Переписка и деловые бумаги - Антон Чехов

Позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть искренно Вас уважающим.

А. Чехов.

Ялта.

2896. Ю. О. ГРЮНБЕРГУ

28 сентября 1899 г. Ялта.

28 сентября.

Многоуважаемый Юлий Осипович, сегодня я послал Адольфу Федоровичу деловое письмо; будьте добры, ознакомьтесь с его содержанием и посодействуйте. В добавление еще раз позвольте пожаловаться на изумительную медленность, с какою посылается мне корректура, на совершенное игнорирование моих писем и проч. и проч. Мне была прислана корректура II тома в начале лета; я прочел и возвратил. Затем дней пять назад я опять получил корректуру II тома, но уже в другом составе; среди старых юмористических рассказов попался новейший ("Белолобый"), я и его прочел и отослал, не желая заводить переписку из-за одного рассказа, а сегодня мне прислали то, что может войти только в самые последние томы. "Пьес", о которых так много писалось в письмах и говорилось, не присылали до сих пор. Простите, что я наскучаю Вам, но что же делать, я не знаю, как мне быть, как обойтись без того, чтобы не беспокоить. Если типография завалена работой, то можно было бы отложить печатание моих произведений на неопределенное время, я ничего не имел бы против этого. Вообще я готов на какие угодно условия, лишь бы только в сношениях моих с типографией установился хотя какой-нибудь порядок.

Скоро пришлю для "Нивы" рассказ. Пусть возрадуется сердце Вальтера, которому очень хочется, чтобы я печатался в "Ниве".

Адольф Федорович при мне сделал распоряжение, чтобы мне были высланы сочинения Терпигорева. Сочинений сих я не получил.

В Крыму очень хорошая погода.

Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку. Преданный

А. Чехов.

Ялта.

Если список рассказов для II тома затерян, то пошлите в типографию прилагаемый листок. Для III, IV и V тома пойдут томики издания Суворина "Пестрые рассказы", "В сумерках", "Рассказы" и "Хмурые люди", плюс еще несколько рассказов, не вошедших в эти томики.

2897. О. Л. КНИППЕР

29 сентября 1899 г. Ялта.

29 сент.

Ваше благоразумное письмо с поцелуем в правый висок и другое письмо с фотографиями я получил. Благодарю Вас, милая актриса, ужасно благодарю. Сегодня у вас начало спектаклей, и вот в благодарность за письма, за память я шлю Вам поздравление с началом сезона, шлю миллион пожеланий. Я хотел было послать телеграмму директорам и поздравить всех, но так как мне не пишут, так как обо мне, очевидно, забыли и даже не прислали мне отчета (который, судя по газетам, вышел в свет недавно) и так как в "Чайке" играет всё та же Роксанова, то я почел за лучшее делать вид, что я обижен, - и вот поздравляю Вас только одну.

У нас был дождь, теперь ясная, прохладная погода. Ночью был пожар, я вставал, смотрел с террасы на огонь и чувствовал себя страшно одиноким.

Живем мы теперь в доме, обедаем в столовой; есть пианино.

Денег нет, совсем нет, и я занимаюсь только тем, что прячусь от своих кредиторов. И так будет до середины декабря, когда пришлет Маркс.

Хотел бы написать Вам еще что-нибудь благоразумное, но никак ничего не придумаю. У меня ведь сезон не начинался, у меня нет ничего нового и интересного, всё то же, что и было. И ничего не жду, кроме дурной погоды, которая уже на носу.

В Александринке идут "Иванов" и "Дядя Ваня". Ну, будьте здоровы, милая актриса, великолепная женщина, да хранит Вас бог. Целую Вам обе руки и кланяюсь в ножки. Не забывайте.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Москва.

Ольге Леонардовне Книппер.

Угол Б. Никитской и Мерзляковского пер., д. Мещериновой.

2898. Б. А. ЛАЗАРЕВСКОМУ

29 сентября 1899 г. Ялта.

29 сент.

Многоуважаемый Борис Александрович, у меня стучат плотники, очень шумно, писать негде, и я поневоле должен быть краток. Маркевича я не помню. Он был когда-то учителем в Таганрогской гимназии, но я уже не застал его там. Помнится, у него учился мой брат. Книжки Вашей в магазине Синани, где торгуют книгами (Вы были в нем), -нет.

С удовольствием поехал бы в Севастополь, но едва ли пустят дела. И постройка еще не кончена, и пора, давно уже пора приниматься за работу. Когда буду в Севастополе, то, конечно, побываю у Вас непременно и напомню Вам о Вашем обещании показать мне эскадру.

Что еще? Фотографию вышлю завтра. А за сим простите, отложу продолжение этого письма до того благополучного времени, когда уйдут плотники и маляры.

Большое спасибо за письмо, будьте здоровы и счастливы. Пришлите Вашу фотографию.

Жму руку.

А. Чехов.

2899. О. Л. КНИППЕР

30 сентября 1899 г. Ялта.

30 сент.

По Вашему приказанию, тороплюсь ответить на Ваше письмо, где Вы спрашиваете насчет последней сцены Астрова с Еленой. Вы пишете, что Астров и этой сцене обращается к Елене, как самый горячий влюбленный, "хватается за свое чувство, как утопающий за соломинку". Но это неверно, совсем неверно! Елена нравится Астрову, она захватывает его своей красотой, но в последнем акте он уже знает, что ничего не выйдет, что Елена исчезает для него навсегда - и он говорит с ней в этой сцене таким же тоном, как о жаре в Африке, и целует ее просто так, от нечего делать. Если Астров поведет эту сцену буйно, то пропадет всё настроение IV акта - тихого и вялого.

Я послал с князем Александру Леонидовичу японский массаж. Пусть Александр Леонидович покажет сию штуку своему шведу.

В Ялте вдруг стало холодно, подуло из Москвы. Ах, как мне хочется в Москву, милая актриса! Впрочем, у Вас кружится голова, Вы отравлены, Вы в чаду - Вам теперь не до меня. Вы теперь можете написать мне: "Шумим, братец, шумим!"

Я пишу Вам, а сам поглядываю в громадное окно: там широчайший вид, такой вид, что просто описать нельзя. Фотографии своей не пришлю, пока не получу Вашей, о змея! Я вовсе не называл Вас "змеенышем", как Вы пишете. Вы змея, а не змееныш, громадная змея. Разве это не лестно?

Ну-с, жму Вашу руку, низко кланяюсь, стукаюсь лбом о пол, многоуважаемая.

Скоро пришлю еще подарок.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Москва.

Ее высокоблагородию

Ольге Леонардовне Книппер.

Б. Никитская, угол Мерзляковского пер., д. Мещериновой.

2900. Л. С. МИЗИНОВОЙ

30 сентября 1899 г. Ялта.

30 сент.

Вы пишете о моих невестах по обыкновению, милая Лика, но ни слова о том, как поживаете, как здоровье, как идут Ваши дела. Я ничего не буду писать о Ваших женихах и начну с того, что я здоров или почти здоров, живу в собственном доме в Ялте, и что погода здесь хорошая, летняя, и что мне скучно без Москвы. Маша здесь, вернется в Москву после 20-го октября. У матери болят зубы, старуха Марьюшка приятно удивлена, что у нас во дворе собственный лавровый лист, но, по-видимому, Крым ей не нравится и хочется в Россию.

Когда Вы приедете в Ялту? Напишите мне поподробнее обо всем, а главное - о себе. Кстати сообщите адрес Ольги Петровны.

Бываете ли в театрах? Видаетесь ли с Левитаном? С Мамонтовым?

Напишите же, Лика, не ленитесь и не откладывайте в долгий ящик.

Здесь прекрасное вино 35-40 к. за бутылку, чудесный белый хлеб и белый овечий сыр. По вечерам хорошо есть белый сыр и запивать красным вином. Приезжайте.

Ваш А. Чехов.

2901. И. П. ЧЕХОВУ

30 сентября 1899 г. Ялта.

Милый Иван, Киров прислал накладную. В предыдущем письме я забыл написать тебе, что в Ялте был С. И. Шаховской, теперь он в Москве (Тверской бульвар, Меблированные комнаты Романова) и может рассказать тебе про наше житье.

Наши здоровы. Всё мало-помалу устраивается*, и жизнь входит в колею. Нового ничего нет. Маша вернется в Москву после 20 октября. Напиши, как поживаешь и что нового в Москве. Соне и Володе привет и поклон. Будь здоров.

Твой Antoine.

99 30/IX.

У нас П. И. Куркин.

На обороте:

Москва.

Ивану Павловичу Чехову.

Н. Басманная, д. Крестовоздвиженского.

* Автограф поврежден.

2902. МОСКОВСКОМУ ХУДОЖЕСТВЕННОМУ ТЕАТРУ

1 октября 1899 г. Ялта.

Бесконечно благодарю поздравляю шлю глубины души пожелания будем работать сознательно бодро неутомимо единодушно чтобы это прекрасное начало послужило залогом дальнейших завоеваний чтобы жизнь театра прошла светлой полосой в истории русского искусства и в жизни каждого из нас верьте искренности моей дружбы

Чехов.

На бланке:

Мск Художеств. театр.

2903. В. Э. МЕЙЕРХОЛЬДУ

Начало октября 1899 г. Ялта.

Дорогой Всеволод Эмильевич, у меня нет текста под рукой, и о роли Иоганнеса я могу говорить только в общих чертах. Если пришлете роль, то прочту ее, возобновлю в памяти и буду подробен, теперь же скажу только то, что может иметь для Вас ближайший практический интерес. Прежде всего Иоганнес интеллигентен вполне; это молодой ученый, выросший в университетском городе. Совершенное отсутствие буржуазных элементов. Манеры воспитанного, привыкшего к обществу порядочных людей (как Анна) человека; в движениях и в наружности мягкость и моложавость, как у человека, выросшего в семье, избалованного семьей и всё еще живущего под крылышком у маменьки. Иоганнес немецкий ученый, и потому с мужчинами он солиден. С женщинами же, наоборот, становится женственно нежным, когда остается с ними. В этом отношении очень характерна его сцена с женой, где он не может удержаться от ласок, хотя уже любит или начинает любить Анну. Теперь о нервности. Не следует подчеркивать нервности, чтобы невропатологическая натура не заслонила, не поработила того, что важнее, именно одинокости, той самой одинокости, которую испытывают только высокие, притом здоровые (в высшем значении) организации. Дайте одинокого человека, нервность покажите постольку, поскольку она указана самим текстом. Не трактуйте эту нервность как частное явление; вспомните, что в настоящее время почти каждый культурный человек, даже самый здоровый, нигде не испытывает такого раздражения, как у себя дома, в своей родной семье, ибо разлад между настоящим и прошлым чувствуется прежде всего в семье. Раздражение хроническое, без пафоса, без судорожных выходок, то самое раздражение, которого не замечают гости и которое всей тяжестью ложится прежде всего на самых близких людей мать, жену, - раздражение, так сказать, семейное, интимное. Не останавливайтесь на нем очень, покажите его лишь как одну из типических черт, не переборщите, иначе выйдет у Вас не одинокий, а раздражительный молодой человек. Я знаю, Константин Сергеевич будет настаивать на этой излишней нервности, он отнесется к ней преувеличенно, но Вы не уступайте; красотами и силою голоса и речи не жертвуйте такой мелочи, как акцент. Не жертвуйте, ибо раздражение в самом деле есть только деталь, мелочь.