Улыбнись мне, Артур Эдинброг - Антонина Крейн

class="p1">А под ней… Ещё одна такая же карточка. «Билет Артура Ван Хофф Эдинброга».

На душе у меня внезапно стало немного легче. Артур хочет меня проводить? Или ему просто по пути — ведь ему надо в эту таинственную Антрацитовую библиотеку, изучать наследие отца и готовиться к появлению Тварей?

Да плевать! Всё равно я буду рада видеть его в тот момент, когда войду в ворота портала — говорят, они такие внушительные, что на них страшно смотреть. Может быть, у нас получится как-то договориться о том, что мы будем слать письма друг другу сквозь миры? А может, я стану основательницей Галианского межпланетного туризма?

А может. остаться тут самой?

У меня перехватило дыхание.

Это точно плохая идея: ведь, не будем врать, мне интересен не мир Гало как таковой, а живущий здесь Ван Хофф Эдинброг. А он будет занят, ужасно занят своей великой миссией, а после… Я так и не знаю, что он собирается делать после (о том, что никакого «после» может не быть, я старалась не думать).

Я ведь многого о нем не знаю. Да, может быть, в последнее время нам стало удивительно легко общаться, мы уже честно пересказали друг другу большую часть наших биографий, и у нас очень похожие ценности и взгляды на жизнь, а когда мы смотрим друг на друга или, тем более, друг к другу прикасаемся, шарахает так, что в первый момент удивлённо моргаешь: ты что, шаровая молния, кто ты?.. А потом не хочется отходить.

Желательно никогда.

Но Артур так и не рассказал мне об Аманде и не поведал, что будет делать, когда спасёт мир. А значит, полного доверия между нами нет. Не такие уж это пока и глубокие чувства, наверное.

Но. Господи, как же я не хочу с ним расставаться. Такое ощущение, что, вопреки всему, впервые в жизни внутри крепнет уверенность: это моё. Это точно моё. Делай что хочешь, но если расстанешься с ним — эта рана уже никогда не заживёт.

* * *

Прошло время завтрака. Затем отзвучал полуденный гонг. Артур всё не возвращался.

Я начала нервничать. Сначала я долго и упорно мерила комнату шагами, потом оставила записку на столе и ушла в Сироппинг. Когда я вернулась, записка лежала нетронутой. Шуточки на тему Борисова убийства перестали казаться мне смешными.

Я разыскала Мэгги и спросила её, не видела ли ребят.

— А разве есть хоть малейший шанс увидеть их вместе? — удивилась медсестричка. — Они же давно не дружат… Нет, в общем, я их не видела.

У Бориса в пентхаусе тоже было пусто, и даже Младший Мёрклый Иньч отсутствовал (или просто не отвечал на стук). Как заправская ищейка, я обыскала всё главное здание университета, но безуспешно.

Тогда я отправилась изучать дальние территории Форвана. И вот там, в пустынном английском саду, унылом и полузаброшенном, я нашла старый грот, а возле него — каменную скамейку, увитую сверху донизу тревожным багряным плющом.

На ней понуро сидел Артур, подперев подбородок руками и бессмысленно глядя на танец листьев, сорванных беспощадным ветром. Они кружились и вихрились над гравийной дорожкой, и пляска их становилась то тоскливой, то отчаянно-лихой, в зависимости от того, как темнело и светлело небо в узоре туч.

— Не помешаю? — спросила я, подходя.

Эдинброг вздрогнул, выдернутый из своих мыслей, но потом кивнул:

— Садись.

Какое-то время мы сидели молча.

— Артур, всё нормально?

— Да, просто. — он потёр лицо ладонями. Взгляд у него был сухой и болезненный. — Просто Борис. показал мне кое-что. И хотя я знал, что увижу, это всё равно оказалось куда больнее, чем я думал. А думал я много, поверь, — он горько хохотнул.

Я нервно облизала губы. И решила признаться, что знаю, о чём он говорит.

Но Артур заговорил первым:

— Вилка, изначально я не хотел рассказывать тебе об этом, но теперь — хочу. Более того, я должен. Дело в том, что здесь, в Форване, у меня была девушка. Ее звали Аманда. Я любил её. Очень сильно. А потом…

— Я знаю, Артур.

Эдинброг 1однял на меня взгляд:

— Знаешь? — недоумённо 1ерес1росил он.

— Да.

И я рассказала ему обо всём: о том, как разглядывала фотографию в за1ертом кабинете, о том, как говорила с Борисом о случившемся, о том, что 1ризнала в мистере ДеБасковице брата Аманды. Я говорила и до жути боялась, что сейчас он обвинит меня во лжи, скажет, что у меня слишком длинный нос, что я вечно лезу не в своё дело, накричит на меня и уйдёт. И всё станет не 1росто 1лохо, а 1о-настоящему невыносимо.

Так что те1ерь я начну считать дни до отбытия с радостью, а не тоской.

Но Артур, дослушав меня, только 1окачал головой, будто бы удивлённо:

— Ну да, конечно же, ты всё знаешь. Как я мог 1одумать иначе? Ты же такая. не знаю. Не1осед-ливая. Любо1ытная. Не1редсказуемая.

Я криво усмехнулась:

— Если ты хотел меня обругать — у тебя не получилось. Звучит как комплимент.

— Это и есть комплимент, Вилка.

Он замолчал. Вновь начал накрапывать дождь, потом полило сильнее, ещё сильнее… Артур сплел заклинание, и над нами повис куполообразный зонтик. Один на двоих. Мне было приятно, что он не наколдовал два отдельных.

Артур посмотрел на меня и вдруг, протянув вперёд руку, заправил прядку, выбившуюся из причёски, мне за ухо.

— Ты всё ещё любишь её? — ляпнула я, хотя вопрос явно был слишком личным.

— Она мертва.

Вот так ответ: ни да ни нет. Как в старом фильме, где один всегда говорит «люблю тебя», а второй — «аналогично». И всем понятно, что это ерунда какая-то, но что уж тут поделаешь.

— Мне жаль, — пробормотала я.

— Спасибо, — кивнул он и поморщился: так себе ответ получился. С другой стороны — ну а что тут ещё ответить? «Мне тоже» не подходит: наши чувства несоизмеримы.

Артур поднялся и, взяв меня под руку, подвёл к гроту. Там, внутри искусственной пещеры, было что-то вроде алтаря: каменная плита с магическими значками, а перед ней — небольшая чаша бассейна. Вода внутри выглядела как водоворот-воронка: куда-то бесконечно и беспрерывно утекала.

Артур остановился перед бассейном.

— Вилка, я хочу, чтобы ты знала: я очень рад, что ты попала сюда из-за ошибки в ритуале, — сказал он негромко. — Сначала я злился, конечно.

Потом думал — не повезло. Затем стал понимать, что ты достаточно приятный… — он замялся.

— Фамильяр? — подсказала я с горечью.

— Нет. Напарник. Но теперь. — он поднял взгляд наверх, будто задумавшись, а потом посмотрел мне в глаза. —