С 4 (СИ) - Калбазов Константин Георгиевич

— Капитан Добровольного флота, мичман Москаленко-Измайлов, к действительному тайному советнику Троекурову, — представился Борис.

— Вам назначено?

— Он меня вызывал, — вообще-то, оно вроде как являлось приглашением, но к чему эти игры.

— Секундочку.

Служитель отошел к висевшему на стене телефону. Воткнул два шнура в нужные гнезда, и покрутил ручку индуктора, посылая вызов на другой конец провода.

— Ваше высокоблагородие, по вызову его высоко превосходительства прибыл капитан Добровольного флота мичман Москаленко-Измайлов. Слушаюсь, — выждав с полминуты не вешая трубку, ответил он, и уже обернувшись к Борису, — второй этаж, направо, приемная.

— Благодарю.

В приемной его встретил секретарь, целый коллежский асессор. На секундочку капитан третьего ранга. Ничего так, тут со званиями. Да еще и одиннадцатая ступень, при относительной молодости чиновника. Вот неоткуда ему в этих стенах набрать такое количество опыта. Да еще и при неслабом количестве умений. Не иначе как жирует на казенных харчах. Везде и во все времена одно и то же. Государь же, ясное дело, на подобные шалости смотрит сквозь пальцы. Ибо ему потребны верные люди. А на одном вассалитете далеко не уйдешь.

— Москаленко-Измайлов?

— Так точно.

— Присаживайтесь, — указал он на стул рядом со столиком, на котором стоял самовар и корзинка с пряниками. — Не желаете ли чаю?

— Благодарю. Чаю я мог бы испить и в другом месте. Я так понимаю, что прибыл не ко времени. Назначьте мне день и час, да и откланяюсь пожалуй.

— Однако, — легонько вздернув бровь, удивился чиновник.

— Не вижу смысла мариноваться в приемной. Не стоит так на меня смотреть, господин надворный советник, — ухмыльнулся Борис, — я за чинами и званиями не гонюсь, с меня достанет и мостика моего корабля. Так что, причин в чрезмерном чинопочитании не вижу. Назначьте время. Уж вам-то лучше его превосходительства известно, когда у него имеется окно. Спешным вызов не был, обличен в пригласительную форму, а потому не имеет значения когда именно я предстану перед ним.

— Экий вы нетерпеливый. Присядьте. Присядьте, присядьте. Или вами приглашение государя не указ?

— Даже так, — хмыкнул Борис.

Признаться, он не ожидал подобного интереса лично от царя. Озаботиться его судьбой через жандармский корпус, офицер которого и доставил вызов, и канцелярию, еще ладно. Но вот так. Чтобы удостоить личной аудиенции, а к иному выводу он прийти не мог. Это как-то чересчур. Впрочем, может еще и переиграют. А вот ему зарываться все же не стоит.

Присел к столику. Но пить чай не стал. Ему и впрямь не хотелось. Откинулся на спинку кресла и смежил веки. За годы скитаний и в особенности в одиночном плавании, он научился использовать для отдыха короткие минуты отдыха.

— Борис Николаевич, — позвал его секретарь.

Измайлов тут же открыл глаза. Скосил взгляд на висевшие слева от входа часы. Пятнадцать минут. Что-то, как-то быстро управились. Или все же решили назначить другой день?

— Да, — оборачиваясь в сторону надворного советника, произнес он.

— За вами пришли, — указав на гвардейского мичмана, произнес хозяин приемной.

Удивило ли это Бориса? Еще как. Раз за ним пришли, значит, сейчас куда-то поведут. И куда именно, вариантов немного. Лично у него напрашивается только один. Они это серьезно!? Не то, чтобы он тушевался перед сильными мира сего. Но тут ведь дело такое. Самодержец он и есть самодержец. Бог весть как ему попадет шлея под известное место. И вообще, он, конечно, одаренный, но тем не менее всего лишь простой мичман.

Как выяснилось, канцелярия являлась не отдельным зданием, а лишь крылом рабочей резиденции царя, со своим выходом. Дворцовый комплекс включал в себя несколько зданий. Жилой дворец находился в стороне. Александр Третий предпочитал не смешивать семью и работу. А семьянином он был примерным. У него постоянно гостил кто-нибудь из его пра-пра-правнуков. Или кем они ему там доводятся. Дед очень их любил и постоянно баловал себя их присутствием. Когда же они подрастали, в лучших дворянских традициях отправлял их путешествовать по свету.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Борис знал об этом из газет. С тех пор, как Проскурин намекнул ему на то, что умный человек всегда сумеет почерпнуть нечто полезное из мусора вываливаемого прессой. Вот он и черпал. Хотя это было и тяжко.

Император сидел за столом в своей ювелирной мастерской. А еще он был знатным артефакорщиком. Но артефакторика требует полной сосредоточенности. Чего не сказать о работе с украшениями, позволявшей расслабиться и отвлечься. Или же, наоборот в тиши предаться раздумьям. Ну, или вот, провести неофициальную аудиенцию.

Измайлов конечно же видел фотографии царя. Но признаться все же не ожидал, что перед ним предстанет щуплый старичок, среднего росточка, с окладистой седой бородой. На фото он выглядел куда представительней. Похоже цензура внимательно отслеживала и отбирала фото, которые могут быть напечатаны.

А может все дело в том, что Александр Третий для Измайлова всегда ассоциировался с богатырем, который держал на своих плечах обломки вагона, пока его семья и придворные выбирались из под завала.

— Ага. А вот и вы, Борис Николаевич. Не стойте столбом. Проходите, присаживайтесь напротив. Если вы не против, то я буду работать, пока мы с вами разговариваем.

— Наблюдать работу мастера всегда интересно и поучительно.

— Не трусливого десятка, — хмыкнул царь, сдвигая лупу с глаза на лоб и осматривая посетителя внимательным взглядом.

Первое впечатление зачастую верное. Эту аксиому Борис вынес для себя еще в прошлой жизни и всегда отталкивался именно от него. Вот похоже и Александр придерживался того же мнения. Причем он сейчас просвечивает Измайлова словно рентгеном, разложив перед своим мысленным взором его Суть, и анализируя подход молодого офицера к своему развитию

Что же до него самого, то Суть царя Борису недоступна. Что и не удивительно. Он вообще затрудняется сказать, на какой ступени развития сейчас находится государь. Достаточно сказать, что он на престоле последние три сотни лет. И кстати, сколько у него в запасе возрождений, и есть ли они вообще, никому не известно. Государственная тайна.

Внешность и улыбка у него может и добродушные. А вот взгляд… В них сразу же заметна вековая мудрость. Борис понятия не имел, отчего у него возникла именно такая ассоциация. Но вот не знал он как еще охарактеризовать этот взгляд.

— Итак, молодой человек, не сочтите за труд, расскажите о себе, — вновь сдвигая на глаз лупу, и берясь за прерванную работу, попросил царь.

Сомнительно, чтобы ему не было известно о нем все доподлинно. Но доклады жандармских офицеров это дело такое. Сухие отчеты и рапорта. Личного общения и впечатления они не заменят. Другой вопрос, зачем ему это вообще понадобилось.

Одаренные конечно имеют большой потенциал, кто бы спорил. Измайлов успел в этом убедиться лично. Но… Брюлов, Иванов, Верещагин, Репин, Шишкин, Айвазовский… Это далеко неполный список гениальных российских художников. И что, с того? Он всех их приглашал к себе и вот так беседовал имея определенные виды? И отчего же они тогда продолжают заниматься живописью, а не занимают княжеские столы?

Пока он рассказывал свою историю, эти мысли постоянно кружились в его голове, оставаясь без ответа. Александр работал с газовой горелкой и золотой проволокой, мастерски выкладывая узор, и притягивая взор Бориса. Но вместе с тем, он внимательно слушал, время от времени вклиниваясь в рассказ с уточняющими вопросами. Как например с аквалангами. Кстати, государь высказал свое неудовольствие по поводу недостаточной секретности при разработке этой новинки…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И какие ваши дальнейшие планы, молодой человек? — вновь сдвигая лупу на лоб, и рассматривая работу невооруженным взглядом, поинтересовался царь.

— Я намерен продолжить стезю наемника. Уверен, что умеющие драться моряки не останутся без дела.

— И ради достижения своей цели вы решили попрать законы Российского царства, — хмыкнул Александр.