Идеальный выбор - Стелла Даффи

Клуб закрыли рано — в три часа утра; завершили субботний вечер цветистым росчерком — последним танцем Софии, последним шансом собрать чаевые. Сверхприбыли всех и каждого пошли в прощальную складчину для Софии. Девушки отменно потрудились, подстегиваемые предстоящей вечеринкой, выкладывались перед клиентами, чтобы отдать заработанное Софии, при том что каждая отлично ведала о более ценном вложении карманных денег. Стоило последнему посетителю взобраться, спотыкаясь, по лестнице и выйти на улицу, как танцовщицы вымыли бокалы, вытерли столы, зажгли новые свечи, выровняли стулья, откупорили шампанское и веселье началось всерьез. Девушки ради праздника принарядились, а Денни танцевал для них под «Разденем босса догола». Он репетировал с Каролиной по утрам всю неделю, Джозефа и трех других вышибал привлекли в соучастники. Силком затащили, говорили они, но Каролина шепнула, что Джозеф упивался каждой минутой выступления. Софию завалили подарками — для ребенка, для нее лично, для дома и на счастье. Подарками в расчете на скорое возвращение — в виде малюсенького сексуального нижнего белья, одежды, которую София уже и забыла, как надо носить. Ей надавали обещаний — и София не сомневалась, что некоторые будут выполнены; остальные предложения были слишком пьяными, чтобы вспоминать о них на следующий день, а тем паче через полгода, когда ей понадобятся няньки-добровольцы. Но обещания давались от всей души, как и прочие пустые клятвы и признания в вечной любви, — со святой верой в каждое произносимое слово.

Выпивка, смех, танцы. Четверо девушек танцевали по-настоящему. София, Хелен, Сандра, Каролина танцевали для себя, резвились и веселились. Впрочем, так было всегда, независимо от того, для кого они танцевали, но сейчас они были свободнее, чем когда-либо. Танцевали друг для друга. Я показываю, ты повторяешь, следи за мной, а потом давай сама, а потом она, и снова мы, и опять я. Танцевали то, чем для них танец был изначально, прежде чем он стал работой, прежде чем стал карьерой. Когда движение было самым главным. Когда еще и в помине не было стертых в кровь пальцев, растянутых связок, аплодирующей публики и довольных клиентов — лишь собственное удовольствие. Танцевали так, словно тело участвовало в игре, в одной большой игре. Двигались на виду у завороженных соглядатаев и не обращали на них внимания, не смотрелись ни в чьи глаза, только в свои. Танец ради радости танца, райский танец, никаких уловок, целиком здесь, в вихре, удерживая время в пространстве, покуда музыка терпит, и без передышки, пока не кончится то, ради чего стоит продолжать. Четверка наконец устала. Одна за другой девушки повалилась на стулья, оставив Софию одну. Сольный танец, неподвижный танец — и все же танец. София длит мгновение — украшение мелодии — и валится на пол под убывающий ритм, умирающий ритм, еле живая.

Потом слезы, поцелуи, смех, Джозефа рвет — он перебрал водки, но он все равно обещает не оставлять Софию в беде; Сандра рыдает над последней серией своей любви, в которой вожделенная натуралка опять ее бросает; Хелен отваливает домой к спящим детям и усыпительному наркотику; Денни и Каролина клянутся друг другу в вечной пьяной страсти. Наконец все взбираются по темной лестнице и каждый вываливается в свой собственный рассвет. София до сих пор точно не знает, с какой стороны встает ее солнце.

Поздней ночью или почти днем София махнула таксисту Мэтту и попыталась впервые в жизни завести с ним беседу.

— Привет, Мэтт.

Если он и удивился ее смелости, то виду не подал. Мэтт глянул на Софию в полуоткрытое окошко и промолчал, кивая головой в такт Джиму Кройсу.

София запихнула подарки и пакеты на заднее сиденье, потом уселась сама.

— Крауч-Энд, пожалуйста, Вест-Хилл… ну да ты знаешь.

Пожатием плеч Мэтт выразил согласие, завел машину, и они поехали.

Ни один из них не заметил молодого человека, наблюдавшего из темного угла, как они отъезжают.

Устроившись среди пакетов и надорванных подарочных оберток, София сообщила:

— Сегодня — мой последний день на работе.

Мэтт не сводил глаз с дороги, игнорируя попытки Софии поймать его взгляд в зеркале.

— Я беременна. Потому и ушла с работы. Не могу больше танцевать. По крайней мере, пока не рожу. Впрочем, скоро обратно вернусь.

Мэтт переключил передачу, увеличив скорость.

София выждала пять минут и попыталась снова:

— Извини, мы обычно не разговариваем, мне никогда и не хотелось поговорить. То есть не то чтобы совсем никогда, но не после смены — точно. Но сегодня я немного взволнована, и, наверное, мне грустно оттого, что все кончилось. Моя работа. На время. И когда она возобновится, хрен знает. Вот уж не думала, что этот день наступит. Не верила, что наступит. — София посмотрела в окно, мимо проносился Риджентс-парк. — Ну… в общем, Мэтт, я ухожу. И больше тебя не увижу. Некоторое время. Да?

Мэтт молча включил радиосвязь, по которой диспетчер передал ему заказ — Мусвелл-Хилл. София откинулась на спинку сиденья, не зная, то ли аплодировать упорству с которым он следует установленному обычаю, то ли злиться на его нежелание хотя бы раз нарушить обет молчания. К тому времени, когда он высадил ее, София решила, что Мэтт прав, а она повела себя как идиотка, норовя его разговорить. Она чувствовала себя страшно неловко, но Мэтта нельзя было не поздравить с несгибаемой стойкостью, с которой он следовал собственным правилам.

Получив квитанцию, София протянула ему двадцать фунтов чаевых:

— Мы ведь в последний раз видимся, да?

Мэтт помотал головой и медленно тронулся с места.

София просунула руку в окошко, ее голос зазвучал настойчивее, слишком громко для раннего утра:

— И потом, мне стыдно за то, что я пыталась с тобой поговорить.

Мэтт притормозил, взял бумажку и, свернув, сунул в карман рубашки. Кивнул, улыбнулся и поехал прочь. София слышала, как он подпевает Джиму, пока его машина не свернула за угол.

Тридцать шесть

Бросив работу, первую неделю София чувствовала себя нормально. Не замечательно, но и не очень плохо. Привыкала к безделью, приспосабливалась к свободным вечерам. Смотрела телевизор — до и после полуночи. Солнце теперь будило ее, а не укладывало спать. София чистила ящики стола и гардероб, выкидывала старые бумажки, неношеную одежду — освобождала место для вещей, которые теперь придется купить. Если только она заставит себя пойти в магазин. А лучше заказать по каталогу «Будущая мать». Или, самое заманчивое, взять настойчиво предлагаемые Бет одежки, в которые ее дети уже не влезали. Двойняшки росли с ошеломляющей скоростью, и минималистская красота просторной родительской спальни была жестоко изуродована двойными рядами испачканных в молоке распашонок, двумя сумками для транспортировки младенцев и шикарным набором миниатюрных вещичек от-кутюр, ставших ненужными. Бет смирилась с тем, что два маленьких человечка свели на нет попытку привнести порядок в ее хаотическую жизнь, но следы канувших в небытие дней ее сильно раздражали. София сообразила, что магазинный кошмар ей еще долго не грозит, по крайней мере, окунаться в него ради детской одежды ей в ближайшее время не придется. В отличие от советов, как правильно загорать — прикрыв соски и помня о демаркационной линии, отделяющей живот от лобка, — гнездование не значилось в учебниках, по которым она познавала мир.

Что касается ее собственных потребностей, то София не очень понимала, в чем они состоят. В последние годы у нее не находилось времени, чтобы их сформулировать. С тех пор, как ее обязали посещать маленькую комнату в конце запертого белого коридора. И по правде говоря, того экскурса в ее развитие ей хватило. На очень долгое время. София сознательно занимала себя чем-нибудь, пытаясь разогнать страхи, порожденные воображением. Если им дать шанс, они размножатся со страшной скоростью. Но сейчас ей было о чем поразмыслить, когда она лежала на диване и с тревогой думала о будущем, одновременно пытаясь потушить вопросы о ребенке, горевшие в ее мозгу. Хотя София верила, что Габриэль — ангел, и верила в странность своей беременности, поскольку та была бесспорным фактом, представить себе, кем будет ее ребенок, София не могла. Она не умела такое вообразить, не могла превозмочь внутреннее сопротивление. Даже на сносях София изо всех сил отмахивалась от самой главной проблемы — каким будет ребенок-Мессия.

Габриэль, как обычно, являлся каждый вечер, оставался до раннего утра, иногда завтракал, но чаще уходил, когда София еще спала. Теперь, когда они проводили вечера вместе, их беседы выходили далеко за рамки секса и будущего ребенка. Однако не настолько далеко, как хотелось бы Софии.

— Где ты бываешь?

— Когда?

— Когда тебя здесь нет, по утрам.

— Хочешь еще кофе?

— Хочу, конечно. Но и твой ответ хочу услышать, — крикнула София вслед Габриэлю, который, взяв чашку, отправился на кухню. Минут десять она ждала его возвращения, потом выбралась из кровати. На кухне закипал свежий кофе, тост был намазан маслом, но Габриэля след простыл.