На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко

— Мощные духовные силы, что стояли за спиной Гитлера и его команды. Они же — Великие Неизвестные или Верховные Неизвестные.

— Что такое Шамбала?

— Священный город, не видимый непосвященным, средоточие силы и тайных знаний. Он же Шангри-Ла.

— Почему нацистская экспедиция не смогла обнаружить Шамбалу?

— Потому что им суждено открыть путь туда подо льдами Антарктиды.

— Что означает руна «Хайльсцайхен»?

— Это символ успеха и удачи.

Следующие восемь суток ушли на усвоение оккультных доктрин, символики, мифологии и их преломления в реальности Третьего рейха. Курт накачивал себя и подопечного стимуляторами, повышающими работоспособность и улучшающими память, поэтому в сутках получалось не менее шестнадцати рабочих часов. Самое сложное для Никольского заключалось в том, что со второго дня занятия шли исключительно на немецком языке, который до этого был ему знаком далеко не в совершенстве. Шауфенбах и Шейдеман пока не до конца определились с легендой, но при любом варианте посланец высших неизвестных должен чисто говорить на понятном для фюрера языке.

На десятый день Курт объявил отдых, так как нервная система обоих находилась на грани срыва и не воспринимала понуканий стимуляторами. К этому времени в Москву доставили Юрченкова.

Встреча давних товарищей была бурной. В лучших традициях Павел Васильевич до последней секунды не знал, зачем его выдернули из британского экспедиционного корпуса и на самолете переправили в Россию, прокатив над агонизирующей Германией.

— Мог же догадаться, ешкин кот, что подобные чудеса могут случаться только через тебя и твоего таинственного шефа. Ты как вообще?

— Нормально. Пережил ленинградскую блокаду. Потом попал в Третий Белорусский. Меня сорвали из Восточной Пруссии с должности командира гаубичного дивизиона. Как видишь, здесь дослужился лишь до капитана.

— У меня лучше. Попал во французское Сопротивление. Кое-чем англичанам удружил, переправился в Англию в начале сорок четвертого. После Нормандии получил майора. Так что я теперь старше по званию.

— Смир-рна, штабс-капитан!

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

— То-то же. Пошли — отметим. У здешних хозяев запасы отменные, не глядя на военное время.

Курт, свободно чувствовавший себя с Никольским и даже несколько привыкший к нему, в присутствии Юрченкова начал вести себя скованно.

— Знакомься, Павел. Наш третий компаньон — не нацист, но активно им помогал. А теперь на нашей стороне.

Юрченков, не сменивший британскую пехотную форму, подозрительно осмотрел «ненациста». Переход на другую сторону в военное время всегда воспринимается нехорошо, какими бы мотивами ни объяснялся.

— Надеюсь, не позабыл их язык? Меня Курт готовит к заданию в Берлине. Тебя тоже попрошу принять участие. Сам понимаешь, со следующей минуты говорим только по-немецки.

— Яволь. Что за задание?

— Надеюсь, ты не забыл, как в тридцать девятом изображал пророка, возвещавшего успех Германии в польской кампании. Мне предстоит сделать примерно то же самое. Если фрицы не поверят, будет большая беда. Плюс мне хана.

— Это скорее минус, — заметил Юрченков и посерьезнел. — Неделя у нас есть? Простейшим приемам воздействия на публику я тебя научу. А там — как сам справишься.

Многое получилось, но за неделю и даже за десять дней не освоить навыки, коим в театральных училищах готовят годами. Сроки сократил не враг, а Красная Армия, неумолимо перемалывавшая остатки вермахта.

— От Советского информбюро. Юго-западнее города Кенигсберг наши войска вели бои по ликвидации Восточно-Прусской группировки противника. Крупные силы немцев, зажатые на небольшой территории, упорно сопротивляются. Не считаясь с потерями, противник бросает в контратаки пехотные части, усиленные танками и самоходными орудиями…

Шауфенбах появился на даче во время трансляции сводки. Пусть агитационно-оптимистический стиль передач несколько преувеличивает успехи Красной Армии, нет сомнения, что в Берлине считают недели, если не дни до его падения. При этом каждый пытается понять, что делать лично ему после неминуемого крушения Третьего рейха. Пришла пора вмешаться в суету нацистского руководства накануне поражения.

— Занятия закончены, — объявил марсианин по-немецки.

— Да, господин. Я готов, — отрапортовал Никольский.

— За натурального носителя языка не сойдете, но это и не важно. Смесь влияния русского, болгарского и французского языков дает настолько неописуемый акцент, что ни один германский лингвист не определит, откуда вы взялись.

— Меня отправят сегодня?

— Господа, вас отвезут на аэродром, — Шауфенбах повернулся к Курту, фамилию которого Никольский так и не узнал, и к Юрченкову. — В целях безопасности вам не следует знать о деталях предстоящих действий.

Попрощались. С немцем Владимир Павлович расставался совсем — не так, как с товарищем по лихому семнадцатому году, но все же довольно тепло. Курт, в принципе, неплохой парень, просто оказался в предвоенное время не на той стороне.

Когда педагоги покинули дачу, Шауфенбах уточнил подробности. Перебрав десятки вариантов внедрения, он с оппонентом пришел к самому наглому способу, в наибольшей мере соответствующему конспирологическому духу Аненербе. Никольского без документов, денег и оружия высадят с самолета между Франкфуртом и Берлином. Его задача — добраться самому до силовых структур Рейха и потребовать контакта с кем-то из руководства «Наследия предков» — Вюста, Зиверса или начальников отделов.

— Почти верная смерть.

— Отнюдь. Во-первых, я снабжу вас временным ментальным блоком, о котором упоминал еще в семнадцатом. Ни при каких обстоятельствах вы не сможете рассказать или написать, откуда и с каким заданием засланы на самом деле.

— Даже под пытками в гестапо. Вдохновляет.

— Прогноз наших аналитиков и Шейдемана однозначно свидетельствует, что ваше появление под Берлином имеет гораздо больше шансов быть успешным, нежели въезд в Германию по подложным документам, если спецслужбы рейха смогут проследить, как вы въехали.

— А выйти на германских представителей в Швейцарии?

— Тоже можно, но повторяю, наш вариант имеет лучшие шансы на успех. Да и к Гитлеру вы прорветесь быстрее.

Никольский набрал полную грудь воздуха, перед тем как задать неприятный вопрос. Попытка контакта через Швейцарию, будь она неудачной, закончится запретом на въезд в Германию. Провал миссии, когда он будет уже в Берлине, означает верную смерть в застенках контрразведки. Не так, чтобы он изо всех сил держался за жизнь, но и не самоубийца же.

— Какова вероятность успеха при вариантах «Франкфурт» и «Швейцария»?

— Вы точно хотите знать ответ? Не советую.

— Скорее всего это моя последняя игра. Втемную мне не нравится.

— Гут. По моему плану — не менее 30 %. Через Швейцарию в пределах 26–21 %.

— Потрясающая рулетка. Шансы уцелеть три из десяти.

— Как сказать, Владимир Павлович. Из разведгрупп, засылаемых за линию фронта, выживает менее 10 %. Ваше положение втрое лучше среднестатистического.

Отказать тоже нельзя. Шауфенбах отказ примет, Шейдеман вряд ли. Зато Абакумов выразился предельно ясно, и нет оснований ему не верить. Тут стопроцентная гарантия гибели, там — хоть какая-то вероятность уцелеть, вдобавок принести пользу России, пусть и сомнительную.

— Летим во Франкфурт. Я могу догадаться, что операция по сбору нацистских архивов продублирована. Не поверю, что выступаю в роли единственной надежды.

— Естественно. Но альтернатива неприятная. Придется контролировать передовые части Красной Армии и западных союзников. На это не хватит сил. Не исключено, что упустим какую-то неприятную часть компромата.

Инструктаж продолжался в «Дугласе». Кроме них в полупустом салоне болтался один мрачный тип, наблюдатель из конторы Шейдемана.

— После массовых бомбежек немецких городов у оппонентов осталось лишь одно рабочее устройство по трансляции мистических откровений, — кивок в сторону третьего пассажира. — Оно в замке Вевельсбург. Русская авиация не летает за Берлин, англо-американское командование имеет список неприкосновенных объектов. Так что бомбардировка замка возможна лишь случайная, если какая «флаинг фортресс», не пройдя линию ПВО, сбросит бомбы на любой германский объект.

— Зачем я вообще тогда нужен? Пусть эсэсманы ловят Откровения и бегут к фюреру с наказом жечь архивы и лезть под воду.

— Увы, не так все просто. Технически нет обратной связи. Мы не можем быть уверены, что откровение найдет адресата и какой вызовет резонанс. К тому же техника ввозилась людьми Шейдемана. Я вообще ни в чем не могу быть уверен. Помните, после вашего освобождения из его подвала в вашем организме обнаружились жучки? Сейчас я сам введу вам в плечо подобный имплантат. В результате буду слышать то же, что и вы, а при необходимости смогу передавать инструкции. Вы их услышите в виде голоса в голове, будто надели наушники.