Престиж - Кристофер Прист

7 июля 1900 года

Денвер, штат Колорадо

Невзирая на роскошные условия путешествия по железной дороге, несомненно одно: настоящая благодать состоит в том, чтобы вообще никуда не ехать. Хочу отдохнуть денек-другой в этом городе, прежде чем продолжить путь. У меня наступил самый долгий перерыв в занятиях магией, который я когда-либо себе позволял: ни выступлений, ни упражнений, ни совещаний с моим конструктором, никаких просмотров и репетиций.

8 июля 1900 года

Денвер, штат Колорадо

К востоку от Денвера раскинулась огромная равнина, часть которой я пересек на пути из Чикаго. Я достаточно нагляделся на Небраску и сыт ею по горло; меня до сих пор угнетают воспоминания об унылых пейзажах тех мест. Вчера целый день дул горячий песчаный ветер с юго-востока. Служащие отеля сетуют, что этот ветер доносится сюда из соседних засушливых штатов, таких как Оклахома; так или иначе, эта напасть, независимо от ее источника, отравила мне знакомство с городом. Впрочем, перед тем как вернуться в отель, я отметил для себя величественное зрелище на западных окраинах Денвера: зазубренную громаду Скалистых гор. Позднее, когда мгла рассеялась и в воздухе стало немного прохладнее, я вышел на балкон своего гостиничного номера и наблюдал, как солнце уходит за эти сказочные вершины. По-моему, сумерки тянутся здесь на полчаса дольше, чем в других местах, из-за гигантской тени, отбрасываемой Скалистыми горами.

10 июля 1900 года

Колорадо-Спрингс, штат Колорадо

Этот город расположен милях в семидесяти к югу от Денвера, но запряженный лошадьми омнибус тащился туда целый день. В пути делались частые остановки, чтобы принять одних пассажиров и высадить других, сменить лошадей, сменить кучеров. Ехать было неудобно и утомительно; я чувствовал себя не в своей тарелке. Судя по тому, как на меня глазели попутчики – это все была публика с окрестных ферм, – выглядел я белой вороной. Однако я прибыл целым и невредимым и сразу ощутил очарование здешних мест. Конечно, Колорадо-Спрингс несравненно меньше Денвера, однако его ухоженность в полной мере свидетельствует о заботливом и любовном отношении американцев к маленьким городкам. Я нашел скромный, но уютный отель, отвечающий моим требованиям; мне сразу понравился предложенный номер, и я снял его на неделю, оговорив возможность продлить срок проживания.

Из окна моего номера видны две примечательные особенности Колорадо-Спрингс – две из трех, которые привели меня сюда. После захода солнца городок словно танцует в огнях электрического света. На улицах горят высоко подвешенные фонари; в каждом доме ярко лучатся окна, а в «даунтауне» – деловой части города, на которую, собственно, и выходят мои окна, – многие магазины, конторы и рестораны выделяются великолепными рекламными вывесками, которые вспыхивают и сверкают в теплой ночи.

Кроме того, за городской чертой на фоне ночного неба виднеется черная громада знаменитой горы Пайкс-Пик, высотой около 15 тысяч футов.

Завтра я совершу восхождение на первые подступы к вершине Пайкс-Пика и постараюсь отыскать третью достопримечательность, которая привела меня в этот городок.

12 июля 1900 года

Вчера вечером я слишком утомился, чтобы делать записи, а нынче, в силу сложившихся обстоятельств, буду коротать время в одиночестве, не покидая пределов города. Пользуясь этим удобным случаем, могу без всякой спешки описать события минувшего дня.

Проснувшись рано утром, я позавтракал в отеле и быстро дошел до центральной площади, где меня должна была ожидать коляска. Я отдал это распоряжение письмом перед отъездом из Лондона и, хотя получил подтверждение, был далеко не уверен, что меня встретят. К моему величайшему изумлению, меня ждали в назначенное время и в назначенном месте.

Как водится в Америке, мы быстро стали закадычными друзьями. Его зовут Ральф Д. Гилпин; он коренной житель Колорадо. Я зову его Рэнди, а он меня – Робби. Это низкорослый толстячок с пышными седыми бакенбардами, обрамляющими жизнерадостное лицо. У него голубые глаза и загорелая кожа цвета красной охры, а седая (как и бакенбарды) шевелюра отливает сталью. Он носит кожаную шляпу и невообразимо засаленные штаны. На левой руке у него не хватает одного пальца. Под облучком коляски он возит ружье, причем, как сам утверждает, заряженное. При всей своей услужливости и бьющей через край доброжелательности, Рэнди относится ко мне с некоторым подозрением, которое я сумел распознать только потому, что не одну неделю провел в Штатах. Большую часть времени, которое занял подъем на Пайкс-Пик, я потратил на то, чтобы уяснить возможную причину такого недоверия.

По-видимому, оно возникло в результате стечения обстоятельств. Из моего письма Рэнди вынес впечатление, что я, подобно многим приезжим, собираюсь искать в этих краях золото (отсюда я заключил, что в горах немало богатых золотых жил). Однако потом он несколько разоткровенничался и сообщил, что приметил меня, когда я только переходил через площадь, но поначалу, глядя на мою одежду и манеру держаться, принял меня за священника. Золото – это понятно; церковнослужитель тоже вписывался в его картину мира, но сочетание того и другого не умещалось у него в голове. А когда этот странный британец потребовал, чтобы его отвезли в высокогорную лабораторию, пользующуюся дурной славой, дело приняло и вовсе непонятный оборот.

Так и получилось, что Рэнди стал относиться ко мне с опаской, и у меня не было возможности его успокоить: ведь моя истинная профессия, как и цель поездки, тоже лежит за пределами его понимания!

Дорога к лаборатории Никола Теслы представляет собой череду крутых и пологих подъемов на восточном склоне гигантской горы; сразу за чертой города начинается густой лес, который расступается примерно через милю, открывая взору скалистый пейзаж с редко разбросанными высоченными елями. К востоку тянулись необъятные просторы, но местность с этой стороны оказалась настолько плоской и однообразно возделанной, что не давала, в сущности, никаких поводов для восхищения.

Часа через полтора мы достигли безлесного плато на северо-восточном склоне. Я заметил немало свежих пней, свидетельствующих о том, что все здешние деревья недавно пошли под топор.

В центре этого неприметного плато – совсем не такого обширного, как я ожидал, – находилась лаборатория Теслы.

– Ты сюда по делам, Робби? – спросил Рэнди. – Ну, смотри, держи ухо востро. Люди поговаривают, тут нечисто.

– Опасности меня не страшат, – твердо заявил я.

Мы быстро сторговались насчет обратной дороги. Я понятия не имел, как поступает сам Тесла, когда ему нужно съездить в город, и хотел быть уверенным, что смогу беспрепятственно вернуться к себе в отель. Заверив меня, что у него тоже есть поблизости дело, Рэнди обещал подъехать к лаборатории во второй половине дня и дождаться моего появления.

Коляску он остановил поодаль от здания: мне пришлось идти пешком добрых четыреста-пятьсот ярдов.

Лаборатория представляла собой сооружение из голых некрашеных досок, которое несло на себе многочисленные приметы скоропалительных решений. Создавалось впечатление, будто разнообразные мелкие пристройки с двускатными крышами добавлялись от случая к случаю, уже после возведения главного корпуса: крыши имели разный наклон и сходились на стыках под самыми причудливыми углами. Крыша главного корпуса поддерживала (или пропускала снизу) массивную деревянную вышку для подъема тяжестей, а над одной из боковых крыш виднелся другой подъемник, размером поменьше.

В середине здания вертикально вверх поднимался металлический шест, диаметр которого плавно уменьшался с высотой; можно было бы сказать, что шест сходится в точку, если бы на его конце не располагалась большая металлическая сфера. Слегка раскачиваемая легким горным ветерком, она сияла в ярком свете утреннего солнца.

По обе стороны дороги прямо на земле размещалось несколько технических устройств неизвестного мне назначения. В каменистую почву было вбито множество металлических стержней, некоторые из них соединялись между собой изолированными проводами. Возле главного корпуса находилось деревянное строение со стеклянной стенкой, через которую я разглядел измерительные или регистрирующие приборы.

Вдруг я услышал оглушительный треск, и внутри здания ослепительно полыхнула череда устрашающих вспышек: белых, бело-голубых и розовато-белых, повторяющихся беспорядочно, но быстро. Столь могучими были эти взрывы света, что они не только пробивались сквозь пару окон, находившихся в поле моего зрения, но и высвечивали мельчайшие трещинки и отверстия в материале стен.

Должен признаться, в тот момент моя решимость сильно поколебалась, и я даже оглянулся, чтобы посмотреть, остается ли еще Рэнди со своим экипажем в пределах досягаемости. (Как ветром сдуло!) А сделав еще пару шагов, я совсем пал духом, потому что обнаружил перед собой рукописный плакат, укрепленный на стене у главного входа: