Воспоминания - Степан Тимошенко

С севера приходили неутешительные вести. Наступление добровольцев выдохлось и, достигнув Орла, они начали отступать. Силы были малочисленны. В нескольких местах фронт был прорван и кавалерийские отряды большевиков уже разгуливали по Харьковской губернии. В случае занятия Киева большевиками мое положение, как прапорщика запаса, уклонившегося от большевистского призыва, становилось очень опасным. В то же время деятельность Академии, лишенной средств, заканчивалась, а занятия в Политехническом Институте даже и не начались. Оставшись без дела, я решил отправиться в Ростов искать занятий при правительстве Добровольческой Армии. Я тогда еще верил в ее конечный успех, считая, что их неудачи на севере лишь временны и что весной, с новыми силами, они восстановят свое положение и в конце концов возьмут Москву. Кое‑кто из академиков и их сотрудников тоже пожелали ехать в Ростов и мы решили действовать сообща. На вокзале нам разрешили использовать одну из стоявших там теплушек. Мы ее несколько усовершенствовали, устроили полки для спанья и очаг для приготовления кипятка. Уезжали в начале ноября. В этом году зима наступила рано и перед нашим отъездом выпал глубокий снег. Ехали медленно и за первую ночь проехали не больше ста верст. Утром стояли на промежуточной станции. Там же расположился отряд Добровольческой Армии. Говорили о прорыве фронта большевиками. Поезд изменил направление движения и от Ромадана мы ехали не на Полтаву, а на Кременчуг. В Кременчуге мы стояли долго. Мой отец и мать, ехавшие к дочери в Знаменку в нашем вагоне, тут нас покинули. Прощались с надеждой встретиться весной в Киеве, но события обернулись иначе и мы никогда больше не увиделись.

Из Кременчуга поезд направился в Харьков. Тут мы застали полную эвакуацию Добровольческой Армии. Вокзал был забит воинскими поездами. Наш поезд был поставлен на самые отдаленные пути. Надежды на движение дальше в ближайшее время не было никакой. Помог случай. Я узнал, что разгрузкой Харьковского железнодорожного узла распоряжается Щегловитов — мой коллега по Путейскому Институту. Он принял меня любезно и пообещал прицепить вагон Академии к одному из ближайших поездов, идущих на Ростов. Свое обещание он сдержал и вскоре мы двинулись дальше. Но движение по линиям Добровольческой Армии уже было совершенно дезорганизовано и мы продвигались очень медленно. Подолго стояли на промежуточных станциях. На одной из таких станций машинист заявил, что поезд дальше не пойдет — нет топлива. Пассажиры отправились на поиски дров. Ломали плетни и заборы и все тащили к паровозу. Затем начался настоящий грабеж. Поездная прислуга с машинистом во главе обложили пассажиров данью. Поезд остановился среди чистого поля и пассажиров уведомили, что дальше мы не поедем, пока не соберем определенную сумму и не вручим ее машинисту. Возмущение было всеобщее, но что делать, всем хотелось скорее доехать до Ростова. Дань собрали, передали машинисту и поехали дальше. На третьей неделе нашего странствия мы прибыли в Ростов. Теперь возникал новый вопрос, как найти пристанище для житья? В мой прошлый приезд я провел первые ночи в вагоне, но теперь была зима, нужно было найти отапливаемое помещение. Не помню теперь каким путем мы с Вернадским и ехавший с нами инженер Гарф получили разрешение поселиться в гостинице, «взятой на учет» для государственных служащих. Нас впустили, но свободных комнат там не оказалось. Пришлось поместиться в общей комнате для приезжающих, где и без нас уже было несколько постояльцев. В этой тесноте Вернадский и я прожили недолго. Нам начали помогать евреи. Они всегда были хорошо организованы и им, вероятно, было известно, что в 1911 году мы пострадали за еврейские интересы, выступив за равноправие евреев при приеме в высшие учебные заведения. Мы получили приглашение от двух состоятельных незнакомых еврейских семейств временно устроиться в их квартирах. В квартире, куда явился я, хозяйками были две сестры. Мужья их были в отъезде, а брат служил в Добровольческой Армии. Они объяснили, что одну из комнат их квартиры занимал чиновник Добровольческой Армии, но что этот чиновник куда‑то исчез. Они полагали, что он где‑либо старается перейти на сторону большевиков. Комната стоит пустая и они предлагают ее мне. Для меня это была большая удача — комната была большая с чистой постелью и после месяца скитаний я мог раздеться, принять ванну и спокойно заснуть. Теперь нужно было думать о питании и о заработке. На территории Добровольческой Армии украинские деньги не принимались и я начал разменивать выданные мне большевиками австрийские кроны на деньги Добровольческой Армии — так называемые «колокольчики». За них я мог получать обед в одной из функционировавших тогда столовых. В столовых, да и на улицах, встречал немало знакомых и узнавал новости. В один из ближайших дней встретил моего прежнего сослуживца по Военно-Инженерному Совету в Петербурге и от него узнал, что такой же Совет сформирован при Добровольческой Армии и что я легко могу в него войти, как бывший член Совета прежнего режима. Я отправился по указанному мне адресу и действительно без замедления был зачислен в Военно-Инженерный Совет. Это сразу улучшило мое положение. С удостоверением о моем служебном положении я получил полагающуюся мне военную форму, а в складе съестных припасов мне выдали несколько банок консервов. Начал также получать жалованье «колокольчиками», на которые в Ростове можно было еще кое-что купить. Я должен был участвовать в заседаниях Совета, но это брало немного времени. Остальное время уходило на хождение по улицам и на разговоры с встречавшимися старыми знакомыми.

Особый интерес привлекали окна осведомительного бюро, где была вывешена большая карта фронта Добровольческой Армии. Фронт указывался цветной ниткой и мы могли видеть, как с каждым днем нитка опускалась все ниже — фронт приближался к Ростову. Говорили о коннице Буденного, вахмистра царской армии. Он сумел организовать конный отряд, которому Добровольческая Армия не могла противостоять, отступая к югу. Я не хотел попасть в руки большевиков. Нужно было думать о путях отступления и я занялся опять заграничным паспортом. Паспорт, выданный большевиками, конечно, не годился, надо было хлопотать о новом паспорте. Выдавали тогда заграничные паспорта без затруднений и паспорт я получил. Но он был достаточен только для выезда из России. Для въезда в какое‑либо иностранное государство нужна была еще виза этого государства. Я решил добыть английскую визу — с такой визой все прочие визы для государств между Константинополем и Лондоном могут быть тогда получены без всяких затруднений. Взяв удостоверение Украинской Академии Наук о моей заграничной командировке, я отправился к английскому консулу. Консул нашел, что предъявленное ему удостоверение официального значения не имеет и в визе отказал. Предстояло искать для получения визы какие‑то другие пути. Вспомнил об обширных знакомствах Вернадского среди влиятельных людей при Добровольческой Армии и рассказал ему о неудаче с визой. Вернадский согласился мне помочь и скоро я узнал, что мое дело улажено при содействии английского корреспондента «Таймс». Я должен был снова явиться к консулу и тот теперь без всяких разговоров поставил нужную мне визу. Эта виза играла важную роль в моих дальнейших передвижениях.