Ночь Томаса - Дин Кунц

Когда я углубился в класс на несколько шагов, тревожный звук повторился, заставив меня остановиться и, склонив голову, прислушаться. Аритмичное поскребывание доносилось из классов, которые я миновал, и из длинного коридора. Поначалу я совершенно не понимал, что это за звуки, потом они показались знакомыми, и наконец мне открылась истина: стук когтей по винилу. Койоты зашли в воскресную школу в поисках чего-нибудь вкусненького.

Шэкетт, должно быть, открыл дверь и случайно впустил их. Но, если он это сделал, почему не закричал, когда они устремились в дверь, почему не выстрелил, чтобы обратить их в бегство?

Если я правильно понимал, куда иду, дверь передо мной открывалась в небольшой холл на входе в коридор. Так оно и вышло.

Хотя от такой мысли благородством и не пахло, я надеялся, что койоты разорвали чифа на куски, когда вошли в открытую им дверь. Но я не услышал ни рычания хищников, ни душераздирающих воплей чифа и понял, что лелеял напрасные надежды.

Выйдя в холл, я сразу повернул налево и выскочил в крытую галерею между пристройкой и церковью. На ходу захлопнул дверь, но, оглянувшись, увидел, что собачка замка не зашла в паз, так что дверь вновь распахнулась.

С обеих сторон висели картины выставки «Что сделал бы Иисус», и я обратил внимание на одну, не замеченную мною, когда я направлялся в пристройку: Иисус на вертолете спасал телят с фермы, где их откармливали на убой.

Добравшись до двери в нартекс, я оглянулся и увидел, что койоты входят в галерею, помахивая хвостами, предвкушая сытную трапезу.

На этот раз я не только закрыл дверь, но и убедился, что собачка вошла в паз и дверь без поворота ручки не откроется.

Парадный вход в церковь оставался запертым. Я вернулся в центральный проход, поспешил к ограждению алтарной части, через которое перепрыгнул в недавнем прошлом.

Поскольку койоты не могли попасть в пристройку, где располагалась воскресная школа, сами по себе, а чиф не закричал в ужасе или агонии, пожираемый заживо, я предположил, что он открыл дверь койотам, дабы те помогли ему отыскать меня.

Но я ничего не мог понять. Даже если койоты были чем-то большим, а не просто койотами, они все равно оставались зверьми, а злобные чифы полиции были человеческими существами. Хищники животного мира и люди не образуют смешанные банды, в которых одни дополняют других. Даже в Калифорнии.

Вероятно, я что-то упускал. Но такое случалось со мной постоянно.

Открыв калитку, я прошел в алтарную часть церкви. Пусть и спешил, поздравил себя с тем, что быстро думал и действовал. Еще бы, койоты сейчас бродили по пристройке, а мне требовались считаные секунды для того, чтобы нырнуть в ризницу, выйти из нее и добраться до припаркованного на улице «Мерседеса».

В ризнице под моими ногами заскрипели осколки стекла, которое я выбил, чтобы попасть в нее. Вероятно, Хосс Шэкетт находился неподалеку, услышал шум и последовал за мной в церковь.

Почему он оказался неподалеку, я не знал, да и не хотел знать. Любопытство, как всем известно, до добра не доводит. Сейчас задача передо мной стояла другая: сесть в «Мерседес» и уехать до того, как чиф узнает, какой у меня автомобиль.

Я открыл дверь ризницы и вышел в туман. Сквозь него светились все окна в ранее темном доме священника, расположенном по другую сторону мощеного двора, уставленного скульптурами, при взгляде на которые кровь стыла в венах.

Вероятно, преподобного Чарльза Морана разбудил бедный прихожанин, у которого не нашлось брикетов торфа или высушенного навоза, чтобы растопить буржуйку этой сырой, холодной ночью.

Или закончилась овсянка, а по лавкам сидели шестеро голодных племянников и племянниц, с которыми он делил комнатушку, окнами выходящую на кладбище. Вот преподобный и выгружал в большую сумку прихожанина содержимое своего холодильника и доставал из кладовой ящик с бутылками минеральной воды.

Чем бы ни занимался в столь поздний час Чарльз Моран, я исходил из того, что не мое это дело, и решительно направился к улице, но передумал, увидев легион желтых глаз, появившихся из тумана на моем пути. Поскольку в церковь я вернуться не мог, ближайшим и единственным убежищем становился дом священника. Вот я и решил спросить у преподобного, а не нужен ли ему помощник в богоугодном деле избавления прихожанина от свалившихся на него забот.

Возможно, койотов скульптуры пугали ничуть не меньше, чем людей, поэтому они сбавили шаг, а может, я воспользовался запасами энергии, которые, сам того не зная, приберегал именно для таких случаев, но вместе того, чтобы бежать следом, эти кузены волков решили обойти меня с флангов и встретить у парадной двери дома священника, уже надев слюнявчики.

Но я не зря принадлежу к самому разумному виду живых существ Земли, а потому изменил курс и помчался к заднему крыльцу дома священника, надеясь попасть туда до того, как койоты сообразят, что к чему.

Они продолжали бежать сквозь ночь в тишине, что меня очень удивляло. Обычно на охоте койоты издавали леденящий кровь вой.

Взбегая на крыльцо, я почувствовал, что молчаливые хищники разгадали мой маневр и затеяли соревнование, кто первым вцепится мне в зад.

Конечно же, я не располагал временем, чтобы постучаться и представиться должным образом. Повернул ручку и облегченно выдохнул, обнаружив, что дверь не заперта.

Глава 46

Очутившись в доме священника, я запер дверь на замок, в надежде что ключа у койотов не было. С чувством глубокого удовлетворения отметил, что лаза для домашних любимцев в двери нет.

Холодильник украшала коллекция декоративных магнитов со светскими, а не духовными надписями. На одном я прочитал: «КАЖДЫЙ ДЕНЬ — ПЕРВЫЙ В НАШЕЙ ЖИЗНИ».

Я не знал, что мне делать теперь.

Обычная для меня ситуация.

Хосс Шэкетт мог идти к преподобному Морану, когда услышал, как я разбиваю окно в ризнице. Вот и теперь он мог появиться здесь в любой момент.

Более злобный, чем всегда, встревоженный, отчаявшийся, чиф мог все-таки решить, что должен убить священника, который присутствовал при моем аресте.

Учитывая события, которые произошли после моего ареста и полностью порушили планы чифа, в убийстве преподобного Морана смысла более не было. Но таким социопатам, как чиф, просто нравилось убивать. Он год за годом мог выдавать себя за нормального человека, а потом наступал момент, когда открывал истинное лицо.

С намерением найти священника и предупредить о грозящей опасности я покинул кухню и услышал разговаривающих людей. Крался от комнаты к комнате, пока не добрался до полуоткрытой двери в кабинет, расположенный рядом с прихожей. Остановился, узнав голос Чарльза Морана.

— Господь с нами, Мелани.

Женщина рассмеялась. Мелодичным голоском, напоминающим пение птиц.

— Чарли, дорогой, Господь всегда с нами. Давай.

— Не знаю, стоит ли.

— Иисус тоже пил, Чарли.

Они чокнулись, а я, после короткого колебания, толкнул дверь и вошел в кабинет.

Преподобный Моран стоял у стола, в чинос, светло-коричневой водолазке и пиджаке спортивного покроя.

Он перевел взгляд со стакана на меня, и его глаза широко раскрылись.

— Тодд.

— Я пришел не для того, чтобы причинить вам вред, — заверил я его.

Рядом с ним стояла симпатичная женщина, правда, с прической, какие были в моде двадцатью годами раньше.

— Миссис Моран? — спросил я, а когда она кивнула, добавил: — Не бойтесь.

К моему изумлению, преподобный Моран выхватил пистолет из-под пиджака и, к еще большему моему изумлению, застрелил жену.

Тут же направил пистолет на меня.

— Первый раз наливала она. И предложила, что наливать по второй должен я.

Я посмотрел на этикетку «Лорд Калверт».[45]

«Господь с нами, Мелани».

«Чарли, дорогой, Господь всегда с нами».[46]

— И пока я наливал виски, она выхватила бы пистолет из-под блейзера и убила меня.

— Но… Она? Вы? Ваша жена?

— Восемнадцать лет. Вот почему я вижу ее насквозь.

— Мертвая. Посмотрите. Мертвая. Почему?

— Поскольку все лопнуло, денег для двоих не хватало.

— Но… Вы? Церковь? Иисус?

— Мне будет недоставать церкви. И паствы.

— Бомбы? Вы? Участвовали в этом?

Чиф Хосс Шэкетт объявил о своем присутствии и излечил меня от бессвязной речи, ударив широкой ладонью по затылку, да так, что я упал рядом с мертвой женщиной.

Когда я перекатился на спину и посмотрел вверх, чиф нависал надо мной, как гора, с розовым носом-кабачком.

— Ты знал, что он в этом участвовал, говнюк. Потому-то первым делом пришел к нему, все разнюхивая.

Вечером я добрался до церкви с собакой, сквозь необычно густой туман, который был больше чем туманом и казался мне предвестником тотального уничтожения.