Время падающих звезд - Герберт Циргибель

Я не знал, заметили ли эти трое мое преследование. Вероятно у них были системы оповещения, которые уже давно засекли меня, мне было это безразлично. Ауль, наверняка, не догадывалась, она не оборачивалась, шла быстрым шагом по различным ответвлениям и, в конце концов, дошла до туннель, в который я прежде не заходил. Наконец, они остановились. Они перекинулась парой словечек с роботами. Один из них прикоснулся к стене. Появилось отверстие.

Я тем временем подошел так близко, что я мог хорошо различить все детали. Отверстие вело в каморку, не более трех квадратных метров. В центре этой каморки неподвижно, словно восковая фигура, стоял пропавший робот.

Один из фиолетовых подошел вплотную к нему. Он заслонил представителя своего вида, я не мог видеть, что он делал. Вдруг робот ожил. Он начал двигаться, его стеклянный шлем вспыхнул несколько раз. Затем он вышел наружу, переваливаясь с боку на бок, подошел вплотную к Ауль, которая застыла на месте. Я невольно задержал дыхание. В немой сцене было что-то мистическое.

Проходили секунды. Робот остановился перед Ауль. Она не двигалась с места. Я видел ужас в ее глазах, которые, так словно Ауль была загипнотизирована, она не сводила взгляд с жуткого гомункула. Его шлем вдруг окрасился, стал ярко-красным. Такую картину я уже наблюдал у Фритцхена. Видимо, этот процесс был вызван внутренними противоречиями. Но до этого никто ни словом не перекинулся с роботом. Ты должен что-нибудь предпринять, заколотило во мне, он прикончит ее. Нас раздело всего несколько метров. Я хотел подбежать к Ауль, когда вдруг послышались слова.

Робот говорил. Звучание было глухим и монотонным, фраза, смысл которой оставалась для меня непонятным. Я понял только одно: Он повторял снова и снова одну и ту же фразу.

Ауль попятилась назад, пока не натолкнулась на стену. Ее лицо было бледным, словно зола. Я видел, что она едва, из последних сил могла держаться на ногах и подбежал к ней. В последний момент я смог ее поймать. Ауль лежала без чувств на моих руках.

Кажется, гротеск становился трагедией, мое любопытство сделало меня свидетелем ужасного, непонятного происшествия. Я позаботился об Ауль, сделал ей искусственной дыхание. За мной стекляшка продолжал дребезжать свой сумасбродный текст. При этом он медленно двигался на нас.

— Помогите же! — безвыходно крикнул я. Мой зов остался не услышанным.

Она открыла глаза.

— Ауль, — заикаясь пробормотал я, — Крошка…

Пораженно я заметил, что она меня вовсе не замечала, а смотрела на сумасшедшего робота. Затем слово сорвалось с ее губ, громко и в приказном тоне. Поток речи стекляшки прекратился. Он развернулся, сделал несколько шагов по проходу. Сразу после этого его окружили трое фиолетовых.

Прочь отсюда, подумал я, прочь из этого лабиринта. Не успел я осуществить свое намерение, произошло нечто, что парализовало меня и приковало к месту. То, что происходило на моих глазах, было так ужасно и удивительно одновременно, что меня охватили страх и растерянное удивление.

Фиолетовые разбирали на части своего коллегу. Его стеклянный шлем загремел по полу, медленно покатился к отвесной скале. Они порвали его трико, вскрыли грудную клетку, вынимали оттуда детали и прятали в своих карманах. Правая рука робота отвалилась, коротышка покачивался. Через несколько секунд все же еще живое, сотворенное создание лежало в проходе, разобранное на части. Затем один из фиолетовых направил прибор, похожий на фонарик, на обломки. Поднялось облако пара, я почувствовал волну тепла. От робота ничего не осталось.

Мне не пришло на ум, что здесь был разобран на составляющие его части всего лишь аппарат, компьютер и был испарен. Привыкший к умному поведению Фритцхена, я воспринял уничтожение как хладнокровное убийство. Чувствуя дрожь в коленях, я поддерживал Ауль. Мы поплелись прочь, попытались бежать, спотыкались и нам приходилось то и дело останавливаться, чтобы перевести дух. Не говоря ни слова, мы бежали, бежали. Один раз я обернулся, боясь, что они преследуют нас. Но проход позади меня был пуст, словно все было всего лишь страшным сном. У Ауль заплетались ноги. Последний отрезок я нес ее на руках. Произошедшее настигло меня словно природный катаклизм, из которого я вынужден был спасать ее и себя.

В комнате старика карты все еще лежали на столе. Фритцхен и он были в саду. Я смог незаметно пронести Ауль в нашу комнату. Я принес кувшин с водой и намочил ее виски. Она очнулась из обморока словно из глубокого сна, задумчиво посмотрела на меня, пока память не вернулась к ней. Однако, в ее глазах уже не было страха. Только печаль. Я не рискнул спрашивать ее. Она должна была знать, что мне нужно было объяснение этому непонятной нелепице.

Бесконечно долго я сидел рядом с ней, держал ее за руку. Я напрасно старался вспомнить слова робота, над которым совершили расправу. Ее перевод, возможно, смог бы дать мне ключ к ее загадочному поведению. Был ли слова ключом к тайне, которую знали пока только Ауль и фиолетовая троица?

Постепенно ее щеки снова порозовели. Она повернулась ко мне и сказала шепотом: «Пожалуйста, ничего сейчас не спрашивай. И не говори об этом с отцом и Фритцхеном…»

— Я не буду спрашивать тебя, Ауль. Но когда-нибудь ты должна будешь рассказать мне об этом. Такой тайны не может быть между нами.

Ее взгляд был направлен на меня, но она не видела меня, в мыслях была далеко от меня. Только через какое-то время она вернулась из своих воспоминаний.

— Да, когда-нибудь я расскажу тебе об этом, — сказала она.

XV

Вообще-то меня беспокоило не сколько поведение Ауль, несмотря на то, что я не прекращал думать о ее тайне. Гораздо больше я ломал голову над пугающей агрессивностью роботов в фиолетовой раскраске. Какие у них были полномочия? Их разрушительное мастерство занимало меня даже во сне. Что происходило в их искусственных мозгах? Грубое, бессмысленное уничтожение резко противопоставлялось гуманистическому мышлению моего переводчика, который даже не решился уничтожить кувшины старика. Были ли эти трое другого вида, возможно, более высоко развитого? Были ли среди них разнообразные характеры?

Мне пришел в голову спор между учеными «докторами», которые в ходе дебатов о происхождении моих камней в почках также прямо-таки необычно себя вели. Что-то было не так с этим манекеном. Ауль все еще отмалчивалась. Она быстро отошла от своего шока, но стала более молчаливой. У меня складывалось такое ощущение, словно она избегает моего общества. Однажды я наблюдал за ней, когда она сидела за гончарным кругом. Я еще ни разу не слышал, как она поет, если можно было назвать пением ее трель. Она вращала ногой круг, создавая мелодию.