Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

В итоге Мадам Помфри, часто моргая, запретила профессору Защиты абсолютно всё, кроме ведения уроков. Она спросила, найдётся ли доброволец, который поможет ей перенести профессора Квиррелла в палату в лазарете Хогвартса. Больше сотни учеников вскочили, и лишь половина из них носила зелёное.

Профессор Защиты больше не сидел за преподавательским столом во время еды. Он не колдовал на уроках. Самые старшие ученики — семикурсники, которые набрали больше всего баллов Квиррелла и уже сдали в мае ТРИТОН по Защите, — помогали ему вести занятия. Они по очереди левитировали его из лазарета в класс и носили ему еду. Профессор Квиррелл проводил занятия по Боевой Магии, не вставая с кресла.

Смотреть, как умирает Гермиона, было гораздо больнее, но в тот раз всё кончилось намного быстрее.

Есть лишь один настоящий Враг.

У Гарри уже появлялась эта мысль — после смерти Гермионы. И теперь, вынужденный день за днём, неделю за неделей наблюдать, как умирает профессор Квиррелл, он уже никуда не мог от неё деться.

Есть лишь один настоящий Враг, с которым я должен встретиться лицом к лицу, — думал Гарри, глядя, как профессор Защиты заваливается на бок в своём кресле, а семикурсник, помогавший с уроками в тот день, подхватывает его. — Всё остальное лишь тени и помехи.

Гарри снова и снова прокручивал в голове пророчество Трелони, размышляя, что, быть может, настоящий Тёмный Лорд вообще не имеет никакого отношения к Лорду Волдеморту. «Родится у тех, кто трижды бросал ему вызов» было очень похоже на отсылку к братьям Певереллам и трём Дарам Смерти, хотя Гарри не совсем понимал, как Смерть могла пометить его как равного — что вроде бы подразумевало какое-то умышленное действие с её стороны.

Есть лишь один настоящий Враг, — думал Гарри. — Потом он придёт за профессором МакГонагалл, за мамой и папой, даже за Невиллом когда-нибудь. Если только к тому времени рана мира не будет вылечена. Лишь смерть — мой последний Враг, так было сказано мне на могиле моих родителей.

Гарри ничего не мог сделать. Мадам Помфри уже применяла все возможные магические средства, чтобы помочь профессору Квирреллу, а магия, судя по всему, намного опередила магловские технологии в лечении.

Гарри ничего не мог сделать.

Ничего не мог сделать.

Ничего.

Совсем ничего.

* * *

Гарри поднял руку и постучал в дверь, на случай, если человек за ней больше не мог почувствовать его присутствие.

— В чём дело? — донёсся из комнаты напряжённый голос.

— Это я.

Долгая пауза.

— Войдите, — сказал голос.

Гарри скользнул внутрь, закрыл за собой дверь и наложил чары Квиетус. Он остановился как можно дальше от профессора Квиррелла, на тот случай, если его магия доставляла профессору неудобства.

Хотя чувство тревоги постепенно ослабевало, затухало с каждым днём.

Профессор Квиррелл лежал на больничной койке, лишь его голова была приподнята на подушке. Его грудь прикрывало одеяло из пушистого материала, красное с чёрными стежками. Перед его глазами парила книга, обрамлённая бледным свечением. Такое же свечение окружало и стоявший у кровати чёрный куб. Значит, не чары профессора Защиты, а какое-то устройство.

Это была книга Эпстайна «Думай, как физик» — та самая книга, которую Гарри давал Драко пару месяцев назад. Прошло уже несколько недель, как Гарри перестал беспокоиться о возможности злоупотребления ею.

— Эта... — начал профессор Квиррелл и нехорошо закашлялся. — Эта книга поразительна... если бы я только понял раньше... — смех, смешанный с ещё одним приступом кашля. — Почему я решил, что не должен владеть… искусством маглов? Что оно окажется... бесполезным для меня? Почему мне не пришло в голову попробовать... проверить экспериментально... так вы говорите? На случай... если моё предположение... неверно? Теперь я вижу... что проявил чудовищную глупость...

Гарри слова давались ещё сложнее, чем профессору Квирреллу. Мальчик молча вытащил из кармана сложенный платок и положил его на пол, затем развернул. В платке лежал небольшой белый камень, круглый и гладкий.

— Что это? — спросил профессор Защиты.

— Это... Это единорог. Трансфигурированный.

Гарри сверился с книгами и узнал, что поскольку он слишком молод, чтобы думать о сексе, то может подходить к единорогу без опаски. Эти книги ничего не говорили о том, что единороги разумны. Гарри уже отметил, что все магические существа, наделённые интеллектом, имеют хотя бы частично гуманоидную внешность, от русалидов до кентавров и великанов, от эльфов до гоблинов и вейл. У всех были сходные с человеческими эмоции, о многих было известно, что они скрещиваются с людьми. Гарри уже сделал вывод, что магия не создаёт новый разум, а лишь видоизменяет существ с человеческими генами. Единороги же были непарнокопытными и нисколько не напоминали гуманоидов. Они не разговаривали, не использовали орудия труда, они почти наверняка были всего лишь волшебными лошадьми. Если считается нормальным съесть корову, чтобы накормить себя на день, то не может быть неправильным выпить кровь единорога, чтобы отсрочить смерть на недели. Жизнь животного или жизнь человека — приходится выбирать.

Поэтому Гарри надел свою Мантию и отправился в Запретный лес. Он обыскал Рощу единорогов и наконец увидел её — гордое создание с чистой белой шерстью, фиолетовой гривой и тремя голубыми пятнами на боку. Гарри подошёл ближе, и на него испытующе уставились сапфировые глаза. Он несколько раз выстучал каблуком по земле последовательность 1-2-3. Единорог никак не отреагировала. Гарри нагнулся, взял её копыто в свою руку и выстучал им ту же последовательность. Единорог лишь смотрела на него с любопытством.

И всё же, скармливая единорогу кубики сахара, пропитанные Сонным зельем, Гарри чувствовал себя убийцей.

Ибо магия придаёт их существованию такую значимость, какую ни одно обычное животное иметь не может... убить невинного ради спасения самого себя — это ужасное деяние. Пока белый единорог зевала, укладывалась на землю и закрывала глаза в последний раз, у Гарри в голове непрестанно крутились эти две фразы, одна — профессора МакГонагалл, другая — кентавра. Трансфигурация длилась час, и на глаза у Гарри постоянно наворачивались слёзы. Да, единорог в этот момент не умирала, но скоро она непременно умрёт, и не в природе Гарри было отказываться от какой-либо ответственности. Гарри оставалось лишь надеяться, что если он убивает единорога не ради спасения самого себя, если этим он спасает друга, то это в конечном итоге допустимо.

Брови профессора Квиррелла поднялись к линии волос. В его голосе прорезалось что-то от прежней обычной резкости: