Ревизор: возвращение в СССР 16 (СИ) - Винтеркей Серж

— Жену попрошу, она с ними дружит очень. Вот, — вернул я им контрамарки, — сами им и подарите.

— Заранее спасибо! — обрадовалась Ида.

— С нас контрамарки на новый сезон! — добавил Яков, мы попрощались и разошлись по своим делам.

С утра переписал начисто список акций и поехал на Лубянку. Румянцев удивился, когда тут же внизу у входа развернул мою записку на одном листе. С двадцатью компаниями, акции которых обязательно подорожают в ближайшие годы. Добыча нефти, транспортировка нефти, изготовление оборудования для нефти по всему миру. Производители танкеров, а особенно супертанкеров. Японские компании, изготавливающие легковые машины. Прекрасно помню, что они используют фактор резко подорожавшего топлива, чтобы предложить американцам и европейцам свои маленькие экономичные машинки вместо огромных американских и европейских монстров, пожирающих большое количество топлива.

— Это всё? — спросил он, я кивнул в ответ. А что он там ожидал увидеть? Список из сотен наименований?

— Хорошо. Молодец. Оперативно, — похлопал он меня по плечу и, повеселев, поспешил откланяться.

Мы даже подниматься к нему не стали. И хорошо. Пять минут, и я свободен. Поехал в Кремль. Оставил помощнице Пархоменко свои записки, замешкался чуть-чуть специально, вдруг Валерия Николаевна мне ещё какой волшебный талон забыла выдать? Но нет, пока что аттракцион невиданной щедрости закончился.

Поднялся на четвёртый этаж в комиссию по промышленности, оставил копии своих записок Воронцову. Матвей Фёдорович прямо обрадовался, увидев меня.

— Как хорошо, что ты пришёл, — неожиданно заявил он. — Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю.

Он повёл меня по коридору в соседний кабинет, по-хозяйски открыл дверь и пригласил меня войти.

— Галина Афанасьевна, вот тот молодой человек, про которого я вам рассказывал.

— Павел, — стараясь скрыть своё недоумение, представился я, коротко наклонив голову вперёд в знак уважения к немолодой, но очень элегантной женщине. Стройная подтянутая фигура, красивые очки в тонкой металлической оправе, явно импортные.

— Очень приятно, — ответила она, с любопытством рассматривая меня.

— Я ухожу в отпуск с понедельника, — объяснил, наконец, Матвей Фёдорович. — Свои записки по новинкам науки и техники будешь приносить Галине Афанасьевне.

— Понял, — кивнул я. — И когда вы из отпуска выйдете?

— Тридцать первого июля на работу.

Достал ежедневник и записал себе всё подробно. Даже вышел посмотрел, что на двери её кабинета написано, чтоб не блуждать потом печально по этажу в поисках Галины Афанасьевны.

На этом наше знакомство пока что завершилось. Она мне мило улыбнулась на прощанье. Не знаю, как потом оно будет, а пока что у меня очень хорошее о ней впечатление сложилось. Видно, что вся в делах, а не просто вместо мебели сидит.

Заглянул в комитет по миру, раз уже приехал. Там Марк Анатольевич опять был один-одинёшенек. Обрадовался мне как родному, но новостей пока что у него не было. Посидели минут пять, обсудили наши дела. Он выразил надежду, что все же, ближе к концу лета, привлечение комсомольцев ему на подмогу удастся согласовать.

— Ну, подождём, — ободряюще сказал я ему и попрощался.

Вернувшись домой, увидел у нас в прихожей на зеркале записку, подсунутую под раму: «Понедельник и четверг поливать цветы у Николая с седьмого этажа».

— Что это? — улыбаясь, спросил я Галию. — Боишься забыть?

— Это я тебе написала, пока помню, — улыбнулась она в ответ. — Вот тебе и ключи. Давай пообедай и вместе сходим, я тебе всё там покажу.

— Ну, давай, — согласился я.

А куда деваться? Обещали присматривать за квартирой.

Когда через полчаса мы поднялись на лифте на седьмой этаж, и вышли, увидел у окна между этажами Лининого цыгана, он курил у открытого окна.

Галия с ним поздоровалась, как со старым знакомым, чем меня сильно удивила.

— Когда ты уже с ним успела на «ты» перейти? — удивлённо спросил я, когда мы захлопнули за собой дверь в квартире Николая.

— Ну, не на «вы» же к нему обращаться, — посмотрела она на меня с недоумением. — А вообще, он все время у дома на лавке сидит, уже привыкла к нему.

— А кстати, что это он в разгар рабочего дня дома? — заинтересовался я.

— Мне кажется, он не работает, — ответила мне жена. — Сначала думала, что, раз он артист, на вечерние спектакли в театр ходит, а днём дома. А потом заметила, что Данченко с восьмого этажа и день, и ночь в театре. А по выходным на свадьбах. Их никогда дома нет. Был бы он с ними, то точно также бы и бегал бы, как ошпаренный.

— Очень интересно… — проговорил я, удивившись.

Глава 21

г. Москва . Дом Ивлевых. Квартира на седьмом этаже.

Подозрительный какой-то этот Миша. Только такого перца нам в подъезде и не хватало. Надо навести справке об этом «артисте». А как это сделать? Васю же не озадачишь: найди мне Мишу, кто такой не знаю, откуда он не знаю. Знаю только, что цыган. А, придумал! Надо артистов из «Ромэна» о нём расспросить.

— А ты знаешь, — решил я подготовить почву для такого разговора, — я тут рассказал Якову и Иде Данченко, что Елена Яковлевна мечтает нарисовать танцующую цыганку. Так они в такой восторг пришли! Просят познакомить их с художниками.

— О, давай, конечно! — обрадовалась Галия. — Я бы и сама с удовольствием с нашими артистами ближе познакомилась. Как они на свадьбе красиво выступали! Все были в восхищении!

— Ты поговори с художниками, скажи, что артисты нас просят их с ними познакомить. Думаю, Елена Яковлевна только рада будет. Спроси, когда они могут гостей принять, а я поговорю с артистами, когда у них найдется пару часов свободных. Они, кстати, в благодарность за то, что мы их Брагиным порекомендовали на свадьбу, контрамарки к себе в «Ромэн» нам приносили. На лето. Я попросил их художникам передать. Так что не удивляйся, когда они это делать будут.

— Контрамарки? Нам? Ой, как жаль!

— Ничего, они пообещали на зимний сезон потом их дать, когда мы уже сможем ими воспользоваться… И, кстати, давай вместе с ними сходим в гости к художникам. Желательно это до отъезда сделать, — проговорил я, уж больно меня стал напрягать этот Миша-цыган, тем более сейчас, когда жена призналась в своих подозрениях относительно него.

Сейчас начнутся отпуска. Прямо страшно квартиру надолго оставлять. А у нас ещё соседи, как на подбор, все не простые. Клондайк для домушников, а не подъезд. А если человек не работает, то велики шансы, что он, чтобы было на что жить, с криминальным миром тесно сотрудничает.

Галия со всем согласилась, и мы вернулись к тому делу, ради которого пришли. Жена показала мне два куста в кадках и где она маленькую лейку ставит.

— Воду вылил и сразу новой набрал, чтобы она отстоялась, — наказывала она мне. — И дверь я на оба замка запираю, мне так спокойнее.

— Это правильно. Я тоже так буду, — поддержал я её.

Мы заперли чужую квартиру и ждали лифт, чтобы спуститься к себе. Но лифт приехал на шестой, кто-то вышел и звенел ключами некоторое время, прежде чем вошёл в дом.

— О, Миша, ты уже дома? — услышали мы снизу голос Лины и переглянулись пораженно с женой.

— Он, вообще-то, получается, никуда и не уходил, — хмыкнул я, когда внизу захлопнулась дверь.

Мы вошли в лифт, и жена прыснула со смеху, но потом озабоченно взглянула на меня.

— Это что же получается, он её обманывает? — спросила она.

— Хочу воспользоваться моментом и поговорить у художников с Данченко об этом кадре, — признался я. — Самого эта ситуация напрягает.

— Угу. Правильно, — кивнула жена. — Лина, конечно, та ещё дурочка, но неприятно, когда кого-то у тебя на глазах обманывают.

Мы вошли к себе.

— Не расстраивайся за Лину, дорогая, — ответил я, удивившись, что она об интересах Лины печётся, а не о своих и других соседей. Но подумав, решил, что пусть лучше так. А то бояться еще начнёт этого Мишу. Будет ждать, чтобы он с лавочки подъездной ушёл, прежде, чем из дома выйти. — Лина уже давно раскусила бы его при желании. Тут всё строго по Пушкину: Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад.