Современный Английский детектив - Чарльз Сноу

Все так и ахнули.

— Действительно неожиданно, — признал Беррелл, — но от фактов никуда не денешься. По той или иной причине Миллз, — я обратил внимание, что теперь, когда выяснилось, что это было самоубийство, Беррелл стал опускать слово «доктор» перед именем Роджера, — решил наложить на себя руки. Что толкнуло его на такой шаг, узнать нетрудно, но я подозреваю, что он запутался в своих любовных делишках.

Снова я поймал усмешку Финбоу.

— Вчера после тщательного изучения свидетельских показаний я выяснил, что не так давно Миллз пережил любовную драму. — Последнюю фразу Беррелл произнёс, отчеканивая каждое слово, и торжествующе добавил: — Чего только человек не сделает из-за несчастной любви?! — Затем после эффектной паузы продолжал: — Однако этим дело не исчерпывается. Миллзу показалось мало того, что он лишает себя жизни. Убивая себя, он хотел кому-то ещё и досадить. Даже подумать страшно: человек уходит из жизни, не приняв последнего причастия… с единственным желанием в сердце — досадить ближнему своему! Впрочем, мне при моей профессии часто приходится видеть жизнь с изнанки, ничего не поделаешь. Миллз наложил на себя руки, чтобы обвинить в убийстве невинного человека. Кого — можно только догадываться. А способ он выбрал очень простой: обставить самоубийство как убийство, вот и все. Я ничуть не сомневаюсь, что он хорошо все продумал, ознакомился с литературой по криминалистике и вычитал там этот трюк. Это старая штука. Описание её можно встретить у Гросса в «Handbuch der Criminologie», том второй, страница 247. К счастью для правосудия, я достаточно знаком со специальной литературой.

Я ликовал. Беррелл убедил меня. В самом деле, каково ещё могло быть предназначение этого грузила? Кроме того, такой поступок вполне соответствовал тому образу Роджера, который нарисовал Финбоу. Он умер, как жил: хитря и обманывая. В тот момент я не мог выжать из себя ни капли жалости к этому человеку. Я был убеждён, что мир не обеднел, потеряв Роджера Миллза. И я благословлял всевышнего, что никто из моих друзей не был причастен к преступлению. Я смеялся над своими подозрениями. Эвис! Теперь эта мысль казалась мне кощунственной. Даже о Тони, вызывающей и дерзкой Тони, я стал думать с какой-то теплотой.

С необыкновенной лёгкостью разделавшись с теми вопросами, которые мы ему задали, Беррелл, удовлетворённо улыбаясь, принимал поздравления Финбоу.

— Сержант Беррелл, — произнёс Финбоу, — никто другой во всей Англии не смог бы так быстро разобраться в существе этого дела! Надеюсь, я скоро буду иметь честь поздравить вас с повышением по службе.

Катер на полной скорости помчался в Горнинг, чтобы Беррелл смог поскорее передать свои новости в Скотланд-Ярд. Пока Беррелл разговаривал по телефону, все остальные ожидали его в холле отеля «Лебедь». Через полчаса он появился и с восторженной улыбкой сообщил:

— У них там, в Скотланд-Ярде, глаза полезли на лоб от удивления. Убийство, замаскированное под самоубийство, — дело довольно обычное, это им не в новинку, но когда я сказал, что в данном случае совсем наоборот — самоубийство, замаскированное под убийство, — и что я берусь это доказать, они буквально онемели. А теперь к делу, надо составить официальный отчёт. Господа, я буду вам признателен, если вы немного задержитесь и засвидетельствуете, как и при каких обстоятельствах я нашёл эти вещественные доказательства.

Несколько минут Беррелл старательно писал. Торопить его мне не хотелось, так приятно было наслаждаться покоем, блаженной уверенностью, что наконец-то все окончилось благополучно, что, пройдя сквозь все муки, мои друзья вышли из этой истории чистыми!

Наконец Беррелл протянул Финбоу и двум штатским отчёт, чтобы они его заверили своими подписями. Если мне не изменяет память, этот отчёт гласил следующее:

Розыски пистолета и закрытие дела Миллза. Розыски пистолета, которого недоставало среди вещественных доказательств по делу Миллза, начаты мною 4 сентября в 11.30 дня. Для этой цели я использовал апробированный метод тщательного осмотра дна реки в водолазном костюме. Около 12.10 дня мои поиски увенчались успехом. Со дна реки мной был доставлен пистолет 22-го калибра (соответствующий калибру пули, обнаруженной в сердце Миллза), несомненно послуживший причиной смерти Миллза; к вышеупомянутому пистолету были привязаны флаг и тетрадь. При ближайшем рассмотрении тетрадь оказалась судовым журналом яхты. Исчезновение флага и судового журнала упоминалось в моем предыдущем отчёте.

Наличие этих вещественных доказательств приводит к выводу, что Миллз совершил самоубийство, выстрелив в себя из вышеупомянутого пистолета. Чтобы скрыть следы самоубийства, Миллз избавился от пистолета, привязав его к перекинутому через борт судовому журналу, который служил в данном случае в качестве грузила (см.: Гросс, «Handbuch», том 2, страница 247). О причине самоубийства будет сообщено в следующем отчёте; пистолет и прочие вещественные доказательства прилагаются к отчёту для последующей экспертизы.

Беррелл оставил место для подписей. Финбоу, добродушно улыбаясь, подписал документ и спросил у Беррелла, не стоит ли нам двоим вернуться в Поттер-Хайгем, чтобы успокоить молодых людей, которые все ещё пребывают в неведении относительно счастливого конца их мытарств. Беррелл отпустил нас без возражений.

До отхода автобуса на Поттер-Хайгем оставалось ещё минут двадцать, и мы стали прогуливаться по улице перед подъездом отеля. Я не удержался и поддел своего друга:

— Да-а, Финбоу, все твои теории и рассуждения относительно убийства, может быть, были бы и верны… если бы убийство действительно имело место.

— Удивительно, — пробормотал он, — до чего порой недооцениваешь людей, с которыми имеешь дело. Мне никогда и в голову не пришло бы, что Беррелл способен сделать важное открытие.

— А он взял да и распутал дело без лишней шумихи, — подхватил я весело.

— Не так чтобы уж и без шумихи… — возразил Финбоу. — Он на редкость суматошный человек, наш сержант.

— Так или иначе, а он все же разгадал эту загадку. Сейчас мне просто смешно, когда я вспоминаю, как мы гадали, кто убил Роджера: Эвис или Тони. Смешная и нелепая чушь! — воскликнул я.

— Действительно смешно, — подтвердил Финбоу.

— Ты, наверное, даже предположить не мог, что это самоубийство. Я бы и сам никогда в жизни об этом не подумал, а ведь я знал Роджера как самого себя.

— Да, такое мне никогда не пришло бы в голову, — признался он.

— Ну ладно. Сейчас приедем на место и отпразднуем это событие. — Я был готов обнять весь мир.

— Странно, — Финбоу прислонился к стене и стряхнул пепел с сигареты. — До чего можно дойти в минуту отчаяния! Представь себе человека, настолько ожесточившегося против кого-то, что он готов лишить себя жизни, только чтобы отомстить этим другому… или другой. Но он не так прост, этот наш самоубийца, он не идёт проторённой дорожкой и не подтасовывает улики, чтобы подозрение пало непосредственно на его жертву. Нет! Он просто-напросто знает, что наличие мотива преступления — достаточно бесспорная улика, чтобы обвинить в убийстве того, на кого направлен его удар. И он обставляет свою смерть весьма драматично, с таким расчётом, чтобы в числе подозреваемых оказалось как можно больше людей, он имитирует абсолютно достоверный случай убийства. Вообрази себе, как он стоит у штурвала в это своё последнее утро, сжимая в руке пистолет с привязанным к нему грузом, который должен потянуть за собой на дно пистолет; теперь ни у кого не возникнет сомнения, что он убит кем-то из своих гостей. Вообрази его злорадство, когда он подумал об Эвис… впрочем, не известно, в Эвис ли был нацелен его удар… Эвис в роли преступницы… её разоблачают, судят и под душераздирающие вопли вздёргивают за нежную шейку на виселице. Представь его радость, когда так тонко задуманный план готов и остаётся лишь с улыбкой на устах нажать на курок!

— Да! Пистолет летит за борт… ну а остальное уж известно, — добавил я.

— Пистолет летит за борт, оставляя на покрашенной поверхности поручней след от шнура. О, я уверен, что на поручнях осталась царапина. — Затем глухо, напряжённым голосом он добавил: — Так! Потрясающе умно!

— Роджер был не дурак, — подтвердил я.

— Только я думаю не о Роджере, — спокойно откликнулся Финбоу, — а о том, кто его убил.

Глава семнадцатая