Злые чудеса - Александр Александрович Бушков

Самое тихое местечко бывает возле двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен» – свои все внутри, а чужие здесь не ходят. Так и здесь – чекисты сидели за единственной на площадке дверью, железной, с кодовым замком и звонком, а крохотная лестничная клетка была приспособлена под курилку – несколько стульев и урна.

Как и в прошлый мой визит, было пусто и тихо. Никто не выскакивал с бравым видом и не мчался ловить шпионов. Иностранные шпионы в Абакане, несомненно, имелись – там было несколько интересных для любой разведки предприятий. Но ловили их наверняка без топота сапог по лестницам и воя сирен.

Не спеша выкурив сигаретку, я вышел на улицу, показал Успенскому четвертной и сообщил:

– Вот видишь, много за тебя не дали, но поправиться нам хватит. Да ты не бойся, никто тебя не посадит, еще одну бумажку в досье подошьют, и все дела…

Нижняя челюсть великого юмориста оказалась где-то в районе пупка, а с лица его можно было ваять аллегорическую маску под названием «Обреченность». На лице этом причудливо мешались ужас и радость предстоящей опохмелки. Как я и думал, победило второе.

Четвертной, конечно, качественно пропили. Как ни пытался я объяснить суть розыгрыша, Миша, кажется, так и не поверил, что это бы розыгрыш. Иногда мне думается, что именно эта история подвигла Глебыча на рождение гениальной строки «Жить всегда страшно, а с похмелья тем более…»

Как я вербовал стукача для КГБ

Дело было в городе, который я из жалости кое к кому называть не стану. В общем, далеко от Красноярска.

История эта связана опять-таки с клубом любителей фантастики. Точнее, со всесоюзным слетом таковых клубов. Это года через два начались партейные гонения на КЛФ, а тогда на многое смотрели сквозь пальцы и подобный слет разрешали. Благо казенной копеечки тратить не приходилось – любители фантастики добиралась и жили за свой счет, частенько преодолевая полстраны либо с востока на запад, либо с запада на восток.

Каюсь, опять придется начинать со слов «было пито». Было пито. И зело. И вышло так, что мой хороший знакомый, активист местного КЛФ, пожаловался: есть у них один молодой и не по-хорошему шустрый член, который неизвестно куда смотрит, но явно не туда, неизвестно чего добивается, но явно не хорошего, плетет какие-то неумелые интриги и вообще, есть стойкие подозрения, постукивает легонько на манер дятла известно куда. Не уличен, но подозрения сильные. Но нет, увы, аппаратуры, способной читать чужие мысли. А знать точно хотелось бы, пока студент не наворотил дел…

Все мы были хороши. Для иллюстрации упомяну лишь, что я, отроду не игравший ни на чем, кроме чужих нервов, сел за пианино и брякал по клавишам наугад, а слушатели моей «игры» всерьез аплодировали – пикантность в том, что среди них было два профессиональных музыканта. Но даже в столь веселом состоянии я вспомнил, что успел присмотреться к вышеупомянутому хитрому члену и составить о нем нелестное мнение. А потому решительно заявил:

– Щас сделаем, посмотрим, чем дышит…

Дело происходило в одном из ДК миллионного города, переделанном из большой церкви. На нескольких этажах весело пили любители фантастики со всех концов великой и необъятной страны, тогда еще не разлетевшейся на пятнадцать обломков. Но пустых кабинетов оставалось еще достаточно. Опрокинув еще стаканчик, я отыскал шустрого студента (пившего мало), завел его в пустой кабинет, грохнул кулаком по столу и рявкнул:

– Молчать! Я старший лейтенант КГБ! Работать на нас будешь? Молчать, говорю!

Вру безбожно. Изрядно преувеличивая. Кулаком по столу я не стучал, просто-напросто представился старшим лейтенантом КГБ (естественно, не предъявив никаких документов – откуда бы им у меря взяться?) – деликатно и мягко начал вербовку, без малейших угроз и запугиваний. Вербовка эта заняла у «товарища старшего лейтенанта», чем хотите клянусь, не более пяти минут…

И через сутки этот милый мальчик принес мне довольно объемистую «оперу», где подробно освещал жизнь и деятельность КЛФ, давал развернутые характеристики активистам и тщательно перебрал их всех в плане потенциального диссидентства либо потенциального сотрудничества с доблестными органами, представляемыми товарищем старшим лейтенантом. Блевать хотелось. С тех пор я не верю, что стукачей вербуют компроматом или угрозами – ну некоторых безусловно да, однако в сто раз больше потенциальных «инициативников» ради повышения собственного благосостояния или из личной неприязни готовы стучать, как турецкие барабаны. Нужно только попристальнее присмотреться к человечку и правильно угадать…

Эпистоляр этот я дал прочесть ребятам из КЛФ, предварительно взяв с них самые страшные клятвы, что они и пальцем не тронут юного дятла, ни словечком не намекнут. Слово они сдержали. А юный дятел еще с год писал мне теплые письма, жалуясь, что никто не выходит с ним на связь, хотя он горит желанием ударно работать на славную советскую госбезопасность. Мальчишечка заканчивал институт, предстояло распределение (в те времена выпускник вуза обязан был отработать три года там, куда пошлют), угодить куда-нибудь в глушь не хотелось, так что нельзя ли каким-то образом оказаться в штате известной конторы или иным образом с ней задружить, пусть неофициально?

В конце концов я написал ему, что вынужден был уйти из конторы по серьезной аморалке, несовместимой с погонами, – и переписка оборвалась. Но иногда я подумывал: а может, шустрый мальчик все же ухитрился по собственному горячему желанию сесть на крючок к реальному оперу? Как говорится в известном пошлом анекдоте, этот может… Вот так обстояли дела с вербовкой агентуры – да наверняка и сейчас обстоят.

В КГБ об этой моей выходке так никогда и не узнали – иначе, к бабке не ходи, притащили бы к себе за шиворот и дали нешуточный словесный втык за самозванство. На их месте я так бы и поступил.

Вот такие хохмочки и послужили в свое время причиной стойких слухов, что А.-А. Бушков – то ли стукач, то ли даже законспирированный боец невидимого фронта при погонах. Спорили лишь о звании…

1995

Дополнения из дня сегодняшнего

Потом несколько лет я и КГБ существовали в разных пространствах, и я было решил, что так будет вечно. Тем более в стране забушевала перестройка, не к ночи будь помянута, и очень быстро КГБ оказался категорически не при делах, ограничиваясь унылой фиксацией происходящего и служа лишь мишенью для критики, порой откровенно шизофренической…

Оказалось, я крупно ошибался. На излете перестройки все же произошло соприкосновение с КГБ – именно это слово и следует употребить. Никакая