Аляска золотая - Андрей Бондаренко

— Айна утверждает, что деревянный идол поставлен в честь её прадедушки, — с совершенно непонятными интонациями поведал УховБезухов.

Эскимосы дёргались в танце внешне неуклюже, но при этом достаточно правдоподобно изображая мускулистыми телами сцены из прошлых охот, а также различных птиц, рыб и животных. Присмотревшись, Егор обнаружил, что обнажённые торсы танцоров покрыты узорами синих и красных татуировок, просто на серой коже эти узоры выглядели очень бледными, почти незаметными.

После оленьей последовала рыбная перемена блюд, и вот еёто Егор одолел с громадным трудом, благоразумно спрятавшись за маской довольной отрешённости.

Впрочем, в этом мире всё когдато заканчивается, подошла к концу и эта явно затянувшаяся трапеза, которую было предложено запить тёплым кипятком с толчёной черникой.

«Если бы не этот целебный кипяток, мы с тобой, наверняка бы, умерли!», — с облегченьем выдохнул измученный внутренний голос. — «Теперь, пожалуй, будем жить…».

Шкуры были переложены в очередной раз, образовав полный круг, то бишь — «круглый стол» для переговоров. С эскимосской стороны на саммит были делегированы пожилой тёмнолицый вождь и его широкоплечий сын, с русской — Егор, Ванька Ухов и шкипер Емельян Тихий. Айна же присутствовала в качестве переводчика с эскимосского языка — на язык жестов — и наоборот.

Переговоры проходили трудно и многоступенчато. На первом этапе эскимосский вождь говорил длинную и гортанную фразу, после чего Айна начинала старательно размахивать руками, бестолково рассыпая отдельные русские слова и междометия. Потом русские участники долго совещались между собой, силясь правильно понять фразу вождя. Затем Егор — на правах командора экспедиции — произносил ответ, а Иван и Емеля начинали усиленно кривляться, объясняя Айне суть ответа, и та, немного подумав, доводила до сведения пожилого эскимоса мнение главного бледнолицего.

Тем не менее, они успели до заката оговорить основные положения взаимовыгодного сотрудничества. Более того, Егор даже умудрился — какимто непостижимым образом — понять суть всех основных этапов предстоящей совместной охоты на китов. Вернее, на одного кита — для начала….

Неожиданно от берега океана прибежал молодой эскимос и стал о чёмто громко и возбуждённо докладывать своему вождю. Айна, не теряя времени, принялась крутить пальцами и строить Ваньке уморительные рожицы, а тот уже через тридцать секунд сообщил:

— Александр Данилович, в бухту вошли киты!

Егор стоял на высоком валуне и через окуляры подзорной трубы изучал океанскую гладь. Вот среди мелких, синесерых волн мелькнула чёрная спина, блестевшая в лучах предзакатного солнца — словно полированная поверхность базальта. Чуть в стороне показался бок второго гигантского животного, ещё дальше — третьего…

Вождь эскимосов, дождавшись, когда Егор опустит оптический прибор и обернётся, не говоря ни слова, подобрал берёзовый прутик и нарисовал на песке косы доходчивую картинку: прямая линия, над которой помещался полукруг с расходящимися в разные стороны лучами.

Егор — в знак понимания — молча кивнул головой.

«Понятное дело, на китовую охоту выплываем на рассвете!», — тут же расшифровал эскимосский рисунок внутренний голос, обожающий разгадывать всякие ребусы, кроссворды и шарады. — «Как только солнце наполовину выглянет изза линии горизонта…».

Рядом с байдарами, на серожёлтом песке сидели молодые эскимосы и усердно надували — через крохотные отверстия — специальные мешкипоплавки, сшитые из тюленьих шкур и кожи нерпы. Лица туземцев от натуги ещё больше почернели, их бока ходили ходуном, но поплавки росли буквально на глазах.

— Потом к надутым мешкам привяжут прочные верёвки, сплетенные из тюленьих жил, — в очередной раз блеснул своими знаниями Ухов.

На рассвете, когда окружающий воздух прогрелся, дай Бог, до плюс девятидесяти градусов, от борта «Александра» отчалили две шлюпки. В первой — кроме четырёх гребцов — находились Егор, сержант Дмитрий Васильев и Сашенция, облачённая в потёртый мужской охотничий костюм. На стройных ногах княгини наличествовали аргентинские сапоги для верховой езды, но без шпор, а шикарная грива платиновых волос была собрана на затылке в тугой узел, поверх которого красовалась синежёлтая треуголка, оставшаяся от покойного генерала Ерика Шлиппенбаха.

«Красавица, право слово, красавица писанная!», — зашёлся в восторге внутренний голос, неравнодушный к Санькиным прелестям. — «Только вот, братец, напрасно ты такую нежную наяду берёшь с собой на это опасное мероприятие! Впрочем, пусть, конечно же, прогуляется немного, встряхнётся. Только ты обязательно присматривай за ней, чтобы не учудила чего…».

Во второй шлюпке — в качестве офицерского состава — размещались супруги УховыБезуховы и пятнадцатилетний Томас Лаудруп. Фрол Иванов был оставлен на фрегате: присматривать — в отсутствии Сашенции — за непоседливыми Меньшиковымимладшими и Лизой Бровкиной.

Охотники экспедиции, включая гребцов, на этот раз были вооружены сугубо надёжными бельгийскими ружьями, пистолеты, полностью бесполезные для такого случая, были оставлены на борту фрегата.

От берега навстречу шлюпкам отчалили четыре эскимосских байдары, в двух из них сидело по шесть гребцовохотников, а двух других — по семь.

Из байдар в шлюпки — при встрече — передали по гарпуну, оснащённому массивными кремниевыми и костяными наконечниками. К древку каждого гарпуна была привязана крепкая верёвка, сплетённая из моржовых жил, на противоположном конце которой находился большой, туго надутый воздухом полосатый мешокпоплавок.

В шлюпку к Егору пересел мордатый сын вождя, сам же местный руководитель уселся в плавсредство к супругам Уховым.

«Понятное дело, теперь их шлюпка является флагманской!», — покорно воспринял действительность, данную в ощущениях, философски настроенный внутренний голос. — «Придётся довольствоваться вторыми ролями. Хотя, вдруг сынок захочет обойти собственного папашу? Кто знает…».

Как и было оговорено с вечера, туземные байдары — широким фронтом — пошли вдоль берега на север, а русские шлюпки дисциплинированно держались позади.

Егор стоял на носу шлюпки и с помощью подзорной трубы изучал океанские просторы, высматривая чтолибо заслуживающее внимание. Минут двадцать в мелких волнах залива не наблюдалось совершенно ничего интересного.

Вдруг, метрах в ста пятидесяти перед байдарами высоко вверх ударила мощная струя воды. Ага, вот и чёрная, напоминающая покатую базальтовую скалу спина огромного млекопитающего показалась из воды. Кит медленно плыл в северном направлении.

«Наверное, просто вышел на утренний променад», — предположил догадливый внутренний голос. — «Свежим воздухом подышать, размяться, фонтанчиками побаловаться…».

Байдары, расходясь парами в стороны, увеличили скорость. Их задача состояла в том, чтобы быстро и незаметно обойти потенциальную добычу. Глаза у кита устроены так, что он видит только в стороны — метров на шестьдесятсемьдесят — и не может наблюдать за происходящим прямо перед его носом. Теперь очень важно было не вспугнуть осторожное животное, иначе кит мог уйти в открытый океан.

Эскимосские лодки, держась с разных сторон от млекопитающего на расстоянии ста пятидесяти метров, начали уверенно обходить его. Изредка кит, набрав в лёгкие воздуха, погружался головой под воду, и тогда над поверхностью океана взметался гигантский хвост, раздавался громкий шлепок, и во все стороны разлетались тучи брызг, переливаясь в лучах утреннего солнца всеми цветами радуги.

— Красота — просто неземная! Такого симпатичного зверюгу и убивать, право, жалко! — восторженно оповестила Санька, после чего протянула широкоплечему сыну вождя, сидящему на шлюпочной банке[31] напротив неё, бельгийское ружьё: — Любезный, это мой — тебе — подарок! Бери, бери, не сомневайся! Всё уже заряжено, если захочешь пальнуть, то эту штуковину взведёшь, а на эту нажмёшь…. Ферштейн, майн кнабе?[32]

Молодой эскимос прислонил гарпун к шлюпочному борту и обеими руками ухватился за бесценный подарок. Сразу стало понятно, что он прекрасно осведомлён о назначении этого предмета.

«Она, наверняка, чтото задумала!», — забеспокоился далеко видящий наперёд внутренний голос. — «Напрасно ты, братец, рассказал Александре Ивановне все подробности предстоящей охоты…».

Сашенция же тем временем продолжила лицедействовать: аккуратно пристроила на сиденье шлюпки синежёлтую треуголку, после чего — одним движением — распустила узел волос на затылке и резко встряхнула головой, демонстрируя всему миру шикарную гриву платиновых волос…

«Самую шикарную — во всём мире…», — машинально промямлил зачарованный внутренний голос.