Богдан Хмельницкий - Ольга Рогова

– Я все исполнил, что приказал мне гетман, – скромно отвечал Джеджалык. – Крымскому хану уже дано приказание идти на помощь со своей ордой, да и паша Силистрийский обещает послать отряд.

– А что они возьмут за эту помощь? – спросил Богдан.

– Как приказал пан гетман, я обещал им часть Польши.

Хмельницкий угрюмо посмотрел на него.

– Я, кажется этого не приказывал, можно было бы предложить условия и повыгоднее, мы теперь в силе; нечего слишком-то кланяться туркам; не помогут они, поможет Москва.

– А пан гетман думает, что под московской властью казакам будет лучше? Я видел, как христиане живут в Турции, они гораздо счастливее панских хлопов или казаков.

– Я сам поставлю условия турецкому послу, – сказал Хмельницкий. –Пускай турки не запрещают нам ездить по Черному морю и Архипелагу и не берут пошлин, тогда и мы будем защищать их.

На другой день Хмельницкий торжественно принимал московского посла Унковского, только что прибывшего из Переяславля. На этом приеме присутствовали послы Молдавии и Валахии, Трансильвании и Турции. Унковский привез гетману богатые подарки: дорогие одежды, собольи меха и выразил ласковое пожелание всяких благ от лица его царского величества царя Алексея Михайловича.

Богдан с должным вниманием выслушал длинную речь посла и отвечал:

– Все это хорошо, только нам этого мало. Пока его царское величество дружит с Польшей и потакает панам, врагам нашим, мы не можем верить его пожеланиям.

– Его царское величество не может еще разорвать союза с Польшей, –уклончиво отвечал посол.

– А если не может, то и разговаривать нечего, – резко отвечал Хмельницкий.

Не поклонившись послу, он встал и ушел к себе.

– Не беспокойтесь, – уговаривал Выговский встревоженного посла, – на него иногда находит; к вечеру он забудет свой гнев и станет разговаривать с вами, как ни в чем не бывало.

Настал наконец день свадьбы гетмана. Ее отпраздновали согласно с казацкими обычаями шумно и весело. За день до свадьбы целая процессия казаков рука об руку с казачками отправились приглашать гостей. У каждого из них на руке висел венок из искусственных цветов за неимением живых. Во главе всех шел Ивашко с тростью в руке, говорил приветствие и от имени всего казачества приглашал на свадьбу гетмана. Марина согласно обычаю оделась в длинное суконное платье кофейного цвета, надела цветочный венок на распущенные по плечам волосы. Близких родственников у нее не оказалось, и в церковь вел ее Иван Выговский. Туда и обратно их сопровождала музыка, дудки и скрипки, дома подавалось домашнее пиво, а молодая обносила всех горилкой в золотых кубках.

Через несколько дней пронеслась весть, что едут польские послы. Хмельницкий давно уж поджидал их. Воевода Кисель ехал со своим племянником и несколькими панами в сопровождении многочисленной свиты в качестве комисара для заключения трактата. Польшу они проехали беспрепятственно, но границе Украины должны были остановиться и послали к гетману просить охраны.

– А что, видно, плохо пришлось панам? – с насмешкой спросил Хмельницкий посланного.

– Уж так-то плохо, ясновельможный пан гетман, – отвечал тот, – ни через одно русское село проехать нельзя, того и гляди, что на виселицу потащат. Нигде ничего не достать, за сноп сена и то плати шесть флоринтов. Да еще хорошо, если дадут, а то и так прогонят.

– Хорошо, я пошлю полковника Тышу с отрядом казаков, – отвечал Хмельницкий. – Пусть разгоняют чернь и охраняют панов. Если же придется панам в дороге попоститься, пусть не взыщут: на то и война.

Комисарам, несмотря на казацкую охрану, пришлось двигаться все-таки медленно; они ехали точно по пустыне. Где прежде были богатые села и имения знатных панов, теперь торчали обгорелые пни и валялись груды трупов. Толпы ожесточенных хлопов бродили по дорогам, мучили, вешали попавшихся в их руки панов. Тыша не рад был возложенному на него поручению: охранять королевских послов гораздо труднее, чем биться с поляками в открытом поле. Наконец, 9-го февраля комисары прибыли в Переяславль. Хмельницкому заранее дали знать, что они приближаются, и он торжественно встретил их за версту от города, окруженный толпой полковников и сотников; впереди развевалось красное запорожское знамя, а над головой гетмана склонялись бунчуки. Он хотел показать послам, что не нуждается в милости короля.

– Доброго здоровья, пан Кисель! – крикнул он воеводе еще издали. – Э, да как пан похудел в дороге, его и не узнать. Плохо, видно, пан полковник оберегал пана посла королевского, – обратился он к Тыше, – а я-то на него понадеялся.

Говоря это, Богдан слез с коня и, подошедши к саням, в которых сидел Кисель, обменялся с ним приветствиями.

– Не позволит ли мне пан посол сесть с ним рядом, я так рад дорогому гостю.

Сидевший с Киселем шляхтич тотчас выскочил из саней. Кисель хотел подвинуться влево, но Хмельницкий удержал его.

– Гостю честь, а хозяину слава. Богдан Хмель сумеет сесть и по левую руку. Прошу пана откушать моего хлеба-соли и взглянуть на мое молодое хозяйство, я только что женился.

– Имею честь поздравить гетмана, – вежливо отвечал Кисель. – Почту за особое счастье быть его гостем.

В эту минуту раздался пушечный залп с городского вала и Кисель невольно вздрогнул.

– Не бойтесь, пан комисар! – весело сказал Хмельницкий. – Это только приветствие. Мы хоть и живем просто, по-казацки, а гостей должны встречать по чину.

На улицах толпилось много народу; все смотрели на послов далеко не дружелюбно.

– Ляхи, ляхи! – проносился сердитый шепот повсюду, где они проезжали. Но при виде гетмана все сторонились от послов, как от зачумленных. Богдан как будто не замечал этого, он весело рассказывал Киселю про свою свадьбу, про Марину, про Ивашка с Катрей и беспечно посматривал на окружавшие их суровые лица казаков.

Когда они подъехали к крыльцу, пани Марина встретила их с подносом в руках и гетман любезно предложил гостям кубки.

– За здоровье его милости короля! – провозгласил Богдан, залпом осушая кубок.

Примеру его последовали паны, но невольно поморщились, потому что в кубках оказалась самая крепкая казацкая горилка. Пан Кисель, привыкший к тонким иностранным винам, даже поперхнулся; казаки весело смеялись.

– Пану послу поперек горла стало казацкое угощенье, – вполголоса проговорил Чорнота.

Гости вошли в комнаты, где их ждали чужеземные послы и множество приглашенных. Тут же была и пани Кисель с Катрей. Пани воеводша так обрадовалась приезду мужа, так засыпала его вопросами, что он едва успевал отвечать ей.

– Жинка, табаку гостям! – крикнул Хмельницкий, лукаво подмигнув Марине.

Марина проворно взяла черепок и тут же стала растирать табак и набивать им люльки, которые подавала ей дочь Богдана.

Пыль крепкого казацкого табака неприятно щекотала носы послам, а казаки смеялись над изнеженными панами.

– Что, панове, наши люльки крепки для вас?

Кисель пожимал плечами, московский посол Унковский опустил глаза в землю и неодобрительно покачивал головой, а венгерский посол потихоньку проговорил:

– Poenitet me ad istes bestias crudeles venisse (Раскаиваюсь, что прибыл к этим свирепым зверям).

Но гетману как-будто и дела не было до вытянутых лиц. За обедом, разгоряченный горилкой, он стал бранить Вишневецкого и Чаплинского, говоря, что они больше всех виноваты во всем, что случилось. Когда его спросили, где он назначит место для аудиенции, он небрежно ответил:

– Конечно, на улице!

Молодой хорунжий, племянник Киселя, даже вспыхнул от гнева и схватился за эфес сабли.

– Он смеется над нами, – вполголоса проговорил он дяде. – Это обида для Речи Посполитой.

– Молчи, молчи! – испуганно остановил его Кисель. – Ты можешь испортить все дело. Не все ли равно, где будет происходить аудиенция?

– Но ведь это унижение! – настаивал молодой человек. – Мы будем играть жалкую роль в глазах черни, в присутствии иноземных послов.

– Что же делать? – отвечал Кисель. – Мы теперь в лагере Тамерлана и зависим от его каприза.

После обеда несколько казаков предложили послам отвести их на квартиры.

– Как! – удивился Кисель, – разве мы будем жить не вместе?

– Пану гетману угодно разместить вас в разных частях города, –отвечали казаки.

– Но зачем это? – с сердцем заметил хорунжий. – Нам вместе веселее.

– Вероятно, пан гетман не желает, чтобы паны часто ходили друг к другу в гости, – сказал один из провожатых.

– Это ни на что не похоже! – горячились молодые паны. – Мы не пленники!

– Что ж такое, – успокаивал Кисель, – не все ли равно, где жить?

Но оказалось не совсем все равно, так как к послам были приставлены провожатые, и они не могли видеться без того, чтобы об этом не узнал Хмельницкий. Под предлогом охраны казаки следовали за ними всюду, и не могли в присутствии их ни о чем совещаться.