Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней - Станислав Пестов

К тому времени на Кубе случилась революция, и Хрущев безудержно ликовал по поводу расползания социализма на другие континенты. Одно дело социализм в Европе, когда с помощью войск насаждаются угодные Кремлю режимы и совсем другое — американский континент, хотя и там не обошлось без советских спецслужб.

Никита Сергеевич очень обеспокоился попытками США свергнуть режим Кастро и велел советской разведке всячески вскрывать и разоблачать агрессивные планы империалистов.

Вашингтонскую резидентуру тогда аккурат возглавлял Александр Феклисов — тот самый, который был последним связников Клауса Фукса в Лондоне. До Лондона он трудился на ниве разведки в Нью-Йорке, где в числе им завербованных агентов были два американца из семей эмигрантов, разговор о которых еще впереди. А после Лондона, до направления в США Феклисов возглавлял на Лубянке американский отдел.

Команда Феклисова внедрила агентов в латиноамериканскую среду, и те сообщили о точном сроке нападения на Кубу, и вторжение на Кубу закончилось позором.

Тогда новый президент Кеннеди стал готовить операцию «Мангуста» — очередное свержение Кастро. Когда разведка доложила об этом Хрущеву, тот вскипел и решил действовать очень твердо и агрессивно.

Успехи в космосе, ракетостроении вскружили голову премьеру. Первые спутники, лунники, первый советский космонавт, серия спутников — шпионов породили ощущение, что теперь все можно. СССР в одностороннем порядке нарушил мораторий на ядерные испытания, демонстративно объявил о готовящемся взрыве в 100мтн, соорудил в Берлине стену. В войска поступила на вооружение межконтинентальная ракета Р — 7 с термоядерным зарядом в три мегатонны дальностью более 8000 км и появились идеи эту дальность «нарастить» до 12 000 км.

Действительно, еще в 1957 году Харитон пообещал Королеву снизить вес боезаряда почти вдвое. В итоге массу головной части уменьшили на две с половинной тонны без снижения тротилового эквивалента. Дальность теперь стала 13 000 км и любая точка территории США стала вполне досягаема.

А чтобы постращать американцев, в 1960 году устроили стрельбы ракетами по акватории Тихого океана с падением головных частей неподалеку от «ихней» территории — Гавайских островов.

За падением головок наблюдала целая эскадра кораблей Тихоокеанского флота, которая делал вид, что участвует в геофизической экспедиции. Тут же обреталась масса судов империалистов, а также их самолеты и подводные лодки. Выяснилось вскоре, что они гораздо лучше осведомлены о расписании пусков, чем советская «экспедиция».

Через несколько месяцев разведка доложила, что в США появилась межконтинентальная ракета «Атлас» на 14 600 км. Неделин выдвинул предложение увеличить дальность Р-7 до 17 000 км. К «семерке» пристыковали головную часть от Р-9, где должен был находиться облегченный заряд в 1,65 мегатонны и снова обстреляли тихоокеанскую акваторию.

Этот успех еще больше окрылил Хрущева, и он решился на самую большую свою авантюру — операцию «Анадырь»…

Как бы невзначай…

14 октября 1962 года самолет-разведчик США заснял сооружение на Кубе пусковых ракетных установок. Через день — после проверки — президенту Кеннеди доложили, что у берегов США появилось два десятка стартовых площадок для советских ракет. Никита Сергеевич все-таки нашел «свой остров», откуда можно грозить «надменному соседу» четырьмя десятками ракетами среднего радиуса действия Р-12 и Р-14 совокупным потенциалом почти в 70 мтн! Правда, Р-14 еще были в пути — их, тщательно замаскированные, еще везли на остров.

Думается, что по большому счету Хрущев был прав — если США разместили в соседней с СССР Турцией созданные Вернером фон Брауном ракеты «Юпитер» с дальностью полета свыше 3 000 км и термоядерным зарядом в 1 мтн, а в совсем недалекой Италии такие же «Юпитеры» — всего их в этих двух странах было больше сотни и совокупный ядерный потенциал превышал 120 мтн, что позволяло разгромить важнейшие центры в Европейской части СССР, на Урале и части Сибири — то Советский Союз имел полное моральное право установить свои ракеты на соседней с США Кубой.

Другое дело, что момент был выбран для этого самый неподходящий и главенствующим принципом тут опять стала идеология — защитить социализм, строящийся на отдельно взятом острове. И, конечно, сделать это нужно было не так грубо и примитивно, а при мощной поддержке дипломатии. Но о какой дипломатии могла идти речь, когда во главе МИД`а стоил Андрей Громыко, а послом в США была его креатура Анатолий Добрынин? Достаточно посмотреть, как действовали оба «дипломата» в дальнейших событиях, чтобы составить себе представление об уровне понимания обстановки и своей ответственности этими чиновниками.

Вот, к примеру, 18 октября, когда Кеннеди уже приступил к разработке стратегии уничтожения советских ракет на Кубе, Громыко посетил президента и завел скучный и непонятный разговор, во время которого как бы ненароком, якобы невзначай обмолвился, что де-мол СССР поставляет на Кубу «исключительно оборонительное вооружение, которое не представляет никакой угрозы для США».

От этой наглой лжи Кеннеди вероятно передернуло, но он не подал виду. Тогда Громыко опять стал нудить и снова как бы случайно и невпопад сообщил, что поставляемая на Кубу техника не угрожает безопасности Америки.

После этого лицемерия Кеннеди решил — с Громыко никогда никаких дел не иметь… Вечером 22 октября президент выступил по телевизору и объявил, что на Кубе стоят советские ракеты, которые могут нанести ядерный удар по Вашингтону, Нью-Йорку, Панамскому каналу и другим городам и странам. Он объявил о морском карантине с целью не допустить завоз на Кубу новых ракет.

В этот же день состоялась встреча резидента Феклисова с американским тележурналистом Джоном Скали. Феклисов (Фомин) знал, что Скали работает на ЦРУ, впрочем и тот знал, что Фомин (Феклисов) не только работник посольства, а еще и разведчик. Но Феклисов также знал, что Скали хорошо знаком с семейством Кеннеди и с самим президентом. В той первой встрече они оба обвиняли противоположные стороны в агрессии. Вашингтон считал, что Кремль специально затягивает переговоры, чтобы закончить монтаж всех установок и потом разговаривать с позиции силы. Обстановка накалялась… В пятницу 26 октября уже Феклисов сам пригласил Скали в ресторан, чтобы разузнать обстановку в президентском окружении.

На этот раз Скали перед встречей доложил о ней госсекретарю, а тот — президенту. Кеннеди велел тогда передать через «Фомина» Хрущеву, что «время не терпит». Кеннеди в своих посланиях Хрущеву требовал демонтажа ракетных установок, а тот настаивал на прекращении блокады.

В США обстановка действительно была накалена. Военные настаивали немедленно ударить по Кубе, против был только министр обороны Макнамара. Жители штатов близких к Кубе уезжали вглубь страны, срочно распродавались и строились бомбоубежища, все запасались продуктами. Около сотни кораблей встретили в океане советские «торговые» суда с ракетами и преградили им путь. В воздухе постоянно дежурили В-52 с ядерными бомбами, над советскими подлодками у Кубы кружились вертолеты с глубинными бомбами. В посольстве СССР жгли бумаги…

Кремлевский блеф

В ресторане за ланчем Скали стал нагнетать обстановку — де-мол, Пентагон поклялся в 48 часов стереть Кубу с лица земли, и президент еле-еле удерживает военных от начала войны.

И тут Феклисов делает изумительный ход, за который ему следовало бы вручить и вторую звезду Героя. Он говорит, что в случае нападения на Кубу у Хрущева будут развязаны руки и советские танки моментально захватят Западный Берлин[12].

Скали задумался и вскоре отправился думать в другое место — поближе к госсекретарю и президенту. Не прошла и пара часов, а Скали уже назначил новую встречу в кафе отеля «Статлер». Тут он вдруг передает Феклисову четко сформулированные президентом Кеннеди условия: СССР вывозит ракеты, а США снимают блокаду и дают обещание оставить Кубу в покое. Феклисов пообещал, что эти условия он непременно передает в Москву. Вот как об этом вспоминает сам Феклисов:

«Однако одно обещать, а другое сделать. Быстро у меня не получилось. Я составил подробную телеграмму о двух встречах со Скали и передал послу для отправки в Москву за его подписью. Добрынин минимум три часа (!!! — авт.) изучал проект телеграммы, а потом вызвал меня и сказал, что не может послать ее, так как МИД не уполномочивал посольство вести такие переговоры. Удивившись нерешительности посла, я подписал телеграмму сам и передал шифровальщику для отправки по каналу резидентуры своему шефу…»

Шеф на следующий день подтвердил, «…что получил мое сообщение, и попросил повторить его по мидовскому каналу за подписью посла. Я ответил, что пытался сделать это еще вчера, но Добрынин отказался». И еще одно признание Феклисова: «Мою телеграмму он не подписал, так как это означало бы, что посольство стояло в стороне от улаживания Карибского кризиса. Кроме того, не исключено, что посол полагал: я не решусь посылать такую важную телеграмму в Центр, и тогда Белый дом вынужден будет обратиться со своими предложениями к нему.