Хранители пути - Карина Сарсенова

— О… Ну что вы… Не стоит так убиваться… Я полностью на вашей стороне, даже мужу объясню, что к чему… Защищу вас! — Шалкар успокаивающе погладил Елену по предплечью. — Никто из нас не желает вам зла, не правда ли? — обведя испытующим взглядом и без того тихо сидевших сотрудников, он собрал щедрую коллекцию кивков и угуканий всех мастей. — Если ты любишь Альфео, он твой, примадонна. Ну-у-у… пока что твой. Ведь ни один человек в мире не может быть твоей собственностью, не так ли? — вопросительно подняв брови, Шалкар ловко набросил на Альфео, как лассо на шею загнанному животному, долгий пронзительный взгляд, сдобренный плохо скрываемой издевкой, а потом перекинул петлю своего внимания на вмиг побледневшую под смуглой кожей Кристину. В выразительных черных глазах Шалкара недобрым предчувствием плескалась глубокая беззвездная ночь. А что можно увидеть в кромешной тьме, кроме как не видения, оживающие из вроде бы надежно запрятанных страхов, подозрений, гнева, ревности и любых иных эгоистических побуждений? Тьма, как и свет, срывает с человека все нацепленные на него маски и обнажает его истинную суть. Отличие лишь в одном: ночь провоцирует темные видения, а день — светлые. Подобное притягивает подобное, что тут поделаешь…

— Не понял? — обернулся Мирас к своей задрожавшей в нервном ознобе экзотически красивой подруге. — Ты чего… Ты это… С кем? — в расширившихся глазах молодого человека заметались огненные блики подступающей к сердцу ненависти. Ненависть, рожденная из ревности, — лучшая убийца любви.

— А ты меньше рот разевай по сторонам, когда не поешь, — злобно парировал его агрессивное недоумение Шалкар. — Будешь по чужим девкам шляться, за своей телкой не усмотришь, — ухмыльнувшись, он медленно, чтобы насладиться всеми нюансами разыгрывающейся трагикомедии, двинулся к зияющей в конце приемной кабинетной двери.

— МИРАС! — скрючившись, словно от удара ножа, взвизгнула Камилла. — Какие еще девки?!! Ты же мне говорил, что я любимая…

— Любимая — не значит единственная, — вроде как себе под нос пробормотал замедлившийся около Камиллы Шалкар.

— Да я что, я ничего… Они сами лезут! — забормотал парень, вырывая руку из острых коготков красной от гнева пассии. — Да ты сама на себя посмотри, сука! — загнанный в угол, взревел он, перейдя к лучшему средству самозащиты — наступлению. — Ты, б…, сама спишь с кем ни попадя!

— Я?!! — в полный голос завопила вконец разъяренная эфиопская фурия. — Да я тебя одного люблю, придурок! Я больше ни с кем!

— Знаю я твою любовь, дешевка! Ты спишь с ним, чтобы поскорее стать знаменитой! Как же, известный итальянский певец! А ты начинающая певичка! А я вообще никто! По сравнению с ним! Понятно, зачем я тебе! — закричал Мирас, вконец выведенный из себя, причем самим же собой, и с силой толкнул вцепившуюся в него девушку в ее тощенькую грудь, то ли вымещая на ней душившие его ярость и обиду, то ли желая оттолкнуть ее подальше. А, скорее всего, и то, и другое. — Люди зря не будут говорить! — выплюнув в лицо Камилле последнюю фразу, он вскочил и с угрожающим видом направился к застывшему горделивым памятником Альфео.

— О! Так ты изменяешь мне с этой тощей пигалицей? — наконец отмерла до сих пор беззвучно созерцавшая все происходящее Елена. — Сволочь! А я тебе доверяла, я открыла тебе свое сердце, я…

— Mamma mia! Amore mio… А-А-А-А-А! — насильственно переведенный в живое человеческое существование, Альфео дернулся и обеими руками схватился за щеку, вспыхнувшую пунцовым пламенем после увесистой, тянущей на полновесный удар, пощечины. Обескураженный перехваченной у него атакой, Мирас замер возле любвеобильного итальянца с занесенным для удара кулаком.

— Я тебя собственными руками прикончу, негодяй! — несомая шквалом разрушительных эмоций, Елена вскочила с дивана и кинулась на своего незадачливого любовника, сметя с пути невовремя на нем оказавшегося нерасторопного Мираса.

— Вот тебе, сволочь похотливая! — осыпала она щедрыми плюхами вовсе не готового к такой щедрости Альфео.

— Это ты во всем виновата, за своим кобелем не углядела! — с неожиданным для ее гиперхрупкой комплекции басовитым ревом Камилла торпедой вылетела из соседних диванных глубин и вцепилась в коротко стриженые волосы несчастной примадонны.

— Думаешь, если прима, то все можно!!! — голосила мулатка, гибкой лианой столь крепко обвившись вокруг неуклюжего тела беспомощно вертящейся Елены, словно норовя задушить ее в своих смертельных объятьях.

Со страшным грохотом обрушившись, наконец, на пол, Елена сумела-таки оторвать от себя взбесившуюся девицу и принялась пугающе ритмично стучать ее красивой головой о ковер.

— А-а-а-а-а! Красивая. Значит все можно! — сдавливая нитевидную шейку девушки в стальных ручищах, шипела Елена, поглощенная явно приятным ей делом. — С чужими мужчинами спать… Трахаться по расчету… Разбивать жизни… А-А-АХ!

Задетый чьей-то ногой, антикварный торшер шумно обрушился на пол, сбив с журнального столика дизайнерскую вазу из бирюзового муранового стекла. Толстый ковер жадно впитал в себя предсмертный звон уничтоженной хрупкой красоты.

— Пусти! Отвали! Пусти меня!!! — брыкаясь, закричала примадонна, расстроенная грубым вмешательством в полюбившееся занятие.

— Успокойтесь все тут. Тихо, — слегка заломив ей руки за спину, бесстрастно выговаривал Эрик. — Хотите драться, идите на улицу.

— Отпусти меня! — разбушевавшаяся Елена не оставляла попыток освободиться.

— Успокойтесь, Елена Владимировна. Вам нельзя кричать, голос сядет, — удерживая начинающую уставать женщину, Эрик сердито посмотрел на сидевшую на полу растрепанную и натужно кашляющую Камиллу.

— Значит, так. Лечить связки, заживлять раны и рассасывать шрамы, а также восполнять потери в дизайнерском оформлении офиса будете за свой счет. Все ясно? — обвел он выжидающим взглядом притихших артистов.

— Ясно… — хором произнесли они, глядя куда-то за спину Эрика.

— Вот, Геннадий Андреевич, беспорядок тут устроили, — обернувшись и мгновенно потеряв высокомерный вид, заблеял секретарь, даже не взглянув на вывернувшуюся из его ослабших рук всклокоченную Елену.

С непроницаемым лицом Дамбалла оглядел поле недавнего боя.

— Человеческие страсти… Они всегда так предсказуемы… — негромко сказал он, зевнул и не спеша пошел к закрывшейся за Шалкаром кабинетной двери. — Извращенец… — небрежно уронил Дамбалла, проходя мимо склонившегося в угодливом полупоклоне бледно-зеленого от ужаса Эрика.

— Быдло оно и есть быдло… — дождавшись плотного закрытия кабинетной двери, секретарь расправил плечи и пригладил слегка сбившуюся прическу.