Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов

… специфично.

На развороте была Жопа, трубящая в горн и опирающаяся на знамя Легиона Чести. Далее… в том же духе, с напоминанием читателям о моём нездоровом пристрастии к анальным темам и…

— А ведь это успех, — оскалился я, рывком вскакивая на ноги, — большой успех! Надо же…

— Так вот почему… — я тихонько засмеялся, понимая обожание мальчишки, которому, в силу возраста, «Le Figaro» заменяет собственное мнение.

Зная особенности французской политики и общественного мнения, я не обольщаюсь чрезмерно. Французская пресса, равно как и французский обыватель — флюгер, послушно разворачивающийся вслед малейшему изменению воздушных потоков. Сколько в истории случаев, когда вчерашних любимцев прессы походя втаптывали в грязь…

… и сколько примеров обратного! Не сосчитать.

— Это всего лишь задел для хорошего старта, — бормочу вслух, а по спине, меж тем, гуляют мурашки.

После такого всё будет очень… слишком громко! Потяну ли? Не факт… совсем не факт!

А стоит дать слабину, чуть не дотянуть, и французская пресса, только что благосклонная, развернётся на сто восемьдесят градусов. Так что… если раньше я думал начать по чуть, напомнив сперва о себе, и после, выбрав удачный момент, ударить наотмашь, то теперь, судя по всему, выбора у меня нет. Или-или… притом без разминки.

— А монархисты? — напоминаю себе одну из причин, почему я не посещаю места, облюбованные русской иммиграцией. Бывали уже… прецеденты. Сколько раз меня, ещё в Москве, обещали убить или покалечить, даже подсчитать не могу!

В газетах, через знакомых передавали, в спину шипели… Да просто на улицах иной раз, узнав, скалились бешено, заставляя стискивать браунинг в кармане.

— Пренебречь… — скалюсь, вспоминая старую шутку из прошлой жизни, — вальсируем!

* * *

— Анна, Алекс, Валери… — по очереди касаемся щеками с Даниэлем, — рад вас видеть! О!

Вытряхнув из кармана футляр с очками, юрист нацепил их на нос и повторил ошарашено:

— О… необычно, тысяча чертей! — загорелся он, изучая поближе фотографию Ленина, с иронией взирающего на буржуйскую вечеринку, — Ах, как необычно! О! Это кто? Керенский? Ах, как необычно…

Анна тихо засмеялась, подхватив меня под локоть и прижимаясь сбоку.

— А? — рассеянно обернулся Даниэль, — Вы что-то сказали?

— Нет-нет! — уже открыто засмеялась Анна, — Просто твоя реакция, за исключением деталей, практически стандартная!

— А… — протянул приятель, и сам засмеялся, оглядывая гостей, бродящих по гостиной, между развешенных портретов и досье, — понимаю! Действительно необычно! Кто придумал?

— Он!

— Она!

Переглянувшись с Анной, пожали плечами и сказали хором:

— Оба!

На смех подтянулись гости, и мы, перебивая друг друга, рассказали, как я собирал досье на каждого из участников Большой Игры, и как Анна предложила оставить всё как есть, посчитав такое оформление интересным. Выступление наше срежессировано и отрепетировано несколько раз, а мелкие шероховатости лишь добавляют рассказу достоверности.

— А Морис Палеолог[vii]? — интересуется один из гостей, — Разве эта… хм, экспозиция, не посвящена России?

— Палеолог? — не наигранно удивляется Валери, — Он ведь один из основных участников Большой Игры в Российской Империи!

— Да? — задумывается тот, — А ведь и верно!

— Очень недооценённый политик и дипломат! — убеждённо говорит Валери, сделав глоток шампанского, — Сложно переоценить его роль в вовлечении России в Великую Войну!

— Да, да… — киваю я, и, замечая внимание остальных гостей, начинаю говорить громче, — Николай, это Царственная Жопа…

Пережидаю смешки и несколько острот разной степени пошлости.

— Николай как личность…

— Едва ли его можно назвать личностью! — перебивает меня Анна заранее придуманным экспромтом.

Смеюсь…

— Да, ты права, дорогая… — целую её в висок и ловлю любопытствующие взгляды некоторых гостей, осознавших внезапно, что у меня ДВЕ девушки. Не то чтобы парижан можно удивить чем-то подобным… но щепотку пряной пикантности, пожалуй, добавляет, — Ничтожество на троне, коронованная задница! Но как бы то ни было, хорошо известно, что в войну вступать он не хотел, и если бы не настойчивость Палеолога…

Всё! Двойную подоплёку гости если и понимают, то не видят в этом ничего дурного.

Одни — искренне считая, что Россия ОБЯЗАНА была воевать, памятуя о союзнических интересах и договорах. Навязанных, невыгодных… но об этом потом.

Другие, более здравые, полагают резонно, что каждая страна отстаивает прежде всего свои интересы, и если Франция оказалась в этой ситуации «сверху» то гражданам Франции нужно этим гордиться, а не смущаться! В общем-то, логично…

Разговор сам по себе сворачивает на политику и роль Франции в политике России. Да! Да! Да!

Франкофония, наверное, в крови каждого, считающего себя французом, так что ведущая роль Франции в Европейском Концерте полагается ими единственно правильной. А я не оспариваю и киваю, киваю…

Подливаю шампанского, слушаю о ведущей роли Франции в минувшей Великой Войне. О французских политиках, диктовавших Петербургу волю Великой Страны и эт сетера[viii]…

Чёрт! Да о большей части того, что сейчас рассказывают, я был ни сном, ни духом! Передо мной разворачивается эпическое полотно, на котором широкими мазками показано настоящее влияние Франции в России. Культурное, экономическое, социальное… Колоссальное!

И ведь для большинства присутствующих это, чёрт подери, не тайна! Они не знают какие-то детали, спорят о роли конкретных граждан Франции в каких-то делах, и несмотря на всю подоплёку, наждаком скрежещущую по моей душе, это, чёрт дери, необыкновенно интересно!

Разумеется, это не секрет Полишинеля, а скажем так… Люди, собравшиеся здесь, далеко не от сохи. Это те самые два процента, которые и составляют сливки общества — те, кто имеет реальное влияние, даже если не занимает никаких официальных постов.

«— Только бы не налажать…» — бьётся в голове единственная мысль.

Анна блестяще выполняет роль хозяйки вечера, встречая гостей и вводя их в курс разговоров. Я по ситуации — то рядом, то в глубине гостиной, повествуя о личном опыте участия в политическом процессе.

— Очень рад вас видеть, месье Рибо! — радостно устремляюсь к появившемуся академику.

«— Чёрт! Рано говорить, но кажется, вечер определённо удался!»

— … совсем ещё мальчик, — слышу краем уха, пока, подцепив академика под локоток, вместе с Анной ввожу его в гостиную, объясняя идею сегодняшнего вечера.

— Нет-нет-нет! — Валери, необыкновенно очаровательная, с бокалом шампанского в тонкой руке, активно участвует в беседе на стороне профессора Паскаля, — Пуанкаре-война[ix] — не тот человек, который нужен Франции! Сейчас время мира, и нам нужно думать о восстановлении экономике и дипломатии, а не готовится к грядущей войне!

Разговор естественным образом перескакивает на грядущие выборы, и снова — имена, факты…

… и Бог мой, какие это факты! Вперемешку — политика, сексуальные пристрастия уважаемых и (казалось бы!) незыблемых столпов общества, непотизм, коррупционные схемы. В газетах такое если и всплывает, то как домыслы, становясь иной раз причиной нешуточного скандала, а