Ткачи Сарамира - Крис Вудинг

Она снова и снова прокручивала в памяти их разговор, слышала свой собственный голос, наблюдала реакцию подруги.

«Просто то, что я вчера узнала, вызывает во мне отвращение».

Этими словами она разрушила узы дружбы, связывавшие их все двадцать лет. Умом Мисани понимала, что поступила правильно, но совесть не давала покоя. Оттолкнув Кайку, она защищала семью, спасала отца от бесчестия, исполняла свою обязанность: оберегать семейный очаг от всего, что может его разрушить.

Но, поступив так, Мисани отвернулась от лучшей подруги, и теперь ей хотелось кричать от боли.

Но она не кричала. Мисани никогда не выставляла чувства напоказ. Ее переживания, внутренняя борьба сердца и разума оставались скрытыми от окружающих за спокойными темными глазами.

Отец по возвращении сам решил поговорить с дочерью. Новости о смерти семьи Кайку медленно просочились в общество и, наконец, достигли Аксеками. Аван был достаточно осторожен и решил скрыть, что Кайку находилась в его доме до тех пор, пока не представится возможность поговорить с гостьей. Но к тому времени, как вельможа возвратился, девушка исчезла, не оставив никаких следов своего пребывания.

Мисани притворилась, что потрясена известием о гибели семьи Кайку. Аван не поверил ей, но добиваться правды не стал. Отец слишком хорошо знал дочь, знал, насколько она предана интересам семьи. При желании он мог бы узнать от нее все, но молчание Мисани означало, что ему лучше этого не знать. Это, а также таинственный пожар в доме в день заседания совета и необычные, загадочные обстоятельства гибели семейства Макаима усилили его подозрения, но Аван доверял Мисани и потому не стал разоблачать ложь.

Дочь защищала честь семьи, рискуя своей собственной. Отец позволил ей это, но между ними осталась недосказанность, и сейчас Мисани жалела о том, что опустилась до вранья и нарушила обязанности дочери. Наверное, ей следовало начистоту поговорить с отцом.

Девушка попыталась отвлечься от мыслей о подруге, занявшись делами семьи и дворцовыми интригами. Аван потакал дочери, доверяя ей конфиденциальные сведения. При дворе императрицы давно кипели страсти, и известие о том, что наследница престола – порченая, лишь подогрели их. Создавались новые союзы, объединяющие противников правящего семейства. Смутьяны вышли на улицы.

Особой популярностью пользовался Унгер ту Торрик, вызывавший настоящую бурю пламенными речами против наследницы. Мисани посетила одно из его выступлений на площади Ораторов, и оно и произвело на нее сильное впечатление. Гневные протесты в городе нарастали. Яростные выступления бедняков уже не раз подавлялись императорской стражей. Чтобы удержать трон, императрица старалась заручиться поддержкой благородных семей, но не делала никаких шагов для сближения с простым народом. Именно низы были настроены против «нечистой» наследницы. Было ли то высокомерие или простое упущение, не важно – оно могло стоить правящей династии престола.

Но теперь, после случая с подругой, Мисани смотрела на происходящее совсем другими глазами. Постоянные крики, что порченые – уродцы, паразиты, порождение зла… Все, что раньше имело смысл, казалось пустословием фанатиков. Какое отношение это имеет к Кайку? Ее подруга не более порождение зла, чем сама Мисани. И если все сказанное не относится к Кайку, то почему другие должны быть исключением. И где вообще доказательства того, что те, кого называют порчеными, обязательно носители зла?

И все же время шло, а Мисани никак не могла избавиться от страха и отвращения. Кайку вызывала у нее неприязнь, хотя ни капли не изменилась внешне, не считая цвета глаз. Причиной неприязни было лишь знание. Знание того, что Кайку – другая. Но чем больше Мисани думала об этом, тем меньше верила в собственную правоту. Кайку была права. Мисани не отвернулась бы от подруги, если бы та страдала от заразной болезни. Но ведь одно дело – больной и совсем другое порченый.

Вера в то, что они несут в себе зло, вдалбливалась с детства и укоренилась настоль глубоко, что не требовала никаких подтверждений и доказательств. Куда бы ни уводили размышления, везде барьером вставала одна и та же фраза: потомучтоонапорченая. Эта фантомная логика прижилась так прочно, что уже не требовала доказательств и воспринималась сама по себе, как непреложная, раз и навсегда утвержденная истина. Если бы Мисани спросили, почему на небе светит солнце, она бы рассказала притчу о том, как Оха вынул один глаз у собственного сына, потому что два сияли слишком ярко, а затем посадил его присматривать за миром. Она могла поведать и о том, как Нуки гоняется вокруг земли за тремя лунными сестрами. Так ночь сменяет день. Сходным образом объяснялось, почему поют птицы, почему дует ветер, почему волнуется море. Но если спросить, почему нужно избегать порченых, почему они отвратительны, омерзительны и ужасны, единственным ответом будет – потому, что они такие.

Но теперь это объяснение вдруг перестало ее удовлетворять.

Примкнув к оппозиции императрице, семья Колай извлекла из этого по крайней мере одну выгоду: снискала расположение рода Амаха. Амаха и Керестин были двумя могущественными кланами, которые собирались бороться за трон и имели на то достаточно прочные основания. Если конечно, не брать в расчет род императора, но те решили встать на сторону владычицы Сарамира, несмотря на очевидное отвращение Дуруна к собственной дочери. Менее благородные семьи, проголосовавшие против императрицы, метались между двумя основными претендентами на трон в ожидании развязки. Но семейства Колай и Керестин всегда испытывали неприязнь друг к другу, поэтому союз между Сонмагой ту Амаха и Аваном ту Колай казался при сложившихся обстоятельствах вполне естественным.

Большую часть дня вельможи провели в переговорах. Мисани и Аван встретились с хозяином дома за завтраком и насладились превосходной едой, сидя на открытой террасе просторного деревянного павильона, скрытого от посторонних глаз экзотическими растениями. Они наблюдали за диковинными оленями и слушали щебетание птиц, скрывающихся в листве. Наконец, мужчины ушли, чтобы переговорить. Обычно Мисани позволяли присоединиться к ним, но эта встреча держалась в глубочайшей тайне, и девушку оставили в саду. Впрочем, ее это вполне устраивало.

Услышав мягкие шаги позади себя, она отложила книгу и поклонилась отцу и Сонмаге, приложив кончики пальцев одной руки к губам и держа другую руку на талии. Хозяин дома слегка склонился в ответ и, сжав с многозначительным взглядом плечо Авана, удалился, оставив гостей одних. Мисани заметила, что отец держит в руке какой-то сверток, надежно упакованный в парусиновый мешок.