Сапфиры Айседоры Дункан - Алина Егорова

Маргарита Степановна чуть поперхнулась чаем – такой бойкости от дочери она не ожидала.

– Анастасия Алексеевна, с какой целью вы вводите в заблуждение следствие? Вы кого-то покрываете?

Тон следователя был куда менее любезен по сравнению с аристократическим тоном Когана. Да и костюм Тихомирова, хоть и элегантный, из хорошей ткани, намного проигрывал дорогой одежде адвоката.

– Нет. Просто я ничего не помню, – призналась Настя.

– Я разговаривал с вашей матерью и с врачами из поликлиники, у которых вы наблюдались в Новгороде. Ваши обмороки никак не связаны с возможными психическими отклонениями. Причиной им могут быть нервное напряжение, недостаток свежего воздуха, плохое питание, ну и генетическая расположенность.

У Насти отлегло от сердца – ее не считают психически больной и не отправят в лечебницу. Да и сама о себе она теперь может думать, как о нормальном человеке.

– В день убийства Оксана кого-нибудь ждала? Может, ей звонил кто-нибудь при вас.

– Не звонил. Но когда я вошла, она сразу сказала, что у нее мало времени, потому что скоро у нее консультация.

– И кто должен был прийти?

– Она не сказала. Но, думаю, что никто. Это было в Оксанкином стиле – изобразить из себя сверхзанятую особу. Она еще ежедневником потрясла для убедительности. Полистала страницы, будто что-то там вычитывает, и сообщила, что у нее консультация.

Илья Сергеевич, в отличие от оперов, Когану симпатизировал. Он, конечно, дел им развалил немало, но был человеком принципиальным. Марк Иосифович никогда не использовал запрещенных приемов и фальсификаций. Он работал с прорехами в следственном материале, и его можно было назвать своеобразным нормо-контролером. У оперов рук не хватает дела до ума довести, поэтому накладки случаются. Не так часто, как в деле Прохоренко, но случаются. А в остальном, конечно, опера правы в своем гневе, когда приходилось отпускать очевидного преступника из-за недостатка улик. Вот и теперь Тихомиров мысленно благодарил Когана за его въедливость.

Илья Сергеевич отпустил Настю и сам позвонил Атаманову. Им с майором было что обсудить.

Оперативники еще раз осмотрели квартиру Прохоренко, но ежедневника нигде не нашли. Пухлый, в синей бархатной обложке с приклеенными стразами-звездами и серебряным месяцем – так описала его Настя.

– Нужно повторно допросить свидетелей и узнать, кого в тот день ждала Оксана, – предложил Атаманов.

– Тихомиров предполагает, что в ежедневнике Прохоренко было записано, с кем у нее назначена встреча. Поэтому ежедневник и исчез. Преступник не стал вырывать лист, опасаясь, что останется оттиск, и забрал ежедневник целиком.

– Или же у него не было времени, чтобы искать нужную страницу, – добавил Юрасов.

Андрей одобрительно кивнул.

Опрашивать следовало прежде всего тех, кто ходил к Прохоренко на консультации. Миша Костров отправился к Кристине, а Юрасов пошел на встречу с Данаей и Вивальди.

Костров поразился, насколько непохожи сестры. Настя казалась ему умной, волевой, с несгибаемым внутренним стержнем и настоящей. Ни капли кокетства и рисовки. Вся ее сущность словно говорила: я такая, какая есть, кому надо, тот примет со всеми недостатками. При всей своей прямоте Настасья, безусловно, была личностью закрытой. Стопроцентный интроверт, – сказал бы о ней психолог. Но Миша психологом не был, он был опером и определял людей по своей нехитрой классификации, по которой Настя у него считалась, как «хорошая девушка». Кристина же производила впечатление девушки чудно́й.

При первой мимолетной встрече Кристина было вся в себе. Она словно жила в другом мире, а в этом по какому-то недоразумению присутствовало ее тело. Сейчас перед ним предстал электровеник. Кристина металась из комнаты в комнату, одновременно присматривая за сыном и разговаривая с гостем. Она предложила Мише тапки. Тот отказался, но Кристина все равно ему их дала, отковыряв их откуда-то из недр шкафа. При этом на нее упала вешалка и два пальто, рассыпалась коробка с журналами и детскими игрушками.

Пройдя на кухню, Миша словно оказался в эпицентре вулкана: на всех конфорках что-то варилось, жарилось, пыхтело, издавая смесь кулинарных ароматов. Однако насчет эпицентра Костров ошибся, и это стало понятно, когда он оказался в комнате.

– Гол! – закричал ребенок и рассмеялся заливистым смехом. Миша не был готов к атаке юного форварда, за что и поплатился, получив мячом по лицу.

– Юра! Как ты мяч достал?! – ахнула Кристина. – Я его наверх положила, а он вытащил, чертенок.

– Шустрый малый, – Миша достал из кармана карамель и протянул мальчику. Тот не стал стесняться, подошел и живо взял угощение.

– Спасибо, – деловито сказал он, разворачивая конфету.

– Ну вот, ребенок на несколько минут занят, – улыбнулся Костров.

Но Кристина так не считала. Она выдала сыну карандаши и альбом.

– Будь умницей, нарисуй дядин портрет, – и, обращаясь к Мише, добавила: – Пойдемте в мамину комнату, ее сейчас нет, мы сможем там поговорить.

Костров задавал вопросы о том, кого ждала Оксана в свой последний день, но Кристина ничем помочь не могла.

– Я перестала бывать у Оксаны. Цикл лекций закончился, а на новый у меня не было денег.

– Может, это кто-нибудь из новичков?

– Обычно новеньких она приглашала на семинар, когда занималась группа, чтобы они видели, как проходят занятия.

«Получается, кто-то из постоянных клиентов», – подумал Костров.

– Мама, поточи, – примчался Юрочка со сломанным карандашом.

– Ты уже нарисовал портрет дяди?

– Да! – Мальчик исчез и тут же появился, таща за собой лист ватмана, размером с собственный рост.

– Что же ты делаешь?! – ужаснулась Кристина. Это была ее «Карта мечты». Малыш разрисовал старательно подобранные сюжеты ее будущей жизни. Теперь на ней появился кривобокий домик, елочки и солнышко. Портреты людей Юрочка приукрасил на собственный вкус – Кристине пририсовал кудри, а ее спутнику, Джонни Деппу, добавил рога.

– Талантливый ребенок, – оценил Миша.

– Он все испортил.

– А что это было? Я похожий плакат видел у Прохоренко.

– Это Оксана нам рекомендовала изобразить свои желания, чтобы они сбылись.

– Неплохие желания. С размахом! И что, сбываются?

– Вот вы смеетесь, а карта на самом деле работает. Вот видите Джонни Деппа? Он появился в моей жизни. К сожалению, ненадолго.

– Неужели сам Депп?

– Не он, конечно. На моей «Карте мечты» он символизирует человека, которого я хочу встретить. И я недавно встретила мужчину, очень похожего на этого артиста, прямо копия. И знаете еще что? У Оксаны на карте тоже Джонни Депп. Мы с ней из одного журнала карту делали. Так вот, этот Джонни Депп сначала появился у нее. У Оксаны энергетика сильнее, она раньше создала свою «Карту мечты», поэтому Вениамин и появился в ее жизни раньше.

– Вениамин? Расскажите о нем.

Последние иллюзии по поводу возможной встречи со сказочным принцем растаяли сами собой, когда Кристина стала работать. Заботы постепенно вытесняли все лишнее, голова становилась ясной, и вещи виделись такими, какие они есть.

То, что рассказала Кострову Кристина, давало основания для построения новых версий.

– Нужно связаться с новгородскими коллегами. Пусть узнают, не ошивался ли тип с внешностью Джонни Деппа на Заводской улице. Учитывая, что Нечаева рассказала ему, как отключается сигнализация в квартире ее деда, вполне вероятно, что это наш клиент.

– У нашего левую бровь пересекает шрам в виде молнии, – добавил Костров.

– Легче искать будет, – согласился Атаманов. – Возможно, убийство Прохоренко – его рук дело.

У Юрасова доклад был не менее любопытным. Даная, в миру Покрышкина, была в отъезде, и поговорить с ней не удалось. Зато с Виктором Ивлевым, псевдоним Вивальди, встреча состоялась, но ничего толкового про возможных визитеров Прохоренко он сказать не мог.

Ивлев держался эпатажно в своем смокинге из ситца, который сшил сам, и голубом галстуке, надетом на футболку.

– Я перестал посещать семинары Агнессы. В какой-то момент мне стало скучно то, что она рассказывала. Я ходил к ней по старой памяти, но уже не ради семинаров, а ради общения. Кто мог прийти в тот день к ней на консультацию? Да хрен его знает! Должно быть, какой-нибудь шизик, которого Агнесса нашла в Интернете. Только идиот мог повестись на ту ахинею, которую она несла. Я с самого начала догадывался, что ее теория – бред, но мне же не теория нужна была, а атмосфера.

Виктору было двадцать семь, но, судя по обстановке в его комнате, он задержался в своем развитии лет на пятнадцать. Прежде всего бросались в глаза многочисленные плакаты, развешенные по всем стенам, с изображением голых девиц, мускулистых героев боевиков, пушистых котят… Разбросанная одежда, захламленный стол, на углу которого примостился огромный плазменный телевизор, неубранная постель и сиротливая скрипка на подоконнике. Картину довершали жизнеутверждающие надписи на обоях типа: «Никагда не о чом не жолей!!!!!». Все с непременными восклицательными знаками на конце, будто писавший сомневался в весомости фразы и добавлял ее при помощи пунктуации.