Переводы с языка дельфинов - Юлия Миронова

Из кухни донеслось:

— Штаны?

— Да, штаны.

Сандрик прибежал со штанами. Надел, убежал.

— Рубашка?

— Да, рубашка.

Наконец, одевшись, Сандрик натянул видавшую виды куртку с железной «молнией», которую он минут пять не мог застегнуть.

— Помогать нельзя, пока не попросит, — шепнула Манана. И спохватилась: — Вы не торопитесь?

— Нет-нет, мне даже интересно, правда, — сказала Алина. Неинтересно было только Вове, который пытался вырваться из этого тесного коридора, не понимая, чего все столпились и не выходят. Неинтересно было и Манане, которая наблюдала этот ритуал каждый день, и не по разу.

В конце концов Сандрик сдался.

— Помоги застегнуть, — сказал он.

— Точно сам не сможешь? — переспросила Манана.

— Точно.

Манана застегнула сыну куртку, Алина было повернулась, чтобы выйти, но Сандрик прямо в башмаках затопал к цветку на подоконнике.

— Сейчас, сейчас, джана. Конец фильма уже близок, — засмеялась Манана. — Попрощаемся с цветком и пойдем!

Вышли на улицу, и Сандрик побежал на детскую площадку. Манана с Алиной еще немного поболтали. Манана рассказывала про свою непутевую жизнь: замуж не вышла, проще говоря, не взял никто, а вот брюхом наградили. Мать, хоть и больная уже была, сказала: оставляй, вырастим. Ну и вот, растят. Мать лежит. Манана думала, что сынок подрастет, она его в садик, сама на работу, но с садиком не заладилось, ходил всего пару дней, их оттуда попросили. Перебивается случайными заработками, да две пенсии, матери и Сандрика, она ему инвалидность оформила. Тяжело, но не унывают. Алине понравилась Манана — оптимистка, с чувством юмора, и вообще приятная девушка.

Шли дни с отмены протокола. Наступила поздняя осень, высыпал первый снег. Алина поймала себя на мысли, что ожидание новых ухудшений у Вовы ее отпустило. Недавно Вова даже пытался помогать ей готовить блинчики.

Уже больше полумесяца, как они возобновили занятия, которые пришлось забросить в период «отката». А теперь Вова стал показывать хорошие результаты. Особенно Алина отметила Вовины успехи в бассейне и на музыкальной терапии. Он стал слушать музыку, подходил к синтезатору и, нажав клавишу, прислушивался к звукам, которые под его пальцами издавал инструмент.

Музтерапевт здоровалась с детьми, напевала их имя в разной тональности: «Здра-а-а-авству-у-у-уй, Во-о-о-овочка-а-а-аа!» Раньше Вова заходил в кабинет, доставал из шкафа музыкальный треугольник и все занятие сидел с ним, поглаживая прохладную поверхность — уважал только тактильные ощущения. А недавно педагог сказала, что Вова заходит в кабинет и ждет. Ждет, когда она поздоровается с ним. Это был настоящий прорыв. Алина засуетилась, стала звонить логопеду, психотерапевту, дефектологу, уточнять, спрашивать, настаивать. Им рекомендовали усилить АВА, но Алина сейчас не могла себе позволить специалиста, а самостоятельно они и так понемногу занимались.

Они вернулись к занятиям у Цветковой.

— Вы заметили, насколько ваш мальчик стал лучше? — к концу занятия сказала логопед. — Я помню, в прошлый раз через пять минут он мои действия игнорировал. А сегодня у двери мы уже не стоим, на полу не валяемся, не кричим. Теперь Вова ожидает от меня ответных действий, не сопротивляется участию в игре, довольно спокоен. Что вы предпринимали?

Алина принялась рассказывать: про диету и деревню, про ввод протокола и больницу, про окно и отмену протокола. Она рассказывала, словно читала текст наизусть. Цветкова внимательно слушала, кивала, поглядывала на Вову, который отложил конструктор и из большого пластмассового ведра доставал бумажные комочки вроде снежков, выкладывал их ровной линией и по одному снова отправлял в ведро. Потом логопед сказала:

— Обнадеживать зря не буду. Вова пока неговорящий, а время идет, нагонять все труднее будет. Сейчас он развивается успешно, поэтому обязательно продолжайте все мероприятия, у вас хорошие подвижки. Я уверена, что динамика улучшится, хотя могут быть и откаты назад, но вы не теряйтесь…

Алина усмехнулась, она и забыла, что когда-то была робкой и растерянной.

Цветкова продолжала:

— Речи нет ни активной, ни пассивной. Но это не повод отчаиваться. Мне ваш мальчик очень нравится. Что касается протокола… до хелирования, я так понимаю, вы не дошли?

Алина отрицательно покачала головой.

— Что именно остановило?

— Вы знаете, я и биомед применяла на свой страх и риск, ведь нам его врачи не прописывали. А уж самостоятельное выведение солей тяжелых металлов… Не решилась я на это. У моей знакомой проблемы с ребенком начались — прямо тает на глазах. — Алина говорила о Марке.

Недавно Ксюша рассказывала, что ему с каждым днем становится хуже, не психически, а физически. Ксюша винит хелирование, которое они начали недавно. Другие мамы советуют довести дело до конца, мол, организм реально очищается, а потом ребенок пойдет вперед семимильными шагами. Алина боялась ввергнуть сына в подобное состояние. «Вот посмотрим, — подумала она, — чем это закончится у Марка, а там видно будет». А вслух сказала:

— Нет, хелирование мы делать не будем.

— Я не настаиваю, ни в коем случае, — улыбнулась Цветкова. — Просто хотела знать ваше мнение на этот счет. Очень рада за вас и за Вову.

Глава 17

Алину разбудил телефонный звонок. Спросонья она даже не разобрала, кто звонит, и отвечала машинально: «Да, Алина. Куда приехать? Кто это? Ксюша? Что случилось?» В трубке что-то шебуршало, слышались всхлипы, разобрать что-либо было практически невозможно. Алина стряхнула остатки сна и четко сказала:

— Я сейчас перезвоню, тебя плохо слышно!

Встала, посмотрела на часы, они показывали половину десятого. Ничего себе! Она проспала всю ночь, и уже позднее утро, а Вова ее ни разу не разбудил. Ее накрыло волной страха, и она побежала в детскую. С колотящимся сердцем влетела в комнату. Вова сидел на полу и складывал большие поролоновые пазлы. Спал хорошо, маму не будил, проснулся, сам вылез из кроватки, играет. Новое ощущение: она обычная мать обычного ребенка. Алина боялась радоваться. Но была сейчас счастлива.

Поставив разогревать суп, она набрала Ксюшин номер, чтобы узнать, что случилось. Ксюша трубку взяла не сразу, а когда наконец ответила, то сквозь рыдания удалось разобрать только два слова: «Марк умирает!»

Господи! Первым было желание схватить Вову, сунуть его в автокресло и помчаться к Ксюше. Но ребенок еще не ел, закатит концерт. Алина попыталась Вову кормить из ложки, чтобы побыстрее закончить с едой, но он не поддался, он хотел есть самостоятельно, отобрал у матери ложку, медленно возил ею в тарелке, тщательно выбирая картошку, методично ее разжевывал. Алина поняла, что процесс будет нескорым, и стала звонить Ксюшиному мужу. Но Андрей не отвечал.

Днем она поехала к Ксюше, звонила в дверь, но никто не открыл. На телефонные звонки тоже никто не отвечал. Ближе к ночи Ксюша позвонила сама:

— У нас Марк умер… — сказала она пугающе спокойным тоном.

Алина не знала, что сказать, что делать. Как утешить мать? Соболезную, сочувствую — даже этих слов выговорить она могла.

— Ксюша… как ты сама? Как Андрей?

— Не знаю, Алина. Мне очень плохо. Андрею тоже. — Спокойный тон Ксюши сбивал с толку, но Алина помнила, какой она была, когда позвонила утром. Ксюша просто в шоке.

— Я позвоню тебе, хорошо? Сейчас много дел, похороны… Извини. — Ксюша положила трубку.

Алина сидела на кухне с телефоном в руках и смотрела в одну точку. Марк умер. Как же так? Они же на днях должны уезжать в Канаду, билеты на руках. И что теперь? А похороны когда? Не спросила, переспросить неудобно. Завтра поехать к ним самой, помочь. Тоже неловко, она чужой человек, с чего вдруг приедет? Да еще с Вовой. Нет, это явно лишнее. Придется просто ждать звонка Ксюши.

Ксюша позвонила ей через неделю, назначила встречу в маленьком кафе. Алина подумала, что это из-за того, что Ксюша не хотела видеть в своем доме маленького мальчика, который мог бы напоминать ей о сыне.

В кафе Алина сразу заметила Ксюшу. С черной гипюровой накидкой на голове она выглядела красивой, но измученной, уставшей. Глубокие тени под глазами, заостренное лицо, потрескавшиеся бледные губы.

Алина пристроила Вову в кресло возле аквариума, где он прилип носом к стеклу и стал разглядывать рыбок. Села напротив Ксюши и сочувственно взяла ее за руку.

— Как ты, Ксюша? — тихо спросила она.

— Алина, не могу… не знаю, как сказать. Плачу целыми днями, вспоминаю зайчика моего сладкого. Чувствую себя такой беспомощной. И такой, знаешь, ненужной какой-то. Вот уже десять дней нет моего сыночка, а я каждую ночь бегаю в его комнату, чтобы посмотреть, все ли у него нормально… не отвыкну никак, что его там нет. И для чего мне теперь жить? Нет смысла никакого…