Нюрнбергские призраки (книга вторая) - Александр Чаковский

Автор романа стремится к сложной, психологической прорисовке образа Рихарда, немало ему удается, однако справедливо, полагаю, говорить и о пробелах. Так, не все убеждает в отношениях Рихарда и Герды, лирика и политика могли бы находиться здесь куда в большей конфликтности. Или другое: иной раз ощущаешь нехватку предметности, плотности в ретроспекциях, относящихся к формированию личности Рихарда.

Специфически строя свое повествование, решительно разделяя его: одно время действия и один главный герой в первой книге романа, другое время действия и другой герой в книге второй, — А. Чаковский, думается, имел в виду контрастно подчеркнуть несходство обстоятельств, характеризующих Европу 1945 и Европу 1969 годов. На фоне изменившейся жизни, неизмеримо более благополучной, демократически устойчивой, судьба Рихарда Альбига, крах его, конечно же, выглядят не случайными, даже в определенном смысле символичными. И трещина, задевшая миросозерцание (не мировоззрение!), и пули, выпущенные в Клауса, мстящие за обман, за гибель Герды, и смерть самого Рихарда — все это справедливо воспринимать как свидетельство бес перспективности дела, идеи, некогда приведших к мировой трагедии… Но при всем том есть все основания утверждать то, что уже сказано выше: роман "Нюрнбергские призраки" несет в себе, в своем содержании актуальный призыв — помнить об опасности неонацизма, о том, к каким бедам может привести это болезненное извращение человеческой морали.

Современный, все более, казалось бы, гуманизирующийся мир, обезображивают, однако, многоликие гримасы отчужденности, сотрясают проявления экстремизма, агрессивной фанатичности. Идеология нацизма нередко служит закваской в этих дестабилизирующих, жестоких процессах. Закваской, неизбежным следствием которой выступает распад, тлен. Недаром и в главах первой книги, и в финале романа появляются хищные крысы: они подступают к Хессенштайну, когда он скрывается в нюрнбергских подвалах, они окружают труп Рихарда. Страшный знак, закольцовывающий повествование.

Задумаемся: вроде бы на не главную, основательно было «притихшую» тему написан роман. И вдруг на наших глазах тема эта волею событий вышла на авансцену европейской действительности, стала предметом серьезного беспокойства, публичных обсуждений. Роман зазвучал с новой, очевидной актуальностью. Сравните нацистскую пропагандистскую лексику, воспроизводимую, разоблачаемую в "Нюрнбергских призраках", с соответствущими сегодняшними лозунгами, вызывающими возмущенные протесты общественности, сопоставьте страницы романа и газетные сообщения, образцы которых приведены в начале нашей статьи, — и вы увидите в высшей степени знаменательную перекличку. Случайное совпадение? Разумеется. Но это совпадение не было бы возможным, не будь органична для романиста погруженность в политику, в раздумья о ее современных процессах.

С надеждой говорим мы сегодня о Европейском доме, перспективы строительства которого становятся реальными вместе с утверждением нового мышления. Такое строительство стало бы счастливым делом, но уместно ли полагать, что оно может быть делом совсем уж легким, благостным, что на путях прогресса не будут возникать препятствия? Политический экстремизм — самое опасное из таких препятствий. Особенно если он берет начало из страшного прошлого — от нацистских преступников, нюрнбергских призраков, увы, не перестающих доказывать свою живучесть.

Содержание романа А. Чаковского, как видим, заставляет размышлять и о материях, находящихся за пределами изображаемого, уходящих в самую что ни на есть нынешнюю реальность. И это, безусловно, свидетельство истинности писательских волнений и забот,

(C) Издательство «Правда», «Октябрь», 1989 г.

"Роман-газета" № 23 (1149) 1990