Квартира в Париже - Люси Фоли

шортах, демонстрирующих его загорелые ноги. Такой наряд совершенно не соответствовал ресторанному дресс-коду. И все же он казался таким расслабленным, естественным. За это я его и ненавидела.

– Софи, привет, – поздоровался он.

Я вспыхнула от такой фамильярности, но потом вспомнила, что сама просила не называть меня «мадам». Но то, как он произнес мое имя: это было похоже на неуважение… на нарушение личных границ.

– Могу я присесть? – он указал на стул. Отказать ему было бы грубо. Я невозмутимо кивнула, будто мне неважно, что он сделает.

Впервые я была так близко к нему. Теперь я видела, что он не был красивым, во всяком случае в классическом понимании. Неправильные черты лица. Но его уверенность, харизма – они придавали ему привлекательности.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Оцениваю это место, – ответил он. – Жак предложил за ужином. Я еще не заказывал еду, но уже впечатлен пространством – атмосферой, искусством.

Я посмотрела на картину, которую он разглядывал. Женщина на коленях: мощного телосложения, почти мужского. Сильные конечности, тяжелая челюсть. В ней не было ничего элегантного, только какая-то дикая сила. Запрокинув голову, она выла на луну, как собака. Раздвинутые ноги, задранная юбка… это выглядело почти сексуально. Подойди поближе и почувствуешь запах не краски, а крови.

– Что думаешь? – спросил он. – Мне нравится Паула Регу.

– Не могу сказать того же самого, – ответила я.

Он указал на мою губу.

– У тебя немного – вот здесь.

Я поднесла уголок салфетки ко рту и промокнула. Убрав ее, я увидела, что толстое белое полотно испачкано кровью. На мгновение я уставилась на него.

Он кашлянул.

– Я чувствую… послушай, я просто хотел сказать, что надеюсь мы не поставили друг друга в сложное положение. На днях, когда я спросил про твое произношение. Надеюсь, я не показался грубым.

– Mais non, – сказал я. – Почему ты так подумал?

– Я изучал французский язык в Кембридже, поэтому просто помешан на таких вещах.

– Я не обиделась, – ответила я ему. – Pas de tout. Нисколько.

Он широко улыбнулся.

– Какое облегчение. И мне так понравился ужин на террасе на крыше. Очень любезно с вашей стороны, что вы меня пригласили.

– Я тебя не приглашала, – отрезала я. – Ужин – это идея Жака. – Возможно, это прозвучало грубо. Но это было правдой. Ни одно приглашение нельзя согласовать без Жака.

– Тогда бедный Жак, – с печальной улыбкой проговорил он. – Какая была той ночью погода! Я никогда не видела его в такой ярости. Он ополчился на грозу, как король Лир. Это выражение его лица!

Я рассмеялась. Ничего не могла с этим поделать. Хотя мне это должно было показаться ужасным. Никто никогда не шутил над моим мужем. Но это было неожиданно. И он так точно изобразил возмущенное выражение лица Жака.

Бен пододвинул мне стакан с водой. Я сделала глоток. Впервые за очень долгое время мне стало так легко.

– Скажи мне, – спросил он, – каково это – быть замужем за таким человеком, как Жак Менье?

Я поперхнулась и зашлась кашлем так, что на глазах проступили слезы. Один из официантов подбежал, чтобы предложить помощь: но я отмахнулась от него. Все о чем, я могла думать, было: о чем знал Бен? Что ему мог сказать Николя?

– Извини. – Бен быстро улыбнулся. – Думаю, мой вопрос прозвучал не совсем правильно. Иногда я бываю таким неуклюжим. Я имел в виду другое: быть замужем за таким успешным бизнесменом. Каково это?

Я не ответила. Взгляд, который я бросила на него в ответ, говорил: ты меня не напугаешь. Но на самом деле, я и так была напугана. Это он отправлял записки – теперь я была в этом абсолютно уверена. Это он забирал конверты с наличными, которые я оставляла под расшатанной ступенькой.

– Я просто имел в виду, – сказал он, – что если ты когда-нибудь захочешь дать интервью, мне было бы очень интересно поговорить с тобой. Ты могла бы рассказать, что значит вести такой успешный бизнес…

– Это не мое дело.

– О да, я уверен, что это неправда. Я уверен, что ты должна…

– Нет. – Я перегнулась через стол, чтобы подчеркнуть свои слова, выстукивая каждое слово ногтем по скатерти. – Его бизнес не имеет ко мне никакого отношения. Comprenez-vous? Ты понимаешь?

– Хорошо. Что ж. – Он посмотрел на часы. Предложение все еще в силе. Ну, мы могли бы поговорить… больше об образе жизни. Ты как квинтэссенция парижанки, что-то такое. В общем, ты знаешь, где меня искать. – Он улыбнулся.

Я просто смотрела на него. Возможно, ты не понимаешь, с кем имеешь дело, мальчик. Не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы оказаться там, где я нахожусь сейчас. Жертвы, на которые мне пришлось пойти. Люди, через которых мне пришлось переступить. Ты ничтожество по сравнению со всем этим.

– В любом случае. – Он встал. – Я, пожалуй, пойду. У меня встреча с моим редактором. Как-нибудь увидимся.

Убедившись, что он ушел, я подозвала официанта.

– Урожай 1998 года.

У него округлились глаза. Весь его вид кричал о том, что он сейчас предложит альтернативу. Потом он увидел выражение моего лица. Кивнул, удалился прочь и вернулся с бутылкой.

Я пила и вспоминала одну ночь на заре нашего брака. Опера Гарнье, где мы смотрели «Мадам Баттерфляй» под потолком, расписанным Шагалом; в антракте потягивали охлажденное шампанское в баре, и я надеялась, что Жак покажет мне знаменитые рельефы солнца и луны, нарисованные чистым золотом на куполообразных потолках. Но ему было интереснее показывать мне людей, его клиентов. Министров, бизнесменов, значимых фигур из французских СМИ. Некоторых из них я даже узнала, хотя они и не знали меня. Но все они знали Жака. Отвечали на его кивок короткими кивками.

Я точно знала, за какого мужчину выхожу замуж. Я подошла к браку здраво. Знала, что получу от этого. Нет, наш брак не всегда будет идеальным. Но что такое брак? И в конце концов, он подарил мне мою дочь. За это я могу простить все что угодно.

На мгновение я останавливаюсь на лестничной площадке перед квартирой на третьем этаже. Смотрю на латунную цифру 3.

Вспоминаю, как стояла на этом самом месте несколько недель назад. Остаток дня я провела в ресторане, допивая урожай 1998 года, на что, без сомнения, с ужасом смотрели все официанты. Мадам Менье сошла с ума. Я думала о Бенджамине Дэниелсе и его дерзости, о записках, о той власти, которую они возымели надо мной. Ярость во мне нарастала. Впервые за долгое время я почувствовала себя по-настоящему живой. Как будто я способна на все.

Я вернулась в квартиру,