Орчиха в свадебной фате (СИ) - Лактысева Лека

Целитель озабоченность мужа если и не разделял, то сделал вид, что разделяет.

― Помню, конечно, помню, друг! Однако физических причин для приступа я не нахожу. Телом твоя орисса здорова полностью. Если какая беда и есть, то только в голове!

Это что? Эльф как бы намекает, что я на голову больная?!

Тут я не выдержала! Резко села, отчего примочки сами собой отвалились от лица. Уставилась на эльфа недовольно:

― Попрошу без…

— Вот теперь и в глаза могу заглянуть! ― обрадовался этот… этот остроухий гад. Развел, как ребенка! ― Ну-ка, ну-ка… хм…

Мы сидели и пялились друг на друга с самым серьезным и неприветливым видом. Я нарочно не отводила взгляд. Разозлилась и решила, что я не я буду, если отвернусь первая!

Эльфа мое недовольство вообще не интересовало. В гляделки он со мной играть не желал. Зато лучшего целителя королевства заинтересовало что-то другое. Он вгляделся в один мой глаз, в другой, потом в оба сразу. Свел к брови к переносице, поджал губы, покачал с недоумением головой и, так и не заметив моих попыток переглядеть его, отвернулся к Алаиру.

― Что-то с твоей женой не то, ― заявил мрачно. ― Тело ее считываю свободно, а вот в мысли заглянуть не могу. Они скрыты, туманом затянуты. Ни одного образа в ее памяти не могу углядеть из-за этой завесы, и саму завесу убрать не могу ― не слушается она меня. Будто кто-то намного более сильный, чем я, поработал.

― Более сильный, чем ты? Разве такие есть? ― не поверил своим ушам Алаир. ― Не пугай меня, Тэй! Кому могла понадобиться простая наемница?

― Видать, не такая уж и простая. Однако, в чем там дело, я тебе сказать, к сожалению, не смогу. Не пробиться мне через туманную завесу, которой окутан ее разум.

Муж, выслушав слова Элая Тейшериэля, схватил себя не за лысую голову, а за шею ― сцепил руки чуть ниже затылка, переплетя пальцы. Зажмурился, заскрипел зубами. Слов, чтобы высказать свои чувства, ему явно не хватало.

Эльф встал, поглядел на меня сверху вниз ― пристально, подозрительно, покачал головой и коротко вздохнул. Он тоже был недоволен результатами обследования.

И только верная подруга-музыкантша тихонько, но весьма выразительно хмыкнула из своего угла. Мужчины оба обернулись к ней. Алаир ― с мукой на лице, эльф ― с недобрым оскалом.

― Молчу-молчу! ― поспешила успокоить их Шейма медовым голосом. ― Вы, если закончили, так может, пойдете уже? Нам еще одеться к обеду нужно.

Целитель слегка пожал плечами и направился к выходу. Ему, похоже, и самому не слишком-то хотелось задерживаться в компании наемницы и маг-арта.

Алаир уходить не спешил.

Подошел к моему ложу. Наклонился. Уставился в мои глаза, будто пытаясь прочесть в них ответ на свои вопросы.

Произнес тихо, почти с мольбой:

― Барбра, ты мне ничего не хочешь рассказать?

Я быстро опустила голову, отвернулась, насколько могла, схватилась за поясок халата, которым укрыла меня Шейма.

― Нечего мне рассказывать! ― произнесла чуть более нервно, чем следовало. ― Ты правильно сказал, муж: я ― простая наемница, откуда мне знать, что там за чудеса элай Тейшериэль углядел, и откуда они взялись? Может, это потому, что я на поле боя под Эрпортом магический удар получила и пролежала без памяти с полуночи до рассвета?

― Ах, да! Магический удар! Это могло бы кое-что объяснить. Спутанность потоков… ― раздался от дверей голос эльфа. ― Но это не все, далеко не все. Придется еще подумать над этой загадкой, почитать записи наставников и осмотреть ориссу повторно через некоторое время.

Эльф еще раз окинул меня цепким взглядом, помахал в воздухе пальцами, будто разгоняя мошкару, и все-таки вышел.

Алаир, не разгибаясь, проводил его взглядом, а потом взял и уселся рядом со мной на ложе. Сгреб меня в охапку, усадил к себе на колени, прижал к груди.

― Барбра, поклянись, что ты правда не знаешь, кто поставил на твой разум заслон в виде тумана! ― попросил тихо. ― Клянись моей кровью, которая впиталась в твои жилы!

Тут мне врать не пришлось ― я и в самом деле не знала, могла только предполагать, кто над моей головой поколдовал. Или Дух Нового года, или Всевышний, в которого верят люди этого мира, или Ор, дух степей и отец Орочьего племени. А может, все трое? Кто их знает, вдруг они уже договорились между собой?

― Клянусь! ― уверенно ответила я.

Муж моему ответу не обрадовался.

― Я надеялся, что не услышу этого слова, ― пробормотал он тоскливо. ― Как мне защитить тебя, жена, от того, чего ни я, ни Тэй не знаем и не ведаем?

Ну ничего себе! Получается, Алаир так расстроен по той причине, что не может придумать способа, как меня уберечь? Значит, я ему все-таки нужна, и дело не только в живом клинке? Мне вдруг стало так тепло, что я расплавилась, растаяла изнутри, обвила талию своего любимого трибуна руками, положила голову ему на плечо.

― Люблю тебя, муж, ― прошептала нежно.

Магварр судорожно вздохнул. Потянулся было к моим губам. Но встретился взглядом с Шеймой, вздохнул протяжно, мотнул головой и целовать меня передумал. Вместо этого потребовал еще одной клятвы:

― Можешь хотя бы пообещать, Барбра, что больше таких обмороков не будет?

― Хотела бы, но не могу, ― я ласково провела коготками по щеке трибуна ― такой же гладкой, как его лысина. Сразу видно: не лезвием брился, а магическим составом щетину удалял. ― Ты прости, Алаир, и за то, что обмороком напугала, и что скандал закатила. Это все не со зла.

― Ты тоже прости, любимая. Не подумал, что слова мои неверно поняты быть могут. ― Алаир поймал мои пальцы у своей щеки, поцеловал мимолетно и засобирался. ― Что ж. Наряжайся, жена. Негоже самого короля вынуждать дожидаться нас.

Расплетать объятия и куда-то идти в этот миг нам обоим не хотелось, но пришлось.

Алаир ушел. Мы с Шеймой быстро переоделись, нарядились, как могли. Подруга даже заколола мне волосы парой нарядных невидимок с блестящими камушками ― для красоты. И это было намного лучше, чем рогатый шлем, который мне пришлось носить во время брачного обряда.

― Наконец-то готовы! Идем! ― Шейма первая вышла в большую гостиную, где нас уже дожидались мужчины, тоже нарядные и торжественные.

― А вот и вы! ― озвучил очевидное элай Тейшериэль. Он, как оказалось, решил дождаться нас и отправиться на обед к его величеству Эквиту в нашей компании. ― Хорошо выглядите, Шейма, Барбра.

Ну надо же! Остроухий до комплимента снизошел!

Я вежливо кивнула, уцепилась за подставленный Алаиром локоть, и трибун повел нас по просторным коридорам дворца маршрутом, который явно знал так хорошо, что смог бы пройти по нему с закрытыми глазами.

Глава 28. Кушать подано!

Кто как, а я по пути к обеденному залу зевала по сторонам, забыв напрочь о манерах, которые прививали нам, студентам консерватории, наши наставники. Ведь было на что посмотреть!

Там и тут вдоль коридоров, по которым мы шли, были расставлены каменные цветочные вазоны в форме длинных узких столбов с косо срезанным верхом, с резьбой в виде параллельных и переплетающихся линий. Цветы, точнее, комнатные растения, то торчали из этих вазонов пышными пучками, то тянулись вверх стрелами, то свисали вниз зелеными плетями, отягощенными пышными бутонами.

Местами вместо вазонов виднелись каменные же тумбы с похожей резьбой по бокам, а на тумбах красовались статуи зверолюдей в золоченых масках. В целом, убранство императорского загородного дворца чем-то напоминало памятники искусства древнего Египта. Правда, без присущих Египту одежд и головных уборов.

Арочные своды с росписью, такие же двери с наборными панелями из разных пород дерева и оконные проемы, застекленные витражами, добавляли красок в это царство камня и зелени. А вот портретов не было. Или тут не принято выставлять напоказ лики своих предков, или просто картинная галерея находится где-то в другом крыле дворца, и ее повидать мне не довелось.

Наконец, пяток раз свернув и преодолев пару коротких лестниц, мы вошли в относительно просторный зал. В Эрмитаже я и побольше залы видела. В центре этого зала стоял длинный и широкий стол, укрытый одним сплошным узорчатым полотном бело-золотистой скатерти, края которой свешивались почти до самого пола.