Пылающий Эдем - Белва Плейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На тебя это не похоже, – упрекнул ее Фрэнсис. – У Марджори добрый нрав, – виновато объяснил присутствующим Фрэнсис, – она не так выразила свою мысль. Она не расистка.
– Нет, – настаивала Марджори. – Нет. Я сказала то, что думаю. Мне не нравится, когда мой дом используют для политических сборищ. Сплошное притворство, фальш! Потерянный вечер. Да что общего может быть у нас с ними? А что объединяет их с нами?
Отец Бейкер спокойно ответил:
– Независимо от наших нравственных устоев, необходимо считаться и с их взглядами – нам все равно не избежать общения с ними. Рано или поздно они придут к власти. Это произойдет даже раньше, чем мы предполагаем. Британская империя распадается. Уже откололась Индия. То же произойдет и с другими колониями, сомнений нет.
Марджори была настроена весьма критически:
– Не понимаю, почему вы так легко сдаете позиции, носитесь с этими «проповедниками»? Сами знаете, не так уж плохо они живут. Благоприятнейший климат – лучше не бывает! Да пойдите на рынок и посмотрите на изобилие чудесных фруктов, рыбы и…
– Уж вам ли не знать, что всего этого изобилия на всех не хватит, да и нет денег, чтобы купить все это! – прервал ее отец Бейкер.
– Хватило бы, – упрямо продолжала Марджори, – если бы они не плодили столько детей… детей без мужа. Отвратительно! Да, конечно, в Африке и вовсе не существовали брачные отношения, и я думаю…
– Да разве вы не знаете, что мужчины не могут найти работу, ее просто нет, – вступила в разговор Кэт. – Поэтому многие уезжают отсюда.
Женщины разошлись не на шутку, подумал Фрэнсис.
– Они совсем, как дети, – сменила тему разговора Марджори. – На прошлой неделе одна моя служанка смертельно напугала меня. Она истерично кричала, вопила, что духи швыряют мебель в ее доме, они погубят ее ребенка. Я подумала, что она лишилась рассудка, но Озборн объяснил мне, что это все колдовство. Ну что с ними поделаешь? И они хотят сформировать правительство!
– Вы говорите совсем как Лионель, – процедила Кэт сквозь зубы.
Они презирали друг друга. Фрэнсис заерзал в кресле. Скорей бы уж гости уезжали! Было семь тридцать. Через час они могли бы благопристойно удалиться. Хотя Марджори и раздражала его, в данной ситуации он был на ее стороне.
– А что плохого в этом? – спросила Марджори. – Ваш муж обвинял. Я преклоняюсь перед ним и восхищаюсь им!
– Да, он – замечательный во всех отношениях, – ответила Кэт.
– Меня восхищает его способность наслаждаться жизнью. Он много работает. А его отношение к деньгам… без всяких комплексов вины и тому подобное! Он просто тратит их!
Их беседа была подобна движению волн: после шторма – затишье, зыбь, волны отступают и разгоняются, чтобы обрушиться с новой силой. О, как ему хотелось, чтобы все уехали домой, а его жена отправилась спать – и оставила его в покое! Они своим поведением расстроили его. А жаль! Этот вечер был так прекрасен: он получил истинное наслаждение. А столкновение мыслей и взглядов, столь отличных от его собственных…!
– Да, они оба учились у меня, – говорил отец Бейкер. – Я чувствую некоторую ответственность за их судьбу, слежу за их успехами. Меня всегда интересовали темнокожие одаренные мальчики. Что тут объяснять? Жалость, сочувствие и простое человеческое любопытство.
– Очевидно, Николас – самый способный, – сказала Марджори.
– Да, способный, умный. Но Патрик – мыслитель, философ. Не такой энергичный, менее честолюбивый, да вообще никакого честолюбия, но… Впрочем, время покажет, – ответил отец Бейкер.
– В нем что-то есть, какая-то внутренняя красота, глубина, необъяснимая сила. Я это чувствую. А его глаза…! – Фрэнсис обернулся и увидел взгляд Кэт, устремленный на него.
– Да, – ответила она, отворачиваясь.
– Джулия и Герберт пишут вам? – спросила Марджори, словно вспомнив, что несмотря ни на что, она все же – хозяйка дома. – Мы получили от них письмо несколько месяцев тому назад.
– Да, Джулия пишет, что они были бы очередной супружеской парой, живущей в колонии, если бы не образование Герберта. Он получил его в Англии. Вы понимаете, что жители колоний не высший свет. Да просто смешно, как эти глупцы дают характеристики друг другу: «Я умнее, лучше, чем он, а он – чем она». А эти важные дамы в городских клубах! Особенно иностранки. Такие величественные и самодовольные своей благотворительностью! Да они хуже, чем мы – все, кто родился здесь!
– Мне так не показалось, – сухо ответила Марджори. – Я подружилась со многими. Жаль, что мы живем так далеко. Как бы мне хотелось, чтобы Фрэнсис купил дом с садом в городе! Такой старый дом, окруженный забором, на какой-нибудь узкой улочке!
– Ты же знаешь, я должен жить здесь, – сказал Фрэнсис.
– Да у тебя же есть Озборн. Ты сам не раз говорил, что на него можно положиться.
– Да, конечно, можно. Но заменить-то он меня не заменит.
Марджори вздохнула, и Фрэнсису снова пришла на ум мысль, что она должна родить ребенка. Эта мысль, собственно, не покидала его, да и ее тоже. Нервы у нее не в порядке. В Нью-Йорке они оба проходили обследование, и врачи не выявили никакой патологии и противопоказаний к беременности. У всех их знакомых были дети. Крепкие, загорелые, со здоровым румянцем на лице и выгоревшими на солнце волосами! Их радости и горести – неизбежная тема разговоров родителей. Иногда ему казалось, хотя, может быть, он и ошибался, что Марджори страдает не столько от того, что у нее нет детей, сколько от самого факта, что она не может родить ребенка. Да, он прекрасно понимал страдания жены.
– Становится прохладно, – сказала Марджори. – Давайте попьем кофе в доме!
– Ты сыграешь нам, Кэт? – спросил отец Бейкер. – Помню, ребенком, ты неплохо исполняла вальсы «Мелодии любви».
– Да я уж давно не играла.
– Ну сыграй, пожалуйста!
Она села за пианино. Со своего места у окна Фрэнсис хорошо видел ее профиль. Красивые волнистые волосы, струящиеся по плечам. Да, наверное, мастерство ее исполнения было достаточно высоким, он не был специалистом. Он мог лишь судить об этом по тому, как захватывала его музыка, музыка Брамса. Он не работал по субботам и совсем не устал. Но как ему хотелось этого состояния физической усталости, легкого утомления! Он оставил чашечку с кофе, откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Звучала музыка, она рассказывала о самом простом и близком: о месяце мае, о весне, ручьях, садах и первой любви. Ветер доносит сладкие запахи жасмина и свежесть мокрой травы.
Внезапно музыка оборвалась и зазвучала другая, печальная. Будто что-то омрачило настроение музыканта. Да, так оно и есть. Он припомнил теперь, что не раз видел тень задумчивой печали на ее лице.