Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

была расстроена не больше, чем если бы задумала все это сама! Мэт

еще тогда чувствовал себя так, словно кончик ножа щекотал ему

спину между лопатками, и сейчас он опять ощущал этот нож, сто-

ило лишь вспомнить о ней. А тут еще и эти игральные кости, пере-

катывающиеся внутри черепа.

Не похоже, чтобы она собиралась предложить тебе прямо сейчас пойти к алтарю, подумал Мэт со смешком, который показался вымученным даже ему самому. Тем не менее у него не было никаких причин бояться. Он просто соблюдал разумную осторожность.

Лагерь по величине не уступал средних размеров деревне, но и на таком пространстве человек, блуждающий бесцельно, рано или поздно начинает ходить по кругу. Довольно скоро – слишком скоро – Мэт обнаружил, что стоит перед бледно-лиловым фургоном без окон, окруженным крытыми парусиной грузовыми фургонами; за ними виднеются коновязи, расположенные вдоль южной стены. Повозки, вывозящие навоз, этим утром не приезжали, и запах стоял крепкий. Ветер доносил тяжелый дух и от ближайших клеток с животными – мускусный запах больших кошек, и медведей, и Свет знает кого еще. Позади грузовых фургонов и столбиков коновязи одна секция парусиновой стены упала на землю и уже колыхалась следующая: мужчины ослабляли растяжки, удерживающие шесты. Солнце, сейчас наполовину скрытое тяжелыми тучами, уже было на полпути к зениту или даже выше, но все же было еще слишком рано.

Гарнан и Метвин, двое «красноруких», уже запрягли первую пару лошадей в оглобли лилового фургона и почти покончили со второй. Солдаты, вышколенные в Отряде Красной Руки, они были готовы пуститься в путь, когда остальные еще не могли разобраться, с какой стороны фургона впрягать лошадей. Мэт научил Отряд передвигаться быстро, когда в этом была необходимость. Но сейчас он подходил к фургону волоча ноги, словно шел по глубокой грязи.

Гарнан, со своей дурацкой татуировкой в виде сокола на щеке, первым увидел его. Застегивая постромку, верзила выпятил тяжелую челюсть и переглянулся с Метвином – мальчишеское лицо кайриэнца, обманчиво свидетельствующее о его возрасте и слабости, что давало ему преимущество в трактирных драках. Им не было нужды притворяться удивленными.

– Как тут у вас, все гладко? Я хочу сняться с места как можно скорее. – Зябко потирая руки, Мэт беспокойно поглядывал на лиловый фургон. Надо было принести ей подарок, какое-нибудь украшение или цветы. И то и другое обычно нравится женщинам.

– Вроде бы да, милорд, – осторожно отозвался Гарнан. – Не ругается, не кричит, не плачет. – Он взглянул на фургон так, словно сам в это не верил.

– Все тихо, и ладно, – сказал Метвин, продевая повод сквозь кольцо хомута. – Когда женщина начинает плакать, единственное, что можно сделать, это уйти, если дорожишь своей шкурой; а этих женщин мы вряд ли можем высадить где-нибудь на обочине, – с этими словами он бросил взгляд на фургон и недоверчиво покачал головой.

Мэту ничего не оставалось, кроме как войти внутрь. Что он и сделал. Уже со второй попытки ему удалось с застывшей на лице улыбкой заставить себя взобраться по нескольким крашеным деревянным ступенькам позади фургона. Он не боялся; просто на его месте любой бы занервничал.

Несмотря на отсутствие окон, фургон был ярко освещен внутри: здесь горели четыре лампы с зеркальными отражателями, и в них заливали хорошее масло, чтобы избежать неприятного запаха. Впрочем, в тот момент, учитывая зловоние, доносящееся снаружи, об этом было трудно судить. Надо было найти для фургона более подходящее место. Благодаря маленькой кирпичной печурке с железной дверцей и железной плитой для готовки сверху, здесь было жарко, не то что на улице. Фургон был невелик, и каждый дюйм его стен был занят шкафчиками, или полками, или крючками для одежды и полотенец и тому подобным, но столик, спускавшийся с потолка на веревках, был поднят, и трем женщинам вряд ли здесь было тесно.

Вряд ли можно было найти трех женщин, более не похожих друг на друга. Госпожа Анан сидела на одной из двух узких встроенных в стену кроватей – царственная женщина с проблеском седины в волосах; она, по всей видимости, была полностью поглощена своим вышиванием и совсем не выглядела стражником. В каждом ухе сверкало по большому золотому кольцу, с плотно охватывающей шею серебряной цепочки свисал брачный кинжал, рукоятка которого, украшенная красными и белыми камнями, виднелась в узком вырезе ее эбударского платья, подшитого с одной стороны, так что видна была желтая нижняя юбка. У нее имелся еще один нож с длинным изогнутым клинком, засунутый за пояс, вполне в обычаях Эбу Дар. Сеталль отказалась как-либо маскироваться, но в этом не было беды. Ни у кого нет причин охотиться за ней, а найти одежду для всех остальных было само по себе достаточной проблемой. Селу-сия, привлекательная женщина с кожей цвета сливок, сидела на полу между кроватями со скрещенными ногами, ее бритую голову закрывал черный платок, а на лице застыло унылое выражение, хотя обычно она имела настолько важный вид, что рядом с ней даже госпожа Анан выглядела легкомысленной. Ее глаза были такие голубые, как и у Эгинин, только еще более пронзительные; и она, кстати, подняла куда больше шума, чем та, когда ее брили наголо. Девушка невзлюбила и темно-синее эбударское платье, в которое ее одели, поскольку считала его глубокий вырез нескромным; зато в нем она была столь же неузнаваемой, как если бы надела маску. Немногие мужчины, бросив взгляд на впечатляющую грудь Селу-сии, были способны сосредоточить внимание на ее лице. Мэт и сам был не прочь насладиться этим зрелищем подольше, но рядом на единственном в фургоне табурете с книгой в кожаном переплете на коленях сидела Туон, и он с трудом мог заставить себя смотреть на что-то еще. Его будущая жена. О Свет!

Туон была миниатюрной, не то чтобы низенькой, но худощавой, как мальчишка, и слишком широкое для нее коричневое шерстяное платье, купленное у одного из артистов, делало ее похожей на маленькую девочку, нацепившую платье старшей сестры. Не совсем тот тип женщины, который ему нравился, особенно учитывая то, что ее череп был покрыт короткой черной щетиной, едва успевшей вырасти за последние несколько дней. Однако, если не обращать на это внимание, она и правда была хороша собой: этакое создание, с лицом в форме сердечка, пухлыми губами и глазами, словно два больших темных озера, исполненных безмятежности. Это совершенное спокойствие смущало его. Даже Айз Седай вряд ли сохранила бы безмятежность в подобных обстоятельствах! Проклятые кости в голове мешали ему сосредоточиться.

– Сеталль держит меня в курсе событий, – произнесла Туон холодно и нараспев, едва Мэт закрыл за собой дверь. Он дошел уже до того, что мог различать разницу в акценте Шончан: по сравнению с произношением Туон акцент Эгинин звучал так, словно она набрала полный рот каши; однако и речь Туон все же была медленной и неразборчивой, как у всех Шончан. – Она рассказала мне, какую историю ты придумал относительно меня, Игрушка. – Туон упорно называла его так еще в Таразинском дворце. Тогда ему было все равно. Ну, почти все равно.