Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия - Николай Платошкин

С тех пор телеграф в Сан-Рафаэль-дель-Норте стал главным центром связи сандинистов. Сандино очень любил свою жену. Он вообще относился к женщинам вежливо и уважительно, без господствовавшего в то время «мачизма». В одном из писем Аугусто писал Бланке: «Я люблю тебя… Я выиграл еще одно сражение для тебя и для родины»[283].

Уже 1 июля 1927 года Сандино обратился с политическим манифестом к «никарагуанцам, центральноамериканцам и индейско-испанской расе»[284]. 14 июля последовал второй политический манифест, адресованный «соотечественникам».

В первом манифесте, в частности, говорилось: «Человек, который от своей родины не требует даже клочка земли для собственной могилы, заслуживает того, чтобы его не только выслушали, но и поверили бы ему… Я городской рабочий, ремесленник, но мои стремления общенациональны, мой идеал – обладать правом на свободу и правом требовать справедливости, даже если для завоевания этого потребуется пролить и свою, и чужую кровь. Олигархи, эти гуси из грязной лужи, скажут, что я плебей. И пусть. Я горжусь тем, что вышел из среды угнетенных. Ведь именно они – душа и честь нашего народа»[285].

Далее в манифесте подвергались критике и либералы («предатель Монкада»), и консерваторы за то, что они отдали Никарагуа на поругание янки. Целью своей борьбы Сандино объявлял полное восстановление запятнанного суверенитета нации и вывод из страны всех американских войск. «Сильные мира сего скажут, что я слишком незначителен для того, чтобы осуществить мою миссию; но ничтожность моей персоны восполняется горячим патриотизмом. Я клянусь перед Родиной и Историей, что моя шпага спасет национальную честь и принесет освобождение угнетенным! На вызов, брошенный мне подлыми оккупантами и предателями родины, я отвечаю боевым кличем».

Манифест обращался и прямо к американцам: «Идите же в наши горы, идите убивать нас на нашей собственной земле; сколько бы вас ни было, я вас жду вместе со своими солдатами-патриотами. Но знайте, если это произойдет, то содрогнутся стены Капитолия, и кровь наша падет на ваш знаменитый Белый дом, гнездо, где вынашиваются преступные планы.

Я не допущу, чтобы нашу молодую родину, смуглую тропиканку, насиловали американские наркоманы…»[286]

В манифесте от 14 июля 1927 года Сандино подчеркивал, что его армия стала опорой национального суверенитета и что для себя лично ему не нужно никакого государственного поста в Никарагуа. В этом документе он сравнивал США с орлом-монстром, вонзившем когти в тело Латинской Америки. Все население Никарагуа Сандино разделил на три категории:

– честные и чистые либералы (те, кто отказались капитулировать вместе с Монкадой);

– либералы-евнухи (Монкада, Сакаса и их последователи);

– консерваторы-«родинопродавцы».

Стимсон первоначально решил, что Сандино всего лишь считает условия мира не выгодными лично для себя. Однако американцев очень насторожил пассаж из манифеста Сандино от 1 июля, в котором отвергался договор Брайана – Чаморро. Таким образом, Сандино оказался единственным политиком общенационального уровня, который требовал отмены этого кабального соглашения: «Было бы высшей несправедливостью, если бы Соединенные Штаты Северной Америки стали единоличными хозяевами нашего канала… Современному миру нужен никарагуанский канал. Но он должен быть построен на капиталы всего мира, а не исключительно на американские»[287]. Как минимум половину акций будущего канала Сандино отводил странам Латинской Америки.

Свою армию Сандино стал именовать Армией защитников национального суверенитета Никарагуа. Изменил он и собственное имя. Ранее официально он именовал себя «Augusto С. Sandino». Латинская буква «С» означала фамилию матери – Кальдерон (Calderon). Превратившись в общенационального лидера, Сандино стал расшифровывать «С» как «Сесар» (то есть. «Цезарь» по-испански). Это придавало ему гораздо больше веса с пропагандистской точки зрения. Все документы армии Сандино подписывались лозунгом «Родина и свобода!». Каждый сандинист носил черно-красный шейный платок, а на печати армии был изображен никарагуанец, державший за волосы американского интервента и занесший над ним мачете.

Однако пока что в «армии» сандинистов было около 30 человек, и они находились в горах Сеговии – там же, где когда-то укрывался Сандино с рабочими-горняками. Сандино располагал базами и народной поддержкой в четырех северных департаментах Никарагуа – Эстели, Нуэво Сеговия, Хинотега и Матагальпа. Эти департаменты занимали одну пятую часть всей территории страны, но были слабо населены, так как территорию покрывали горы и лес.

Хотя Сандино и отказался сдаться, Эберхардт и Стимсон доложили в Вашингтон, что мир в Никарагуа обеспечен[288]. Ведь у Сандино была всего лишь горстка вооруженных людей. 15 мая Стимсон не без гордости сообщил госдепартаменту, что он прекратил гражданскую войну в Никарагуа. На тот момент американцам было сдано 6200 винтовок, 200 пулеметов и 5 миллионов патронов[289]. Ни одного выстрела не было сделано в сторону американского солдата.

16 мая 1927 года довольный собой Стимсон отбыл из Коринто на родину.

Сдача оружия капитулировавшими либералами продолжалась. К 26 мая американцы получили от обеих противоборствующих сторон уже 11600 винтовок, 303 пулемета, 5,5 миллиона патронов, из которых либералы сдали 3000 винтовок, 26 пулеметов и 500 тысяч патронов. 6 июня американцы прекратили выплачивать деньги за сданное оружие.

26 мая Эберхардт отмечал в донесении в Вашингтон, что только генерал Сандино отказался сложить оружие. Он направляется к гондурасской границе с 200 сторонниками (60 из которых – гондурасцы) и «сотнями мулов». Видимо, американцы посчитали, что Сандино решил эмигрировать. Время показало, как жестоко они ошиблись.

Непокорный генерал реквизировал денежные средства у некоторых помещиков, симпатизировавших консерваторам (которые, естественно, окрестили сандинистов бандитами, хотя реквизициями у политических противников во время гражданской войны активно занимались обе стороны) и стал закупать оружие и боеприпасы для длительной партизанской войны.

Монкада все еще считал, что бывший механик просто торгуется и хочет получить какой-нибудь политический пост. 20 мая 1927 года Монкада занял оставленный сандинистами город Хинотегу и по телеграфу предложил Сандино сдаться. Тот отказался, и Монкада направил к своему бывшему подчиненному его отца – Грегорио Сандино. Дон Грегорио должен был предложить своему сыну пост политического начальника – главы администрации Хинотеги, денежную компенсацию и место в никарагуанском конгрессе. Таким образом, бывший рабочий вошел бы в политическую элиту страны. Грегорио Сандино нашел сына в небольшом городке Яли. Они поговорили. Дон Грегорио вернулся со встречи в задумчивом настроении и лишь промолвил: «А может, мой сын и прав?» В отличие от его ровесника Анастасио Сомосы, карьера не была для Сандино главной целью в жизни.

Пока Монкада вел переговоры с Сандино, капитан морской пехоты США Фейган, который отвечал за безопасность в районе Чонталес, уже вовсю формировал для борьбы против сандинистов «добровольческие» отряды и из либералов, и из консерваторов[290].

27 июня 1927 года, находясь на укрепленной горе Эль-Чипоте, Сандино издал от имени «солдат, защищающих национальный суверенитет» указ о переименовании городка Эль-Хикаро, где в 1926 году его отряд Сандино получил боевое крещение, в Сьюдад-Сандино (то есть в «Город Сандино»). Этот факт до сих пор приводится недоброжелателями генерала как свидетельство его мании величия и непомерного тщеславия.

На самом деле Сандино был талантливым пропагандистом и понимал, что для населения переименование города означало, что армия появилась здесь всерьез и надолго, что сандинисты – не бродячий партизанский отряд, на который нельзя положиться. Переименовав город, Сандино сделал заявку на признание своего движения мощной общенациональной политической силой. Такой шаг обеспечил сандинистам активную помощь местных жителей, которые сочувствовали Сандино, но боялись расправы американцев и армии Диаса в случае ухода повстанцев из Сеговии.

В указе о переименовании Эль-Хикаро говорилось: «Командование (армии Сандино) обещает дать самые широкие гарантии всем соотечественникам и иностранцам, которые находятся в этой зоне, если только они не состоят в сговоре с оккупантами, и в этом случае в отношении них последуют энергичные санкции командования».

7 июля 1927 года американцы четырьмя самолетами произвели разведку местности в районе предположительного нахождения отряда Сандино недалеко от городка Окоталь[291]. Выводы были сделаны самые утешительные: отряд Сандино малочисленен, и достаточно нескольких десятков морских пехотинцев США, чтобы в зародыше подавить восстание сандинистов. Американцы не могли и предположить, что первыми станут атаковать никарагуанцы – такого в истории армии США еще не было.