В финале Джон умрет - Дэвид Вонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во мне возникло ощущение полета, невесомости сознания — как в тот раз, когда я проснулся в темноте, на крыше Ивашины, с бутылкой в руке. Я понятия не имел, какое сегодня число и какая–то девушка кричала на меня по–арабски.
Я попытался собраться.
Устал.
Устал, словно зомби. Как уработавшийся вусмерть зомби, который устроился штатным ассистентом менеджера в зомби–видеомагазин и узнал, что «штатный» — это когда тебе не платят сверхурочные. Голова гудела, а колени, казалось, сделали из толченого стекла. Я плюхнулся на диван и уставился на капельки воды на гладкой, хромированной поверхности пистолета. Посмотрел на часы: начало первого.
Так. В одиннадцать ты ушел с работы и сразу поехал домой. Путь занимает двенадцать минут — в такую погоду, считай, двадцать. Ты сразу пошел домой. Куда делись еще полчаса, а, Дейв? Может, ты сделал крюк и застрелил своего босса?
Нет, если бы я застрелил Джеффа Вулфлейка, менеджера «Уолли», то не стал бы вытеснять такое приятное воспоминание, верно?
Я взял пистолет, вытащил обойму, тяжелую от сидящих в ней патронов, и облегченно вздохнул. Если бы я действительно заехал к Джеффу, то непременно расстрелял бы весь боезапас. Я вставил обойму на место.
Выходные начинались скверно. Я нажал кнопку воспроизведения на автоответчике, прослушал сообщение от Джона. Снова включил воспроизведение, послушал более внимательно, потом снова нажал на кнопку. После четвертого раза я подумал, что Джон действительно произнес «мешок сала».
Я решил послушать сообщение еще раз.
Бип.
«Дейв? Это я. Эми исчезла, а здесь у нас, похоже, мешок сала. Жуть какая–то — в плохом смысле этого слова. Сейчас почти полночь, и… наверное, ты еще не дома. А может, уже спишь. Ты же не спишь, да? Я же знаю, что нет. Ты там? Проснись, Дэвид. Проснись. Ну ладно, значит, тебя нет дома. Позвони, как только получишь это сообщение — пусть даже поздно. Да, кстати, когда приедешь, остерегайся медузы. Пока».
Бип.
Мешок сала.
Я взял телефон и набрал номер мобильника Джона. Один гудок, и…
— ВИННИ, Я ЖЕ СКАЗАЛ — ОТВАЛИ!
— Джон?
— Ой, Дейв, извини. Я тут вел оживленную дискуссию по телефону и с отвращением бросил трубку. А потом телефон зазвонил, и я предположил, не проверив, что это тот самый человек, с которым я спорил, поэтому я машинально стал выкрикивать оскорбления. Какой позор.
— Джон, от этой шутки меня уже тошнит.
— Ты уже едешь ко мне?
— Я тут немного занят.
— Что там у тебя?
— У меня…
Я помолчал, потом принял решение.
— …печенюшки в духовке, не хочу, чтобы они подгорели. Ведь тогда они станут липкими.
— Ага, и еще пригорят. Ты противень маслом смазал?
— Конечно.
— Хорошо. Ну, в общем, Эми исчезла и тут творится какая–то странная хрень, настоящая лавкрафтовщина. Хотя, знаешь, если сюда приедешь ты, то ситуация будет скорее в стиле романов Энн Райс. Ну, ты понял.
— Кто… '
— Потому что ты голубой.
— Кто исчез, Джон?
— Эми, Дейв. Э–М–И. Кажется, у меня пропадает сигнал…
— Не знаю никакой…
— Не знаешь Эми Салливан? Сестру Большого Джима?
Это меня остановило.
Воспоминания о целом дне, проведенном в фургоне, о болезненном чувстве страха и скуки. Обещание, данное мертвецу. Я уже несколько месяцев не думал об этом.
— А, так ты об Огурце.
— Дейв, запоминать имена людей ты не считаешь нужным?
— Ее так звали в спецшколе. Почему–то ее все время тошнило.
Джон надолго замолчал.
— Ну, морской огурец — это такой угорь, который…
— Короче, Дейв, сейчас мы у нее дома. Полиция тоже. Когда ты приедешь?
Может, в июне?
Даже к тому времени я вряд ли разберусь что к чему. Я представил себе Большого Джима, лежащего на спине; на его шее и на полу алое пятно, похожее на шарф. Я посмотрел на пистолет, пытаясь сложить все фрагменты в одну картинку, но тщетно.
— Как ты там сказал в сообщении? Мешок…
— Я не слышу тебя, связь прерывается. Приезжай как можно быстрее, нужно разобраться с летающей медузой.
Теперь замолчал уже я.
— Что?
— Увидимся через несколько… ПОД ШКАФОМ! НЕТ, ПОД ШКАФОМ! СЕЙЧАС Я…
Щелк. Ту–у–у–у–у–у–у–у…
Я положил трубку и занялся тем, что делаю обычно после телефонного разговора с Джоном: сижу в полной тишине и потрясенно думаю обо всех ошибках, которые совершил за свою жизнь.
Я стряхнул с себя куртку, стянул рубашку с логотипом «Уолли», понюхал ее, потом повесил в шкаф в спальне.
Надевая свежую рубашку, я достал из письменного стола бутылочку таблеток с кофеином, принял четыре штуки и запил их теплым красным «Маунтин дью» из полупустой бутылки, которую нашел на кухне.
Я надел пальто и, помедлив, положил в карман пистолет. Под тяжестью пушки пальто надавило на левое плечо. Я почувствовал себя Брюсом Уиллисом.
Мне кажется или ствол чуть–чуть теплый ?
Я вышел на улицу, но замер на коврике у двери.
Следы ног.
Тонкое белое покрывало снега на лужайке должно было быть нетронутым, если не считать цепочки следов, ведущих от водительской двери «бронко» к тому месту, где я сейчас стоял. Вместо этого следы покрывали весь двор — они беспорядочно кружили, петляли, уходили задом, появлялись с другой стороны и в конце концов вели к парадному входу.
Я сошел с крыльца на хрустящий снежно–ледяной панцирь, покрывший землю, наклонился, сощурил глаза от ветра. Следы сапог, с зигзагами на подошвах. У меня возникло очень нехорошее предчувствие.
Все отпечатки принадлежали мне.
Я огляделся, но не увидел в темноте ничего, кроме блестящих снежинок, летающих в свете фонарей. Я принял решение никому об этом не рассказывать и сел в машину.
Потерянное время — вот как это называется. У Джона пропала девушка, а у тебя — полчаса. Черт.
Я повернул в замке ключ зажигания, секунду подумал, затем вытащил из кармана пистолет и нажал кнопку на рукоятке. Выскочила обойма. Большим пальцем я стал извлекать из нее патроны и складывать их на расстеленную на коленях полу рубашки, надеясь— нет, молясь—что все они на месте.
Один, два, три, четыре…
Необычные патроны, с серебряными головками и наконечниками из ярко–зеленого пластика, прислал мне какой–то парень, пожелавший остаться неизвестным. Они лежали рядами в тяжелой коробке из белого картона; на ярлыке внуг–ри красовалась надпись на особом, непонятном мне жаргоне людей, изготовляющих патроны. Что–то типа «дистанционный взрыватель», а затем длинный ряд цифр. Мы с Джоном их испытали, выстрелив в тыкву, и она взорвалась, превратившись в горящие черные кусочки.
…семь, восемь, девять…
Вот чем в наше время занимаются люди — шлют мне разные вещи по почте. Кристаллы. Засушенные головы. Фальшивые фотографии ангелов в небесах и кровоточащих статуй. Кипы блокнотных листов в синюю линейку, на которых написаны длинные безумные истории о том, что в спаме, который рассылают по электронной почте, содержатся послания сатаны. Камни, украденные из шотландских замков, в которых водятся привидения, куски якобы проклятого вулкана на Гавайях, сушеные какашки снежного человека. Мы с Джоном создали себе репутацию, и теперь все хотели нам помочь.
…тринадцать, четырнадцать:..
Я тяжело вздохнул.
Одного не хватает. Одного.
Двухэтажный дом, в котором Большой Джим Салливан жил со своей умственно отсталой сестрой, походил на особняк из хичкоковского фильма «Психоз» и стоил бы почти миллион долларов, если бы находился в хорошем состоянии и не стоял бы в грязном, заброшенном районе, всего в одном квартале от завода, производившего очиститель для труб. Эми жила там одна с тех пор, как ее брат, Джим, погиб при обстоятельствах, о которых мне редко удается нормально рассказать в дружеской беседе.
Я заехал во двор дома Салливана и припарковался между «кадиллаком» 1978–го года, принадлежавшим Джону (на номере виднелась загадочная надпись CRKHTLR), и машиной департамента полиции города Неназванный, которая стояла удороги.
Это был реально хреновый квартал. Дом по соседству казался пустым. Ниже по склону, на другой стороне улицы, раскинулась белая автостоянка, по которой, словно черви, ползли извилистые следы шин. К ней примыкала задница огромного здания с длинным рядом гаражных дверей — черный ход завода, производившего дренажный разрыхлитель. В одном из боксов стоял грузовик с нарисованной на борту смешной фигуркой водопроводчика, перечеркнутой большим красным крестом. Хотел бы я знать, засоряются ли туалеты на заводе до такой степени, что нужно вызывать водопроводчика, и если так, то могут ли люди, работающие там, смотреть в глаза этому парню.
Через ветровое стекло я увидел во дворе два силуэта: Джон — руки в карманах, во рту сигарета, дым которой превращался в горизонтальный поток от сильного ветра; и здоровяк, больше похожий на медведя, чем на человека, — Дрейк, дядя Джона, единственный полицейский в городе, которого мы называли по имени. Дрейк что–то сказал, Джон кивнул, и огонек его сигареты запрыгал во тьме. Мой друг отрастил бородку. Год назад Джона выгнали из «Уолли», и с тех пор он время от времени подрабатывал на стройке. Его поймали на том, что он раздавал пиратские диски покупателям — прямо в магазине. Не продавал, заметьте — раздавал. Я вылез из машины, и на меня тут же налетел ледяной ветер.