Гроза над Миром - Венедикт Ли

Нет даже охраны – о чем это говорит? Бренда… Она разгадала тебя. Отбрось эту невероятную мысль и никогда к ней не возвращайся! Просто – нет надобности сторожить тебя, ты ведь не дух, что свободно ходит сквозь камень и сталь – уж это-то всем ясно. Теперь, когда отвергнуты зряшные опасения, взвесь свои шансы.

Тебя до сих пор не убили. Значит – не будут с этим торопиться. Вага. Он страшно зол, оскорблен, его самолюбие… нет, не задето – крепко прищемлено, как… Ну вот, ты уже смеешься. Только не вздумай насмехаться, когда он позовет тебя опять. А это – будет, дай только ему время прийти в себя. Еще не все умерло в нем из того, что испытывал он к тебе, ты это знаешь. Когда корчилась перед ним в спазмах рвоты, не отвращение, не брезгливость промелькнули в его глазах. Жалость. Так не упусти шанс раздуть эту искорку.

Арни. Если б мог – смел всех, только спасти тебя. Но он зажат со своими людьми в Астарте и… «Громовержец» не пришел на помощь… Выкинь все из головы!.. Боже! Не думай, не думай об этом – ты не виновата! Файд…

Поплакала – и тебе легче. Боло Канопос. Вот кто может и должен вытащить тебя из дерьма. Или… напротив, позаботиться, чтоб не вякала лишнего. Вот черт! Ну, так изобразишь стойкость, давалка не подмытая… Когда узнает, что ты – держишься, поспешит выручить, пока не пошла молоть языком. Ведь ты ему все еще нужна. Да?…

А на ганский Совет не рассчитывай. Они там – осторожные. Выкрутишься – расстелются ковриком, а нет… Соболезнования родным и близким покойной. Становится так жалко себя, что ты ревешь долго и безутешно. И, устав горевать, спишь.

Еду приносит Бренда. Подает судок через узкое отверстие в решетке. Входить к тебе не собирается и бесполезно тешить себя мечтами о том, как двинешь ей в нервный узел на затылке, отымешь ключи… Да и нет при ней ключа.

Бренда молча цепляет судок крючком за решетку и поворачивается уходить. Жри. На днях подарила еще и деревянную кружку. Пей. Утешает то, что морить тебя голодом она не собирается. Травить тоже. А в беседе по душам ты не нуждаешься.

На десятый «день» – меряешь время промежутками между сном, ты готова изменить свое мнение. Начинаешь беседовать сама с собой, тихо напевать под нос. Еще раз решаешь заняться стиркой, моешься сама. Развешиваешь мокрую одежду на решетке, сама кутаясь в тонкое одеяло. И, когда настает час обеда, получаешь короткий комментарий Бренды:

– По хозяйски устроилась.

Глядя в суровое, с плотно сжатыми губами, лицо, произносишь:

– Бренда! Я хочу говорить с Пини.

И не получаешь ответа.

Ты повторяешь просьбу в разных вариантах и на завтра и через день. С тем же успехом. Пробуешь занять себя гимнастикой, подтягиваешься на решетке, пока мышцы не начинают ныть, а сердце стучать сильно и часто. К концу дня – для тебя это время – «вечер», сидишь с ногами на постели, уставясь в противоположную стенку. Хорошо, что нет зеркала, а то собственный вид вызвал бы у тебя отвращение.

«Я не нужна. Все забыли. Хоть сдохни… никому нет дела. Где эти толпы обожателей? Где друзья, что клялись в верности? Великий Магистр…» Ты тщательно лелеешь обиду на весь мир, все глубже погружаясь в депрессию. Тем быстрее маятник настроения качнется обратно и к тебе вернется равновесие духа – ты давно себя изучила.

Расстегиваешь штаны, рука скользит между бедер. Люби себя сама. Лоно твое делается влажным и скользким, пальцы проникают все глубже. Люби себя! Ты лучше их всех, ты одна, ты… Веки плотно сомкнуты, тебя поглощает, затягивает горячая тьма. И вдруг взрывается огнем внутри тебя. Ты не слышишь собственных стонов, пока в тебе не затихает вызванная тобой же буря. А в сознании продолжает гореть теплый огонек. Пини!

Она молча смотрит, как ты мигом приводишь себя в порядок. Идешь к ней, хватаешься за решетку руками, словно желая снести разделяющую вас преграду. Побольше теплоты в голосе.

– Пини!

Какой-то нехороший у нее настрой…

– Меня зовут Пенелопа Картиг. Прошу вас так ко мне обращаться.

Пальцы твои, сжимающие железные прутья, стынут от холода этих слов. Не показать обиды, растерянности… Проглотить комок в горле.

– Извините… госпожа Картиг.

Похоже, Пини была в городе. Голубое платье, талия туго перехвачена кожаным поясом. Мокасины. (Ты улыбаешься, невольно вспомнив, как ругались из-за обуви в первую совместную прогулку по Вагноку). Чисто вымытые волосы спадают на плечи, мерцая в тусклом свете, льющемся из твоей камеры. Глаза в тенях ресниц кажутся темнее обычного. «Как горда и красива. И кто-то хорошо с ней поработал… Бренда».

– Прошу, передайте вашему отцу… Пусть не мстит тем, кто пошел за мной. Я отвечу за всех.

Пини презрительно выпячивает нижнюю губу.

– Знала, что вы попытаетесь предстать, по возможности, в выгодном свете. Странно было бы, если не так.

– Странно, – соглашаешься ты. – Но вы же не лишите меня права жалеть о своих ошибках?

Пини уже не может сдержаться. Расстегивает ворот, одна из застежек отлетает, зазвенев на полу. Под левой грудью у Пини краснеет звездообразный шрам.

– От ваших ошибок трупами ложатся! Не нацепи я ту дурацкую броню – на могиле моей уже трава подросла бы!

Тебе становится очень холодно. Стрела шла точно в сердце Пини. Лишь тонкое железо устаревшей десятилетие назад защиты и кожаная куртка под нею задержали стальное острие. Не оправдывайся, не проси прощенья. Все, что скажешь – пустые слова. Ты потеряла Пини – признайся себе.

– Нет-нет! – продолжает Пини. – Вы не ошибались. Просто использовали в своих целях меня и других. Вам все равно было, что потом станет с нами. Но я не жалуюсь. И вы не жалуйтесь. Хотели многого, а расплатиться не в силах. Теперь давите на меня – хотите достать до отца! Напрасно.

Насколько легче, когда не надо контролировать себя! Ты говоришь Пини, кто она на деле такая и куда ей следует отправиться, притом немедленно. Кричишь, сыпешь проклятиями. А она холодно спокойна, как и подобает дочери великого правителя, и ты напрасно разоряешься перед ней.

– Да! Позвала в жилетку поплакаться! Мозги тебе полоскать! Да! А зачем ты пришла, сука помойная! Позором моим насладиться, унижением?! Дикари! Варвары! Ненавижу!

Ноздри Пини раздуваются, но она по-прежнему молчит. Ты отворачиваешься, бросаешься на постель, зажимая уши ладонями, не желая ни слова слышать из ответа Пини. А она пытается что-то сказать, умолкает и, постояв немного, уходит. Ее шаги медленно стихают под сводами подземной тюрьмы.

Бренда появляется в неурочное время, так тебе кажется. Одета – блеск, по последней моде – строгий покрой платья и кричащие цвета. На боку – тяжелая сумка.