Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона - Александр Холин

– Да. Но так близко к пониманию онгона, к его сути, подобрался только этот здравомыслящий, – скривил губы Ангел. – Сравни: Апокалипсис тоже написан только одним человеком, а над темой бились тысячи и тысячи. Более того, над трудом Иоанна Богослова по сю пору работают целые исследовательские институты!

– Так то Апокалипсис! – пожал плечами Никита. – И, между прочим, все эти научно-исследовательские учреждения, скорее всего, пытаются отхватить себе пару-троечку брендов для поддержки штанов. Евангелие, тем более Апокалипсис, надо понимать душой, а не раскладывать косточки по полочкам, зарабатывая себе чин доктора теософии. Но никто из этих любомудрых мужей не может познать причину жизни и последующей смерти.

– А в чём различие проблем возникновения жизни и смерти? Ты хорошо подумай прежде, чем глупые восклицания делать, а то засмеют.

– Уж не ты ли?

– Нет. Я тебя настолько знаю, что мне не смешно. А вот он, пожалуй, посмеётся, – Ангел указал на сверкающую точку, возникшую на сфере плавающего в огне шара с наружной стороны. Точка сыпала искрами во все стороны, как бенгальский огонь и очень быстро росла в диаметре. Вскоре она превратилась уже в подобие большой огненной мухи, стремительно ползущей по спирали от полюса к экватору. Никита, словно реципиент, наблюдал это скольжение и отметил ещё, что муха с каждым витком продолжала увеличиваться, на глазах превращаясь в миниатюрную тройку огненных коней.

Зрелище воистину завораживало и приковывало к себе всеобъемлющее внимание. Впервые в жизни Никита видел мчащихся по небу коней. Значит, действительно можно было увидеть настоящих рысаков, скачущих среди поднебесных обрывов и пропастей! Значит, откровения поэтов вовсе не выдумка, а стремление поделиться чудом увиденного.

Коней уже можно было разглядеть невооружённым глазом, потому что тройка продолжала расти на скаку, превратившись сначала из трескучей искры в сгусток пляшущего по небосводу пламени. Потом изображение с каждой минутой увеличивалось, и скоро возникшие ниоткуда скакуны ощутимо дробили копытами невидимую мостовую, причём звук скачки разливался повсюду, как будто скакал целый табун диких ахалтекинцев.

Коренной – кроваво-красный с фиолетовой гривой. Пламя от него рвалось во все стороны, сливалось с дыханием, слетало клочками, будто пена, с гривы и хвоста. Левый пристяжной – жёлтый, с мерцающими алмазными искрами по крупу. Про него можно с уверенностью сказать: золотой в адамантовых яблоках. И, наконец, правый пристяжной. Им оказался удивительный фиолетовый конь: по его шкуре пробегало, словно рябь по заводи, темное, пожирающее, сжигающее без следа вампирическое пламя. Долго на него смотреть становилось невозможно – охватывал первобытный ужас, хотелось зарыться в песок или убежать.

Кони, запряжённые в довольно любопытную коляску, напоминающую греческую колесницу, оббитую по бокам пластинами червонного золота, пускающими вокруг светлые блики, неукоснительно приближались. В колеснице стояли два человека, ничуть не похожих на греческих воинов, хотя бы потому, что были совершенно черны, как нубийцы, а в греческих войсках иноземцев и наёмников не признавали.

Может, это чёрнота выглядела слишком уж реальной и создавала резкий контраст только на фоне пылающих коней. Но, может быть, в инфернальном ангельском мире, где правит только злоба и ненависть, все обитатели выглядят в исключительно чёрных тонах? Никита решил не делать никаких скоропалительных выводов, не познакомившись с гостями.

Колесница увеличивалась в размерах. Ясно прорисовывался на переднем золотом щитке искрящийся символ «Z». На осях больших колёс, словно сверкающие лезвия на греческих колесницах, пылали огненные языки. А люди в ней оставались всё так же непроглядно чёрны и лицами, и одеждой. На держащем вожжи и кнут была накинута чёрная короткая туника с золотым узором, оттенённым пурпурными штрихами, по подолу. Туника тоже сверкала мелкими искрами. Второго пока ещё нельзя было разглядеть, так как его заслонял возница.

Коляска достигла того места, где у прозрачного шара, плавающего в огне, как в непроглядном Космосе, должен быть экватор и сфера впустила её вовнутрь, расколовшись в неприметной критической точке. Кони также по спирали, но уже внутри сферы, скакали к острову.

– Прошу любить и жаловать, – Ангел театрально воздел руки горе, – Тувалкаин собственной персоной.

– Кто? – не понял Никита.

– Тувалкаин, потомок Каина и Повелитель огня. Библию читать надо, православный ты наш.

– Я читал, – насупился Никита.

И это «я читал» прозвучало так похоже на «я учил» какого-нибудь первоклассника-двоечника, что Ангел весело рассмеялся.

Меж тем коляска причалила на манер венецианской гондолы к острову. Кони – их теперь можно было разглядеть получше – вблизи казались ещё более удивительными. Они вспыхивали как бы изнутри ярким весёлым пламенем, причём, каждый скакун горел огнём своего цвета. Каждый конь казался сгустком пламени, существующим в себе, то полыхающий цветными языками, то вдруг окутывающийся дымом – тоже цветным.

Тёмно-фиолетовое пламя, вспыхивающее внутри правой пристяжной, трудно было назвать весёлым. Скорее оно внушало благоговейный мистический ужас перед неотвратимой гибелью в огне. А красный конь уже не казался безнадёжно кровавым. Его нутро походило на жерло дремлющего вулкана, где лава плещется тонкими струйками огня, играет водоворотами, мурлычет, словно сытая довольная кошка. Но эта кошка в любую секунду может взметнуться, прыгнуть и ужалить ударом когтистой лапы.

Жёлтый был внешне спокоен. Но, приглядевшись, можно было отметить особое ликующее сияние, пробивающееся из глубин его существа. Такое бывает при взгляде на пасхальные купола церквей, сияющие праздником и радостью. Это пламя обещало только жизнь, только радость существования, но никакой ненужной и никчёмной борьбы с полыхающими сгустками.

Из колесницы вышел один из прибывших гостей: высокий босой человек в кожаных штанах и рубахе без рукавов. Тёмную волосатую грудь, уже не казавшуюся слишком чёрной, украшала большая буква «Z», висевшая на толстой золотой цепи. Такие побрякушки часто цепляли себе на шею крутые современники Никиты, считающие вероятно, что чем толще блестящий ошейник, тем элегантнее выглядит металлоносец.

Приехавший оказался вовсе не негром и не нубийцем, как вначале подумал Никита. Просто его лицо потемнело до окончательной неотмываемости от постоянного общения с огнём. Шутка сказать! – сам Тувалкаин, Повелитель огня в гости пожаловал!

– Послушай, Ангел, ты сведи-ка его к нам на Арбат. Он в любой тусовке самым отрывным чуваком будет. Во повеселитесь! – шепнул Никита, пока гость ещё не мог его слышать. – Такого отпада нигде в ваших царствах нет и не будет, сам знаешь. Ведь недаром же ты в столичного офеню вырядился. А с ним на всю Москву прославишься, мало не покажется.