образом: принимали чаши и, приветствовав, вкушали из них вино. При каждом из гостей находилось по одному виночерпцу, который должен был входить в очередь по выходе виночерпца Аттилы. По оказании такой же почести второму гостю и следующим за ним гостям, Аттила приветствовал и нас наравне с другими, по порядку сидения на скамьях. После того, как всем была оказана честь такого приветствия, виночерпцы вышли. Подле стола Аттилы поставлены были столы на трех, четырех или более гостей, так, чтоб каждый мог брать из наложенного на блюде кушанья, не выходя из ряда седалищ. Первый вошел служитель Аттилы, неся блюдо, наполненное мясом. За ним прислуживающие другим гостям ставили на столы кушанье и хлеб. Для других варваров и для нас были приготовлены отличные яства, подаваемые на серебряных блюдах; а перед Аттилою ничего более не было кроме мяса на деревянной тарелке. И во всем прочем он показывал умеренность. Пирующим подносимы были чарки золотые и серебряные, а его чаша была деревянная. Одежда на нем была также простая, и ничем не отличалась, кроме опрятности. Ни висящий при нем меч, ни шнурки варварской обуви, ни узда его лошади не были украшены золотом, каменьями, или чем-либо драгоценным, как водится у других скифов.

После того как наложенные на первых блюдах кушанья были съедены, мы все встали, и всякий из нас не прежде пришел к своей скамье, как выпив прежним порядком поднесенную ему полную чару вина и пожелав Аттиле здравия. Изъявив ему таким образом почтение, мы сели, а на каждый стол поставлено было второе блюдо, с другими кушаньями. Все брали с него, вставали по-прежнему; потом, выпив вино, садились.

С наступлением вечера, зажжены были факелы. Два варвара, выступив против Аттилы, пели песни, в которых превозносили его победы и оказанную в боях доблесть. Собеседники смотрели на них; одни тешились стихотворениями, другие воспламенялись, воспоминая о битвах, а те, которые от старости телом были слабы, а духом спокойны, проливали слезы.

После песней какой-то скиф, юродивый, выступив вперед, говорил речи странные, вздорные, не имеющие смысла, и рассмешил всех.

За ним предстал собранию Зеркон Маврусий, которого Эдекон убедил приехать к Аттиле, обнадежив, что ходатайством его получит жену, которую он взял в земле варварской, когда был любимцем Влиды. Зеркон оставил свою жену в Скифии, быв послан Аттилою в дар Аэтию. Но он обманулся в своей надежде, потому что Аттила прогневался на него, за то, что он возвратился в его землю. Пользуясь весельем пиршества, Зеркон предстал, и видом своим, одеждою, голосом и смешенно-произносимыми словами, ибо он смешивал язык латинский с уннским и готфским – развеселил присутствующих и во всех их, кроме Аттилы, возбудил неугасимый смех. Аттила один оставался неизменным и непреклонным, и казалось, не говорил и не делал ничего, чем бы обнаруживал расположение к смеху: он только потягивал за щеку младшего из сыновей своих Ирну, вошедшего и ставшего возле него, и глядел на него веселыми глазами. Я дивился тому, что Аттила не обращал внимания на других детей своих, и только ласкал одного Ирну Сидевший возле меня варвар, знавший авсонский язык, попросив меня наперед никому не говорить того, что он мне сообщит, сказал, что прорицатели предсказали Аттиле, что его род падет, но будет восстановлен этим сыном. Так как пированье продолжалось и ночью, то мы вышли, не желая долее бражничать.

На другой день, поутру, мы пришли к Онигисию и представляли ему, что надлежало отпустить нас, чтоб не терять нам тут напрасно времени. Он сказал, что Аттила также хочет отпустить нас. Несколько спустя он держал совет с другими сановниками о том, что было угодно Аттиле, и сочинял письма, которые надлежало отправить к царю. При Онигисии были писцы и между прочим Рустикий, родом из верхней Мисии, взятый в плен в одном сражении, но по отличному образованию употребляемый Аттилою для писем.

Когда Онигисий вышел из совета, то мы просили его об освобождении жены Силла и ее детей, попавших в неволю при взятии Ратиарии. Он не отказал в освобождении их, но спрашивал за них очень дорого. Мы просили его вспомнить прежнее благосостояние этого семейства и сжалиться над настоящими его бедствиями. Онигисий пошел к Аттиле. Жена Силла была им освобождена за пятьсот золотых, а дети отправлены в дар царю.