НЗ - набор землянина - Серафима Жук

      Отсек в целом шарообразный, мы в среднем уровне - сама крупном, его палуба как раз делит шар пополам. Свет яркий, туман под ногами клубится умеренно, драгоценности висят, лежат и плавают согласно замыслу создателей - чтобы смотреться как можно лучше. Покупатели бродят, всем видом выражая сонливость, она же - жажда скидки непомерной и боязнь упустить нечто ценное. Кроме состоятельных есть еще безденежные: их водят по прозрачной силовой трубе экскурсионного типа. Как раз теперь очередные жертвы моды цокают каблуками мимо нас - к центральному диску лифта.

      - Справа вы можете наблюдать так называемые эмо-эскизы расы пыров, - гнусаво и нудно вещает лекторша, типовая, как будто эволюция вся прошла на цыпочках мимо, и мымра успешно проспала события на стульчике в музее. - Художественная ценность искусства пыров, расы молодой и духовно незрелой, на данный момент подвержена обоснованной критике со стороны экспертов и ценителей. Слева вы можете видеть куда более взрослые и тонкие, наполненные аллюзиями и неуловимыми отсылами к классике образцы коллекции из туманности Тролл...

      - Это неслыханно, - звонко возмутилась Гюль, что-то сотворила с пространством, первый раз используя свой статус габута. - Это клевета!

      Силовой канал экскурсии обрубился в замкнутую дугу - и музейная моль заткнулась на полуслове, налетев на свежесозданную стену. Я отползла в стороночку и насладилась редким зрелищем: Гюль гневается и громко вещает, одна и без всяких там подпорок для самостоятельности - ну, вроде меня. Ей идет. Она сразу делается действительно красивой. Прямо-таки шикарной. Царственной даже.

      - Вся ваша Тролловая коллекция не стоит ни единого взгляда, это бесконечно вторичное, подражательное и бездушное копирование, а порой прямой, не прикрытый намеком на вдохновение, плагиат, - бушевала Гюль, одновременно прилаживая могучую пырскую цепь на свое тонкое запястье. - В нашем белковом мире не так много рас и мастеров, еще способных сказать свое слово в искусстве, не опасаясь сравнений с древними, модными и общепризнанными. Пыры уникальны в этом отношении. Третий сезон их эмо-стиль поражает воображение тех, у кого есть воображение, а это - не вы! Нарочито грубая обработка части поверхности, эффект ковки и пайки по древним технологиям открытого пламени, гравировка и чеканка - ручная в самом полном смысле! И главное: настройка под владельца, если он достоин такой настройки.

      Гюль презрительно отвернулась от остолбенелой экскурсии. Ловким движением распустила волосы, с утра убранные в плотную сетку на затылке, темную, без единой блестки. Змейки кос оплели Гюль целиком - до колен, как в день нашего знакомства. Они волновались и чуть вздрагивали.

      Рука с браслетом, горящим алым и золотым, медленно поднималась до уровня лица, ладонь танцевала, как пушинка на ветру. Гюль улыбалась с закрытыми глазами и шептала.

      - Радость.

      Браслет обвился змеей, текучей и гладкой, оброс искристым ореолом ворсинок. Покупатели, которые до того свободно бродили по ярусу, стали оглядываться и сбиваться в стадо, жующее сопли зависти.

      - Гнев.

      Браслет затвердел, с опасно-сухим щелчком вырастил шипы. Гюль, по прежнему не открывая глаз, исполнила несколько сложных выпадов, напоминающих сразу и танец, и боевую тренировку.

      - Влюбленность...

      Гюль сменила ритмику движения, превратив его в мягкий, крадущийся шаг, косички волновались, вся фигура стала гибкой и трепетной, как травинка на ветру. Гюль замерла, приоткрыла глаза, чтобы смотреть в упор на огромного, как сказочный орк, человека. Ему навигаторша подарила очень долгий взгляд, затем медленно протянула руку, вздрагивающую так, словно в ладони бьется сердце - и браслет стек в ладонь, и стал золотым сердцем.

      - Гюль, ты блин - гейша, - прошептала я.

       - Гюль, - прорычал орк, поцеловал запястье, перевернув лодочку ладони и приняв сердце-браслет, чтобы немедленно его вернуть на ту же руку. Ткнул в золотую цепь и буркнул хозяйски: - Вдохновение.

      Браслет раздался в ширину и охватил руку сплошным узором от запястья до локтя. Гюль порозовела и заморгала. Орк гулко бухнул себя кулаком в грудь.

      - Бмыг. Проглоти меня губр, если я смогу хоть что сваять без достойного ужина. Надо шлем обмыть, да?

      Гюль порозовела еще плотнее и покорно кивнула. Если судить по горячей темноте раскрытых во всю радужку зрачков, мастер мог рассчитывать не только на ужин. Его самым настоящим образом обожали...

      - Так, так, - забормотала я, старательно перерывая в голове данные по происшествиям. - Надо мне бежать, там драка в отделе приема претензий. Гюль, я одна управлюсь. Слышала?

      Ни фига она не слышала. Так и стоит, продолжая что-то танцевать кончиками пальцев, трепеща ноздрями и неотрывно глядя на орка. Сам орк мотает на палец косичку, сопит и молчит, как бревном по черепу стукнутый, вон - взгляд не фокусируется. Гюль вздрогнула, очнулась, встала на цыпочки и шепнула пыру в ухо нечто важное. Румянец сполз с её щек...

      - Вдохновение, - проревел пыр с прежним энтузиазмом. - Туманность, не туманность, все одно. Полетели на Эльб? Знатные скалы, можно интересно лазать. И дур, - он с ненавистью уставился на экскурсию, - нет. Холодно там.

      - Полетели, - отозвалась Гюль, восстанавливая золотистость кожи.

      Я услышала её ответ в голове - потому что она уже так вырубилась, что не отличала прямую речь от словесной... И пошла за пыром, как на привязи. И чихать ей сразу стало на обязанности габута, на весь тутошний бардак со стразами и на подругу, - то есть меня.

      Это было немного грустно. Вдруг я ощутила приступ одиночества. Первый раз за время пребывания в универсуме стало холодно и грустно. Толпа - она иногда угнетает. Тем более такая, составленная из многоцветных стад коров и овец, обремененных средствами и ограниченных в чем-то более важном по моему личному счету ценностей.

      - Ну, вам же хуже, - мстительно пообещала я всем сразу, слепо глядя в пространство.

      И поперла улучшать себе настроение в отделе претензий. Что может быть круче скандала, если на душе слякотно? Большой скандал!

      Претензии принимали в исключительно гладко отлаженном автоматическом режиме. Даже самая тупая корова оформила бы все за одно движение непрерывно жующих челюстей. Разумные не справлялись. Они вообще не смотрели по сторонам: для половины, а то и больше, это было невозможно. Напялили на лицо непроницаемые очки, вклеили в глаза линзы, завесили лица целиком какими-то гибкими штуковинами - и потребляли бестолковый информационный шлак. Натыкались друг на друга, упирались в габаритов и ощупывали их, недоумевая. Роняли вещи и бестолково вставали на колени, хотя в толпе это - верное увечье. С десяток молодых дрюккелей в серых хламидах пытались оберегать порядок. Ребят было жалко. Вероятно, они тут проходили социальную адаптацию, совсем как Билли. Потому что смотрели на толпу с отчаянием, жались друг к другу и от напора наглости - робели. А когда осознавали, что для придурков нет святого даже в квиппе - впадали в ступор.

      Я почесала морфа. Он встрепенулся и быстренько соорудил из себя добротный рупор-матюгальник.

      - Габбер Сима, - громогласно сообщила я. - Правила приема претензий обновлены. Кто заступил за линию, лишается шмоток и выдворяется в универсум. Кто облокотился о габарита, выдворяется в универсум. Кто толкнул соседа своего... ну, вы уже поняли. Сейчас пойдут и подадут претензию те, у кого красные вещи. Десять секунд на оформление. Раз!

      Народ поскидывал очки и тряпки с лиц и морд, проверил и уточнил по справочникам цвет того, что надо сдать - и затоптался. Кто-то спрашивал, как быть, если оно само зеленое, но в красный горошек? Самые умные еринчали по поводу коррекности понятия 'красное'. Гул рос.

      - Два! Три! - считала я, игнорируя вопросы умные и не очень.

      Толпа всколыхнулась, стало веселее, проявился кумачовый цвет родной мне веселухи. Дрюккели воззрились на меня с неодобрением. Зря. Не стояли они в очереди за визой у ворот немецкого посольства. Знали бы, что неразбериха - это шикарно. В пять минут она делает бунтарей и идиотов одинаковыми жалкими лузерами с потной спиной...

      - Ахтунг! Теперь идут желтые! - орала я, ощущая прилив оптимизма. - Десять! Девять! Готовятся зеленые. Габаритам учесть: красных больше не принимаем, всех долой, пусть очистят рабочую зону. Пять!

      Со мной попытались вступить в разговор и что-то доказать, но я уже верещала про черных, и они перли так настойчиво, что прочие завидовали и готовили локти к бою. Синие намекнули, что их очередь, я же вроде пообещала. Им я сказала сразу, что забуду вообще про такой цвет - и синих урыли конкуренты... Дрюккели приободрились. Монолит толпы разрушился, превращаясь в нелепую мозаику внутренних споров и склок. Все всех не любили, нового порядка не понимали и все больше терялись.