Мир уршада - Виталий Сертаков

Я в последний раз оглянулась на Хибр. Бледный лик Короны словно вздрагивал от укусов мошкары. Мертвые стволы нависали над нами зловещим частоколом. Ряска затягивала разрыв, проделанный нами в густой грязи, а по сторонам тяжко вздыхали вонючие пузыри. Далеко позади, на заросших осокой кочках, паслись брошенные кони. Смрад от лопающихся пузырей становился почти невыносим. Я замерла, сверяясь с едва заметными ориентирами, которые указал мне Рахмани. Крохотная ошибка, два локтя в сторону — и конец.

— Тонг-Тонг, за мной, зажмите носы! — приказала я и первая шагнула в глубину.

Ноги потеряли опору. Несколько песчинок, сражаясь с паникой, я погружалась в липкий мрак, а затем сквозь плотно закрытые веки пробился мерцающий желтый отблеск.

Мы провалились в Янтарный канал.

16

В КАПКАНЕ ОТРАЖЕНИЙ

— Дом Саади, ты видишь их? — Снорри Два Мизинца быстро раздевался, стукаясь коленями о сиденья в глубине кареты. Экипаж подскакивал на корнях елей и сосен, которые вылезли на полузаросшую лесную дорогу, словно сговорившись развалить дряхлое средство передвижения. Эму неслись как сумасшедшие, наклонясь вперед, роняя перья, высекая искры когтями из редких, попадавшихся на дороге булыжников. Корона металась среди нависающих дремучих крон, птицы замолкали, пугаясь тревожного грохота колес.

Рахмани несильно хлопал кнутом по пушистым спинам птиц, с трудом удерживаясь на месте кучера. Кипящее озеро было близко, но погоня не отставала…

Первым делом Два Мизинца отклеил бороду, длинные свисающие усы, и лицо его сразу резко, неуловимо изменилось, как меняется дно старого котла после чистки речным песком. Пропали сизые мешки под глазами, вытянулись и окрепли щеки, выдвинулся вперед жесткий подбородок. Вор из Брезе расстегнул застежку шапки, которую никогда не снимал в городе, и оказалось, что его лохматые волосы — всего лишь парик. Парику было что скрывать, ибо череп длиннолицего мужчины мало походил на черепа почтенных ютландских горожан. Выше лба кость плавно раздваивалась, напоминая вытянутые семядоли, а за ушами трепетали нежно-розовые пересохшие жабры. Под широким, не по размеру, одеянием горожанина обнаружились тонкая кольчужная сеть и белая крестьянская рубаха. Крепко сбитое тело в нескольких местах перетягивали узкие ремни с набитыми кармашками.

— Пока никого не вижу, — ловец пожевал губами, оглядываясь на полет порванной паутины. — Поторопись, прошу тебя…

Шестеро эму заложили дикий вираж, едва не легли на бок, вытаскивая карету из крутого поворота.

— Дом Саади, ты уверен, что это орден? Ты уверен, что это посланцы Доминика?

— Больше некому, Снорри. Они давно пытаются схватить меня за хвост…

Рахмани кривил душой, чтобы не запугивать и без того нервного предводителя воров. Карета вылетела на обрыв, нависающий над скалистым берегом Кипящего озера. В ноздри ударила серная вонь, темное марево охватило близкий горизонт, дорога превратилась в еле заметную тропку во мху. Рахмани отпустил сразу двух фантомов и удерживал их напряжением воли больше двух мер песка.

Первый фантом побежал назад по извивам колесной колеи, усыпанным сосновыми колючками, и благополучно растворился, потеряв связь с хозяином. Зато второй, посланный Рахмани вперед, через скалы, очень скоро наткнулся на отражение и рассыпался. Рахмани подарил двойнику малую толику огня, достаточную лишь для того, чтобы внести смятение в стан врага.

Двойник Рахмани швырнул вперед огненный шар, как только поросший лишайниками гранит задергался перед ним в пляске смятой фольги, но шар тут же вернулся и уничтожил двойника. Последнее, что ловец успел увидеть прозрачными глазами своего повторения, — это скользящие над полями мха зыбкие фигуры в серых капюшонах…

Преследователи выдали себя. Это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо тем, что они себя выдали. Плохо тем, что они подозревали о его слабостях и его надеждах. Каким-то образом они догадались, как замкнуть его в кольцо. Но было еще кое-что, серьезно обеспокоившее Саади. Те, кто шел по следу, только притворялись монахами из ордена Доминика.

Верные псы папы, с которыми предпочитает не спорить сам император, умеют многое. Но зашивать пространство в мешок отражений им не под силу.

Снорри рос в размерах. Тесного пространства кареты становилось мало для его истинного, по-своему красивого, но слишком уязвимого организма. Он изо всех сил упирался конечностями в стены, чтобы не разбить голову, и со страхом наблюдал в окно, как движется сосновый бор. Сколько себя помнил Вор из Брезе, начиная с листа гигантского лотоса, на котором мыла его мать, он всегда жил в напряжении. Каждый день мог стать последним, а самый безобидный звук мог оказаться шелестом ловчей сети или взмахом ножа, перерезающего сухожилия. Даже много лет спустя после шороха ловчей сети, после тысяч дней, проведенных в неволе, и тысяч дней, проведенных на свободе, среди уважения и страха окружающих, он продолжал бояться.

— Дом Саади, мне нечем дышать, они ткут отражения, — Снорри забарабанил в переднее окошко. — Клянусь, мы уже проезжали эту развилку и этот ручей…

— Ты прав, становится душно, — как можно небрежнее подтвердил ловец. Краем глаза он видел, как бушующий водный горизонт противостоит колдовским чарам. Сосны и скалы придвигались, наползали, понемногу сжимая бирюзовую горловину неба, только озеро по левую руку оставалось пока свободным. Птицы неслись что было мочи туда, где обрыв обрушился и дорога полого спускалась к бурлящей воде. В лицо Рахмани летели комья земли.

— Это орден, да? Я чую их издалека, псы в красных сутанах, — ворчал Два Мизинца, развязывая тугие ремни, стянувшие спину. — Скорее, дом Саади. Со стороны озера нас не возьмут. Кипящая вода им не друг.

Снорри расстегнул пряжку одного из ремней на плече. Прошептал что-то и коротко сплюнул через плечо. Его грудь начало распирать изнутри.

— И не подглядывай, ты мне мешаешь! — потребовал Снорри, заметив косой взгляд ловца в зарешеченном оконце. Отвернувшись, он распустил брючный ремень. Брюки лопнули с треском, освобождая затекшие суставы. Рахмани почувствовал, как спина немеет от тысяч невидимых колючек. Так происходило всегда вблизи чужого колдовства. Снорри слишком быстро возвращался в родное тело.

— Я не собирался за тобой подглядывать! — рассердился Рахмани. Он старался вдыхать ртом. От темной горячей воды несло тухлятиной, хотя трупы в озере не плавали. Внезапно ловец вспомнил недавний разговор в харчевне, где кто-то упомянул старинную прусскую легенду. В легенде Кипящие озера назывались «воротами ада», настолько сильно туманы разносили серный аромат.