Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

Вот он пришел и уселся на стул, глядя на мир прикрытыми глазами. Он тоже был пьян или прикидывался, что был пьян.

Галя представила нас друг другу

— Я сегодня сдал гос и выпил коньяка, — дал знать он.

— Так люблю, когда Толя пьяный, — сказала Галя.

— Тогда я буду его называть строго Онотолей. Какая оценка-то?

Онотолей оживился и стал рассказывать, как сдавал экзамен. Наверное, он все-таки был пьян. Я отошел в туалет, уселся на унитаз и почувствовал, что голова немного кружится. Мне вдруг захотелось домой. Хотелось быть дома, когда жена позвонит. Вдруг почувствовал, что соскучился.

Я вышел и сказал, что иду домой.

Но через полчаса сидел в каком-то дорогом баре. Меня поили пивом, двести рублей кружка, Онотолей и сам его пил, а Галя пила шампанское. Уже второй бокал сделал ее пьяной. Она смотрела то на меня — я сидел рядом с ней, — то на него — он сидел напротив. И часто хихикала по ходу разговора ни о чем.

Когда Онотолей вышел в туалет, я решил проверить, правда ли Галя пьяна. Она выглядела растерянно и одиноко. Решил проверить, чего от нее можно добиться. И я первый и последний раз назвал ее так, как она хотела:

— Лина, ты в порядке?

И взяв за подбородок, повернул ее лицо к себе. Она сама меня поцеловала, как-то тревожно и просительно. Может, именно такой поцелуй Онотолея сделал Рабом Любви. А я как бы вышел из своей головы, отстранился и ни о чем не думал. Для меня этот поцелуй ничего не значил, даже никакого электрического заряда в паху не возникло, хотя и было приятно.

Онотолей вернулся, и я сам пошел отлить. Заодно умылся холодной водой и подумал: «Хватит». Нужно было уходить домой. Какое-то время я просто стоял в туалете перед зеркалом и раскачивался на ногах — с пятки на носок. Просто хотелось немного растянуть момент, в котором я один. И тут позвонила жена.

— Привет, — сказал я.

Она извинилась, что не позвонила раньше. Гуляла с мамой, сказала она, ходили по магазинам. Ничего страшного, я так и подумал, что она проводит время с мамой. Чем я занят? А меня юная парочка, малолетки, ха-ха, типа тебя, двадцать один год, позвали прогуляться. Вот сидим сейчас в заведении.

Я использовал слово «общаемся».

Что я пью спиртное, говорить не стал. Она ни разу не видела меня пьяным. Мы познакомились, как раз когда я уже бросил. Мы почти сразу стали жить вместе — жена (тогда еще не жена) как раз искала соседку, и тут в ее жизни случился я. Потом я почувствовал, что мало одного отказа от алкоголя, и отказался от мяса. Я легко на это решился, глядя на нее. Сначала млекопитающие, потом курица и рыба. Потом отказался от молочного и яиц.

Первое время мне казалось, что ум стал яснее, что я лучше различаю звуки и запахи, что ближе к пониманию смысла существования.

А осенью я предложил ей расписаться. Для меня это было как скромный дар друг другу. То есть даже если мы расстанемся и уже не будем вместе, какая-то часть одного останется второму навсегда.

Наверное, это была ошибка, ведь я знал, что в ста процентах случаев отношения портятся, как только люди становятся «мужем и женой».

— Ты не разлюбил меня?

— Нет, не разлюбил.

Попрощались, и я поплыл через бар, слишком дорогой для меня, бар с гардеробом и камином, со взрослыми людьми и юными дурами/дураками-красавцами.

Онотолей с Галей озадаченно разглядывали счет. Думали, что это будет промежуточный счет, но Галино шампанское оказалось слишком дорогим, чтобы продолжать тут сидеть. У Онотолея не хватало денег расплатиться, поэтому Галя расплатилась по карточке с условием, что дальше в этот вечер будет башлять он.

— Поехали в «Место». Мне там дают в кредит, — предложил Онотолей.

Я уточнил, идет ли речь о магазине одежды? Да, там же есть бар, пояснили они, прямо в магазине.

— Чувак, пойдем. Угощу вас сидором.

И я пошел.

«Место» закрывалось через двадцать минут после нашего прихода. Но тут еще пока были люди — несколько вялых модников примеряли одежду или просто проводили время. Мы сели в баре, и помимо нас здесь были только два парня с шахматами и чаем. Онотолей взял в кредит 3 маленьких бутылки напитка «Сидр». Мы медленно пили и решали, куда теперь пойти.

Я думал, было, позвать их к себе, но удержался. Шло к тому, что Галя может захотеть, чтобы я ее трахнул. Либо все это игрушки, конечно, но рисковать не хотелось. Хоть после звонка жены я решил ничего такого не делать, но все же отдавал себе отчет, что алкоголь мог это сделать и за меня. А если тому и суждено произойти — точно не в квартире, за которую жена платит почти всю свою зарплату.

Я быстро допил и решил померить кофту, толстовку, рубашку, несколько шмоток вообще, пока они делают звонки и устраивают нам вписку на ночь.

Одна толстовка мне понравилась. Я никогда прежде не позволял себе воровать одежду в таких магазинах. Одно дело, сети магазинов, другое дело отдельные небольшие точки, существующие сами по себе. «Место», например, «Кархарт» или многочисленные скейтшопы без всяких ворот на входе и без защиты, украсть в которых было бы проще простого. Но я прежде не переступал через сочувствие к хипстерам, скейтерам и юным глупым стилягам, работающим тут продавцами, — наверняка им приходилось расставаться с ощутимой частью зарплаты из-за воров.

Хотя шмотки мне тут нравились.

Одна толстовка смотрелась очень хорошо. Простая толстовка с принтом спереди: зеленая бутылка со спящей счастливой амебой внутри. Я померил эту вещь в первую очередь, потом померил остальное. Потом неожиданно для самого себя опять надел полюбившуюся толстовку поверх собственной рубашки, сверху надел свое пальто и застегнулся. Выглянул из примерочной — не палят ли меня продавцы. Собственно, я даже не понял, один тут продавец или два продавца. Там в общей сложности было четыре человека возле кассы, и кто из них тут работает, а кто просто чалится, было не ясно. Они увлеченно трепались, и им, похоже, было плевать, вынеси я хоть полмагазина. Как я понял, разговор шел о музыке. Наверное, обсуждали последний альбом группы Foals, а может, и того хуже — группы Interpol. Говорили о музыке или планировали поход