И снова Пачкуля! - Кай Умански

Скелет с Золотым Голосом расскажет вам обо всех новостях Непутевого леса.

Далее — прогноз погоды с шикарной Брендой.

19.30 Бородатые тоже плачут

Гнадин влюблена в Гнормана, который тайком встречается с Гнометтой, которая тайно сохнет по Гневиллу…

Повтор завтра в 12:00.

20.00 Болото чудес

Кому из жаб-помощников удастся дойти до суперигры?

21.00 Гоблины и тачки

Чокнутые горные гоблины устраивают гонки на старых раздолбанных машинах. Никаких правил, ноль мастерства, сплошные аварии

22.00 Остаться в мертвых

Самолет с нежитью терпит катастрофу, и пассажиры-зомби оказываются в таинственном промозглом болоте.

НЕ ПРОПУСТИТЕ — ЗАВТРА ВЕЧЕРОМ

ГРАНДИОЗНЫЙ КОНКУРС ПЕСНИ «КОЛДОВИДЕНИЕ»!

Не упустите свой шанс — подайте заявку на участие в

КОНКУРСЕ ПЕСНИ «КОЛДОВИДЕНИЕ»

Только новые песни

Потрясающие призы!

Участвовать могут все желающие — КРОМЕ ГОБЛИНОВ

Глава первая

В гости к Шельме

Луна взошла. Выйду, пожалуй, проветрюсь, — объявила ведьма Пачкуля своему помощнику, хомяку Хьюго.

— Латно, — сказал Хьюго. Он уютно устроился в чехольчике для чайника, уткнувшись носом в крохотную книжицу. Рядом стояло блюдце с нарезанной кружочками морковкой. На плите закипал чайник, скоро можно будет заварить какао в наперстке.

— Ты идешь? — спросила Пачкуля, снимая с крючка шляпу.

— Нет. Я читать.

— Кто сказал, что тебе можно читать? Тебе положено на меня работать, а не читать. Что это вообще у тебя? Книжка с марками? Хмм? С маленькими самоклейками? Поэтому ты от нее целыми днями не отлипаешь?

— Нет. Это «Сборник хомячьих афорисмоф и острот». Выскасыфания расных умных хомякоф.

— Да ну? Ничего удивительного, что книжка такая маленькая. Ладно, ладно, шучу. Выдай-ка что-нибудь.

— «Пусть хомяки малы, но сердца у них огромные», — зачитал Хьюго.

— Бред! — сказала Пачкуля. — Если б у вас были огромные сердца, все остальные штуки бы не поместились. Желудок, и легкие, и дурацкие маленькие почки. Что там еще пишут?

— «Хомяки лучше котоф».

— Хомяки лучше котов? — фыркнула Пачкуля. — Что это за афоризм? Не смешно и не умно.

— Сато прафда, — твердо сказал Хьюго.

— Почему? Чем они лучше?

— Фсем. Хомяки красифее, отфашнее и порядочнее. Видишь шрам? — Хьюго показал на свое ухо. — Это сделать кот. Как ше он потом об этом пошалеть. — Хомяк перевернул страницу и хихикнул. — Слушай. Фот отличное. «Кот наделен чем угодно, только не разумом».

— Хмм, — промычала Пачкуля. — Довольно-таки антикотовья книга, как я понимаю.

— Не то слофо, — подтвердил Хьюго. — Хочешь, я еще сачитать?

— Нет. Про котов надоело.

— А как тебе фот такое?

«Прекрасней и нежнее цветочных лепестковЛишь розовые носики пушистых хомяков».

— Нда. И это все, на что способна ваша братия? — сказала Пачкуля. Стих, похоже, не произвел на нее особого впечатления. — Я ухожу. Может, возьму метлу и слетаю к Шельме.

Трепетавшая все это время от надежды метла вылетела из темного угла и с энтузиазмом принялась ломиться в дверь.

— Лады, — сказал Хьюго и снова уткнулся в книгу. — Пока.

— Точно не хочешь со мной?

— Фто? А. Нет. Такая сахфатыфающая книга!

— Примерно как мои старые подштанники, — съязвила Пачкуля. Это, конечно, было грубо, но мы ее простим: она расстроилась, что Хьюго отказался пойти с ней.

Она вышла на улицу. Метла наматывала вокруг хозяйки круги, ей не терпелось взмыть в воздух.

Пачкулина хибара — номер 1, район Мусорной свалки — стояла на окраине гигантской кучи мусора. Главная прелесть заключалась в том, что вид из окна постоянно менялся. Ржавая кастрюля, сломанный гладильный каток, трехколесная коляска и груда гниющих старых матрасов красовались тут не один год. Но каждую неделю, словно по волшебству, появлялся свежий хлам, принося с собой новые чарующие запахи. Всякому, кто готов слушать, Пачкуля хвастала, что ей никогда не бывает скучно.

Она стояла на пороге с закрытыми глазами и вдыхала знакомый аромат гниющего мусора. Сегодня в нем улавливались новые нотки. Явно была новая поставка. Пойти порыться сейчас или отложить удовольствие на потом?

Решение за нее приняла метла (Помёлка) — она слишком долго сидела взаперти и ей до смерти хотелось полетать. Она прыгала на Пачкулю, как надоедливый щенок, и пихала ее сзади под коленки, пытаясь заставить хозяйку сесть верхом.

— Ладно, — сказала Пачкуля. — Кончай дурить, летим, летим.

Через несколько секунд они уже были в воздухе, неслись над верхушками деревьев, наслаждаясь ночной прохладой. Под ними лежал Непутевый лес — темный, безмолвный и странно пустой.

— Как-то тихо, — прокричала Пачкуля сквозь ветер. — Дым из труб не идет. Похоже, никого нет дома. Эй! Сегодня ведь не последняя пятница месяца? Я ведь не пропустила слет?

Метла не ответила. Она говорила только на древесном языке. Кроме того, она не отличалась особым умом — ну никогда не знала, какой сегодня день недели.

— Вообще-то сегодня вторник, — вслух размышляла Пачкуля. — Точно — вчера был понедельник, по понедельникам я всегда поливаю поганки, которые под подушкой растут. Все-таки странно, что такая тишина…

Ведьма Шельма была при полном параде: гнездо из кудряшек на голове, накладные ресницы из паучьих лапок, помада (оттенка «Безумная плесень»), духи («Скорбь», французские, жутко модные), свежезаточенные ногти, все как надо. Ее помощник, кот по имени Одноглазый Дадли, угрюмо глядел из окна на хозяйку — та как раз запирала дверь; он явно был недоволен тем, что его не берут с собой. Свою метлу Буку Шельма прислонила к водосточной трубе. На Букином черенке был повязан мягкий зеленый бант.

Все трое поморщились, когда Пачкуля с шумом приземлилась на клумбу, пропахав башмаками ровный ряд нежных крокусов, на которых только недавно показались робкие маленькие бутоны.

— А, — сказала Шельма и негромко вздохнула. — Это ты, Пачкуля. Какая жалость, я как раз ухожу.

— Хорошо, что я тебя застала, — сказала Пачкуля, слезая с метлы, которая, заметив Букин бант, немедленно согнулась от хохота. (Нам с вами ее смех показался бы шорохом.)

— Но я ухожу, — повторила Шельма, пряча ключ в сумочку.

— И отлично. Я пойду с тобой. Куда ты, кстати, намылилась?

— В гости.

— Это я вижу. К кому?

— Да… к подруге, — уклончиво ответила Шельма и захлопнула сумочку. — Я не могу тут с тобой всю ночь болтать, и так уже опаздываю.

— Что за подруга? — не отставала Пачкуля. — Более близкая подруга, чем я?

— Разумеется, нет. Ты моя лучшая подруга, тебе это прекрасно известно.

— Так кто это?

— Да так просто.

— Кто?

— Ну — Чепухинда, раз уж тебе обязательно надо знать.

— Ах вот оно что. «Так просто», значит? — усмехнулась Пачкуля. Чепухинда — совсем не «так просто», она Достопочтенная и предводительница шабаша.

— Она устраивает небольшие посиделки для избранных, — пробормотала Шельма и чуть покраснела.

— Да ладно? — Пачкуля удивленно вздернула брови. Чепухинда никогда не славилась своей гостеприимностью. Обычно она сама ходила к другим ведьмам обедать и ужинать. В этом одно из преимуществ ее высокого сана. — И кого пригласили?

— Ну… меня. И еще вроде Макабру.

— И все?

— Ну — близнецов. И Крысоловку.

— А кого еще?

— Грымзу. И Туту.

— А как насчет Мымры и Чесотки?

— М-м… да. По-моему. — Шельма осторожно отвела глаза.

— А Тетерю и Вертихвостку? — мрачно осведомилась Пачкуля.

Шельма уставилась в землю, поставила ногу в туфле на шпильке на носок и принялась ею вертеть.

— Вероятно.

— Это не небольшие посиделки для избранных, — отметила Пачкуля. — Это весь шабаш!

— Э-э — да.

— Кроме меня!

— Э-э — да.

— Прекрасно! — надулась Пачкуля. — А я-то думаю, где все. Теперь ясно. У Чепухинды грандиозная вечеринка, а меня не пригласили!

— Это не совсем вечеринка.

— А что тогда?

— Если тебе так хочется знать, ладно. Чепухинда купила колдовизор, и мы все собираемся у нее, чтобы его посмотреть. Дело не в том, что она не хочет тебя звать, Пачкуля. Но ты же знаешь, какая у нее тесная гостиная, а твой запах в замкнутом пространстве, честно признаться…

— Погоди про запах. Вернись-ка назад. Что она купила?

— Колдовизор.

— Можно еще раз для тупых?

— Не может быть, чтобы ты не слышала о колдовидении! — Шельма притворилась, что шокирована, хотя сама узнала об этой диковине совсем недавно. — Это новое изобретение. Такой квадратный ящик — садишься и смотришь на него.