Ангел с мечом - Кэролайн Черри

Рахман вообще почти никогда не говорил. Он ничего не говорил все эти годы с тех пор, как я вытащила со дна Дета его и Мэри ребенка, после того как он сам вынырнул с пустыми руками.

Тогда он уже точно знал, что ребенок так и так мертв, даже если пока еще жив. Мама знала это, и он тоже знал; он стоял и не вымолвил ни слова благодарности. И теперь он ничего не говорит. Неужели знает что-то, о чем я не имею никакого представления?

Боже мой, он же ревентатист! Я возложила на него карму, когда вытащила наверх ребенка! Я возложила карму на душу этого мертвого ребенка, на них всех, Рахмана и Мэри, и Джеви, а Рахман не хотел, чтобы я была убитой, пока он не оплатит этот долг; он должен спасти души своей семьи от того, что я сделала, когда спасала ребенка, или они не смогут освободиться от этого мира, пока не возродятся здесь снова вместе со мной и полностью мне не отплатят. Его толкают мысли о следующей жизни. Боже и предки, у меня с собой еще и самоубийца!

Томми… просто глуп, что бы ни побудило его отправиться с нами. А вот я знаю, почему я взяла с собой Али.

Самоубийца, дурак и предатель.

Они проехали мимо острова Мендеза и к Файфу, где крысы убегали по узкому карнизу и, видя проплывающий скип, повизгивали и пищали. Кошка нежилась в звездном свете вокруг угла Мендеза, глубокая тень, точно как те жертвы, за которыми она отправилась.

— Хэй, да у нас тут какой-то маркировочный знак, — прошептала Альтаир, когда разглядела стоящие у разваливающегося угла Ульгера опоры. — Давай!

— Йей, — согласился Рахман. — Внимание, багор. — Нос повернулся под его сильным толчком.

— Внимание, впереди. — Альтаир взмахнула шестом над головой Али в среднем проходе и тут же присела, предоставив багорщику зацепиться за кольцо, которое было ближе всего к маркирующему знаку. Она оглядела замшелую старую стойку, присмотрелась сквозь темноту к канатам, одновременно завязывая вспомогательные узлы вокруг кольца.

— Дерьмовое место, — сказала она, увидев, какой покрасневшей и пропитанной солью была верхняя веревка. — Уровень воды изменился, а они не переставляли эту штуку уже лет десять.

— Давайте скорее внутрь, — сказал Рахман. — Прилив растет; и морской ветер тоже усиливается.

— Это узнают и контрабандисты, — сказала Альтаир, присела и уперлась костяшками пальцев. Ветер становился штормовым. Потом что-то страшно зашумело и загрохотало. Взрыв? На мгновение показалось, что это ветер обманывает слух. И все равно Альтаир инстинктивно посмотрела на небо — и тут загремело снова. — О, Боже, да это гром!

— Кажется, будто там что-то спускается, — твердо заявил Рахман, который тоже присел рядом с ней.

По-прежнему нельзя было разглядеть ничего. Звезды светили все так же ярко и чисто над черными формами островов. Альтаир представила шторм с моря, накатывающуюся черную стену, молнии, которые обычно несут с собой такие штормы. Сначала затишье, а потом ветер, ветер…

Снова загрохотал гром — далекий и одновременно ужасно близкий.

— Они ведь тоже его слышат! О, Боже, эта приближающаяся лодка… Они ведь тоже ее видят и подойдут ближе…

— Или выбегут.

— За это не могу ручаться. О, Боже, это у нас появятся проблемы! На нас обрушится море, а они там, у Моги, все еще не организовались… знаю, что не организовались…

— Они тоже слышат гром, — сказал Томми. — Они тоже слышат его, Джонс.

— Так же, как проклятые работорговцы. Они отправятся пораньше, пока еще будет темно. Бог знает, кто сейчас будет в пути. Мы должны отправляться, у нас нет времени тут околачиваться.

Рахман хрюкнул, пожал могучими плечами и сплюнул в воду.

— Йей. Карма.

Самоубийство. Снова прогремел гром.

— Проклятье… — Она направила взгляд на курчавую тень перед собой, потом перехватила шест и ткнула им, чтобы эта тень посмотрела на нее. — Али, какой дорогой они отправятся? По проходу Мегари?

— Не знаю.

Она толкнула его сильнее.

— Али, я думала, ты будешь помогать.

— Я не вру!

— Ну, ты и не помогаешь.

— Тот причал на юге. Рядом с проходом.

— Я знаю его.

— Старые грузовые ворота, небольшой скат. — Дыхание Али выходило с хрипом и прерывалось. Где-то на ветру хлопнула доска. — Я подводил лодку Моги всегда прямо к скату. Стучал в дверь. Они выходили и забирали… забирали товар.

— Значит, все происходило так?

— Джонс. — Он выпрямился, привалился к краю палубы. — Боже мой, Джонс, этим способом тебе внутрь не попасть! У тебя не выйдет; они всех нас убьют!

— Они не убьют нас, а продадут вверх по реке, правда? Рахман, мне придется вот этому нашему другу задать несколько вопросов. Наполнишь бак? В среднем проходе полная канистра.

— Я помогу, — вызвался Томми шепотом, который был слишком звучным.

— Говори тише, — потребовала Альтаир. — Ты должен учиться говорить тихо. — Ретрибуция тоже все время говорила ей это на приливных каналах, внушала говорить тихо, драла за уши, если она забывала об этом…

…Направляла меня на темные пути, мама. Я думала, всякий в них разбирается.

— А теперь к нашим делам, Али, — сказала она своим нежнейшим, тишайшим голосом. Ветер вздыхал над каналом и играл с волосами Альтаир, которые выглядывали спереди из-под фуражки. — Мне уже приходилось убивать людей, Али. Правда. И я не боюсь. Только на тот случай, если ты вдруг надумаешь кричать. — Слева от себя в среднем проходе она заметила спокойные движения — там, где Рахман нашел канистру с горючим. Он поставил ее на палубу и легко, как кошка, несмотря на свой рост, вскарабкался следом. — Али, — сказала Альтаир, — ты меня понял? Ты хорошо меня понял?

— Я понял тебя, — ответил Али. Он коснулся лбом палубы и держал одной рукой живот. — Джонс, это Причальные ворота; клянусь своей матерью, что это Причальные ворота. Я не вру; нам там не попасть внутрь. Двери и засовы…

— Ты был внутри, да?

Белки глаз Али сверкнули, когда он поднял на нее взгляд.

— Нет, никогда!

— Ты лжешь, Али. А ты ведь не хотел мне врать. Твоя мама соберет кучу кармы, не правда ли?

— Однажды, однажды я был там.

— Все дальше, все глубже, да? Чтобы продавать людей с мостов…

— Зимой, зимой… Джонс, они лежат там и мерзнут. А Мегари дают им есть и теплые постели…

— Как моему напарнику.

— Это совсем другое.

— Я хочу тебе кое-что рассказать, Али: Ты же еще помнишь маленькую сцену на веранде Моги. Теперь требуется целая куча хлопот, чтобы взволновать наше братство, но сейчас они взволнованы. А ведь ты стоял там рядом со мной на виду у всех, когда я говорила про Мегари. Знаешь, что с тобой сделают?

— Мертвеца.

— И тремя различными способами. Или я, или Моги, или Мегари. Или любой канальщик в городе. Сейчас целая куча людей говорит о тебе не слишком хорошо.

— Я тебя не обманываю.

— У тебя есть возможность снять с себя вину по отношению ко мне. Может быть, я смогу уладить это дело с Моги. Понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, что сделают с тобой эти Мегари? Тебе это ясно, Али?

— Да. — Его дыхание со свистом вышло через стучащие зубы. — Но я не знаю остального. Клянусь тебе, не знаю. Так далеко я никогда не ходил.

— Знаешь, что ты должен для меня сделать, Али?

— О, Боже, Джонс, я не могу, я этого не сделаю!

— Ты не умеешь врать, Али. Я знаю. — До нее добрался запах горючего. Она слышала Рахмана и Томми, которые спокойно занимались работой, слышала бульканье и плеск жидкости на ее пути в бак. — Рахман, немного оставь. У меня бутыли внизу в укрытии. Наполни их для меня? Сунь внутрь старую тряпку.

— У тебя есть спички? — деловито спросил Рахман.

— Целая куча.

— Джонс, — сказал Али почти шепотом. — Что ты задумала?

— Только то, чему учила меня мать.

— Что она имеет в виду? — осведомился Томми. — Что она имеет в виду? — Но никто ему не ответил. Рахмаи опустился на колени и схватил бутылку и тряпки.

Еще более сильный запах горючего, разносимый своевольным ветром.

— Две бутылки, — сообщил Рахман.

— Еще лучше, если это не слишком много. — Она села и задумчиво погрызла мозоль на ладони.

Ты уверена, что он там, Джонс? Нет, не уверена, я знаю, что ты не уверена. Тебе, собственно, нечего делать с Мегари, как ты знаешь, а с Мечом Бога…

Эти богатые люди…

Наш город ревентатистский. И как еще иностранцам лучше всего приходить в город и уходить из него снова, как не на лодках Мегари?

Небо, они купили полицию; они продают трупы врачам Академии, и никто никогда не задает им вопросов. И в мыслях нет, чтобы обыскивать их лодки.

О, небо, вопросы, сказал Бореги. Они хотят задать ему вопросы. Что они с ним делают?

— Где они могут держать его в плену? — спросила она Али. — На верхнем этаже или внизу?

— Внизу, мне кажется, внизу.

Проклятье, все забаррикадировано! Невозможно прорваться; наверняка они приняли меры предосторожности, чтобы никто оттуда не мог вырваться.