Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера - Герхард Менцель

Таким образом, у молодого Фридриха Рихтера объективно было больше возможностей осуществить свою жизненную программу, чем тридцатью тремя годами раньше у Лессинга, которому тогда тоже было девятнадцать лет. Но субъективно его исходная позиция была куда менее благоприятной. В то время как Лессинг уже с некоторым успехом писал для театра, установил через одного из своих друзей связи с «Фоссишер цайтунг» и мог прокормиться переводами, Рихтер — все еще провинциальный студент-бедняк, штудирующий теологию, у которого, кроме эрудиции и веры в себя, не было ничего за душой — у него не было даже более или менее крупного произведения.

Первая работа, которую он считает достойной публикации, — навеянное (и вскормленное) чтением Попа сочинение «О человеке» (дидактическая поэма Попа называется «Essay on man»[21]), где он обстоятельно доказывает, что человек — загадка. К сожалению, Кристиан Генрих Бойе, издатель журнала «Дойчес музеум», не разделяет восхищения автора и возвращает его рукопись, не проявив никакого интереса к словам студента-сочинителя, что после того, как работа будет принята, он сообщит ему, Бойе, некую «не лишенную важности новость».

Эта первая попытка разбогатеть и прославиться предпринята поздним летом 1781 года. Весной следующего года он сообщает свою важную (к сожалению, лишь для него) новость лейпцигскому издателю Вейганду: внимательно прочитав всех английских и французских сатириков и глубоко изучив «Похвалу глупости» Эразма, он сочинил собственную сатиру, которая тоже называется «Похвала глупости» и может быть представлена (по семь саксонских рейхсталеров за лист) публике. Материал ее таков, наставляет молодой человек издателя, что она найдет «множество читателей и покупателей». «Ибо кто же не любит сатиры? Кому не хочется посмеяться?»

Но издатель не внемлет. Он отклоняет рукопись. Автор не смущается. Когда через несколько месяцев он снова берет в руки свое творение, то убеждается: это плохое ученическое сочинение. Он чувствует, что способен на лучшее, и вместо отклоненной небольшой сатиры пишет большую. «Короче говоря, после работы тщетной я взялся за работу тяжкую и за шесть месяцев создал новехонькую сатиру».

На этот раз он посылает ее (набело переписанную другом Эртелем) в Берлин, в издательство Кристофа Фридриха Фосса, друга Лессинга, выпустившего также книгу Гиппеля «О браке», которую очень ценил и Рихтер. Но последние восемь страниц он пока придерживает. Не для того, чтобы доработать эти страницы, а потому, что не может противостоять искушению поговорить здесь — как будет делать и позже — о себе, выдавая читателю свою молодость. Он опасается осуждения, но справедливо полагает, что по книге, битком набитой эрудицией, никто не догадается о несовершеннолетии автора.

10 декабря 1782 года Фосс пишет: «Господину автору сатирических очерков я предлагаю за рукопись пятнадцать луидоров». Перед рождеством он платит шестнадцать (что соответствует девяноста шести рейхсталерам), и в конце января (то есть через семь недель после принятия рукописи издательством!) книга готова. Ее заглавие — «Гренландские процессы».

Господин анонимный автор торжествует в письме: «Слава богу! Наконец-то вершина крутой горы достигнута; я снимаю шляпу, вытаскиваю носовой платок и вытираю пот с горячего лба».

Но он торжествует слишком рано. Правда, за следующие полгода он с большим трудом сочиняет вторую книжицу, выходящую в октябре, и получает за нее даже сто двадцать шесть талеров, но при его долгах этих денег хватает не надолго. Скоро ему опять приходится голодать и брать в долг. Сатиры же, которые должны покорить литературный мир, тихо лежат на полках и никого не интересуют. «Рецензенты в общем обошли их молчанием; лишь один из них в Лейпциге… пребывая в своем литературном карауле на ветвях дерева, под которым прошел мой первенец… забросал его грязью».

Эта «грязь» появилась на страницах «Лейпцигского общего библиографического указателя» и гласила: «Пусть кое-что из того, что автор столь язвительно говорит о сочинительстве, богословах, женщинах, щеголях и т. д., — правда; но его маниакальное желание быть остроумным пронизывает всю книжонку, и можно не сомневаться: у разумного читателя она сразу же вызовет такое отвращение, что он немедленно отбросит ее».

Неутомимый сатирик вскоре предлагает третий том: понятно, что Фосс отказывается публиковать его. И снова начинаются поиски издателя. Крутая гора оказалась лишь предгорьем, между ним и вершиной успеха лежит еще обширнейшая голодная долина.

11

КОСА

Вечером 12 ноября 1784 года студент Фридрих Рихтер тайно покидает лейпцигскую гостиницу «У трех роз» на Петерштрассе. Он не хочет быть узнанным; плащ, шляпа и накладная коса придают ему вид бравого бюргера. По темным улицам он спешит к городским воротам, где его уже ждет Эртель. Там он садится в почтовую карету. На границе он предъявляет документы на имя студента медицины Иоганна Бернхарда Германа.

Так заканчивается его изучение теологии: бегством от заимодавцев, угрожавших ему долговой тюрьмой. Ибо описывать у него нечего: даже плащ у него чужой.

От лейпцигской бедности он бежит в еще более удручающую бедность Гофа. Туда он прибывает 16 ноября и сразу же пишет другу в Лейпциг: «Мой дорогой Эртель! Возвращаю тебе твой плащ; холодные ветры, о которых я в Лейпциге и не думал, обязывают меня благодарить тебя за него, равно как и за штаны, еще более горячо, чем я собирался: без этих вещей я бы… прибыл к своим наверняка жестоко обмороженным, а так я отморозил только правую руку. Теперь я едва могу писать ею… Скоро пришлю тебе свою рукопись».

Его единственная мысль — писать. Ни единым словом не поминает он об условиях, в которых живет: голод, тесноту. Вся семья ютится в одной комнате. Одержимому писанием Жан-Полю это доставляет адские мучения, но он переносит их со стоическим спокойствием и через десять лет точно опишет это в «Зибенкезе», правда в смягченной форме, с юмором; ведь кроме Ленетты (которая выведена в романе шумливой и болтливой, как его мать), в гофской действительности есть еще три младших брата. (Адам, старший из них, сменил домашнее убожество на еще более убогую армейскую жизнь.)

Подобно адвокату бедняков в этом романе, бывший студент работает над книгой сатир, которая потом получит название «Избранные места из бумаг дьявола». «Со времени отъезда я переработал двенадцать листов, — пишет он через три недели после бегства Эртелю. — Корплю над рукописью и совсем обессилел».

Еще в Лейпциге он предлагал свою книгу сатир разным издательствам. Вайдман в Лейпциге, Гарткнох в Риге, Николаи в Берлине, Врайткопф в Дрездене, Милиус в Берлине — все они отклонили ее, но он все равно ни на минуту не прекращает работу. Он продолжает писать, не щадя себя, не считаясь ни со своим положением, ни с не понимающей его матерью, не считаясь и с читателями, у которых как тогда, так и теперь нет большой охоты продираться сквозь джунгли слов и ассоциаций его сатир. Когда Август Готлиб Майстер, редактор дрезденского ежеквартальника «Прошлой и новейшей литературы», в 1784 году включает в него несколько сатир анонимного автора «Гренландских процессов», он делает это лишь «потому, что его письма были воистину превосходны», и добавляет: а сатир «никто не хотел читать».

И если при всем том один из издателей и редакторов, которых неудачливый автор осаждает письмами и рукописями, просит прислать новые сочинения, это уже много значит. Такое случилось тогда однажды — то был редактор журнала «Литература и народоведение» Иоганн Вильгельм фон Архенгольц, публицист, чье пятитомное произведение «Об Англии и Италии» (1787) окажет влияние на немецкую интеллигенцию и пробудит горячий интерес Жан-Поля к демократической Англии. Рихтер считает, что это Архенгольц встряхнул немцев, заставил их высвободиться из «монархических цепей и пут», «приведя в пример народ, который обладает свободой… Да не будет у Вас недостатка во времени… чтобы живыми примерами осенить солнцем и воздухом наше свободолюбие (которое, как придавленные камнями растения, чахнет под гнетом тронов)».

Можно не сомневаться, что напечатать в своем журнале между 1784 и 1788 годами некоторые из рихтеровских сатир Архенгольца побудили их революционно-критические тенденции. Но и он считает, что форма снижает их возможное влияние. Это косвенно видно из совета, который он позднее даст сатирику: «Будь все это остроумие и причудливость израсходованы в романе, я уверен, книготорговцы дрались бы за него. Почему же, спрашивается, Вы не поступаете так со своими произведениями? Ведь человеку, владеющему таким несравненным искусством быть остроумным и причудливым, не так уж трудно увлечь тех, кто всего лишь торгует изделиями искусства!»

Это пишет ему Архенгольц в феврале 1790 года. Ровно через год готов «Вуц». Но до тех пор Рихтер напишет еще много сатир, не имевших никакого успеха. Рукопись «Бумаг дьявола» кочует от издателя к издателю, друзья и знаменитости, выступающие в роли посредников, ничего не добиваются. И все время он дорабатывает, улучшает, шлифует ее. После долгих блужданий в марте 1786 года рукопись оседает в Гере, у некоего господина Бекмана, который сулит издать ее тиражом в 750 экземпляров за оскорбительно мизерный гонорар — и замораживает на годы, пока наконец в 1789 году она не появляется с ужасающим количеством типографских и корректорских ошибок и остается незамеченной. К этому времени уже готова третья книга сатир, «Абракадабра, или Баварская крейцеровская комедия», так и не нашедшая издателя. Отрывки из нее потом вошли в романы.