Дни между станциями - Стив Эриксон

Стоя посреди Большого канала, она развернулась и увидела, как появляется его силуэт, как он медленно встает перед ней, раскрывая рот и замирая, словно боится назвать ее по имени, боится, что оно почему-то не прозвучит.

– Лорен.

Оно все-таки прозвучало; на его лице отразилось угрюмое облегчение – и она тихо ахнула.

– Ах, – только и сказала она, и шагнула к нему, и потянулась, и притронулась к его лицу, а затем к его волосам, которые теперь стали совсем седыми.

Его опустошенные глаза не встречались с ее глазами. Они все еще были прикованы к чему-то, что он снова и снова пытался отогнать, но всякий раз раскрывал глаза и снова видел все тот же, свой, предназначенный только ему ужас. Его лицо не постарело; он не обрюзг, его нос не обвис, кожа не сморщилась. Но его глаза и волосы стали древними; они свидетельствовали о пути, с которого уже не вернуться. Она положила ладонь ему на щеку и грустно поглядела на него, и тогда он повернулся и взглянул ей прямо в глаза; мышцы его лица окаменели. И тут он сломался. Она притянула его к себе на плечо, и, уткнувшись в бретельку ее платья, он рыдал, вцепившись в ее волосы одной рукой и пытаясь прикрыть лицо второй.

Снова и снова повторял он ее имя. Она отвела его в тень моста, и они прилегли на склоне канала. Он отвернулся от нее; она притянула его назад. Она взяла его лицо в руки.

– Почему ты шел за мной?

Он помотал головой.

– Ты была с ним, – сказал он наконец.

– Сегодня – нет.

Каждый раз, когда он поднимал глаза, он снова отводил их.

– Сколько уже… – начал он. – С каких пор?…

– С Парижа.

– Кажется, почти четыре недели.

Она все еще держала в ладонях его лицо.

– С тобой все хорошо?

Но ему было нехорошо.

– Я долго ехал на поезде, – сказал он.

– Посмотри на меня.

– Мне было непонятно.

Его глаза были закрыты.

– Мишель.

– Я считал, – сказал он. – Я отмечал дни на стене купе, как арестант. Я исписывал одно купе и переходил в следующее. Каждое купе было годом, каждый вагон – полутора десятилетиями. Я был в последнем купе последнего вагона, когда добрался сюда. Я был в поезде один. Им пришлось прийти и сказать мне, когда мы доехали, потому что я не открывал окон; это я усвоил. И мне было неоткуда узнать; я думал, мы снова в Виндо, когда мы остановились. Мы все время останавливались в Виндо.

– В Виндо?

– Они все время садились в Виндо.

– Кто?

Его лицо перекосилось, он прикрыл глаза.

– Мишель, послушай меня, – сказала она. – Мне надо тебе кое-что сказать.

– Я знаю.

– Не знаешь. Я нашла дом. Дом твоей матери.

Он кивнул:

– Я знаю.

Она притянула его к себе, откинувшись на склон канала. Его колени подогнулись и лицо сползло к ее грудям; она потянула вниз ворот платья и прижала его голову к себе. Мост Риалто поднимался над ними в тумане, и сияние фонарей исходило из ближайших переулков. Ей было жарко, его лицо было горячим, и она совсем спустила платье с плеч. Она дернула его рубашку, расстегнув ее; дернула его за пояс. Займись со мной любовью в своем синем плаще, сказала она. Она взяла его в руку, лаская. Прости, сказал он, когда не смог ответить ей, и она прикоснулась пальцами к его рту. Расскажи мне о своей мечте, сказала она. Он покачал головой. У меня нет мечты, сказал он. Когда-то была, сказала она; и он ответил – это была чужая мечта, рожденная во мне в тот миг, когда она умерла в ком-то еще. А потом она умерла во мне, и я не знаю, куда она делась, я совсем этого не помню. Лорен сказала ему: я знаю, куда она делась. Она сказала: она вновь родилась в моем ребенке и убила его. Откуда ты это знаешь? – спросил он, и она ответила: я знаю это так же, как мы оба знаем, что где-то, когда-то, прежде чем мы встретились, мы были вместе. И теперь эта мечта где-то там, плывет по волнам в бутылке, пока кто-то не найдет ее. Пульс в его запястьях бился у ее сосков.

Ее волосы разметались по насыпи у нее над головой, как перья. Одна нога напряглась, другая слегка согнулась, когда она почувствовала внутри его язык; она опустила руки, коснувшись его снежно-белых волос. Он медленно двигал языком, пока ее спина не выгнулась вдоль склона; пальцы ее ног поджались в грязи. Она начала мотать головой из стороны в сторону, и вокруг нее испарения канала заплясали в лучах света, как в хрустале; перед ее глазами мелькнула потерявшаяся чайка, ищущая воды; по ее ногам скользнул шарф случайного гондольера, ищущего свою лодку. На одно краткое мгновение ей показалось, что вода начинает просачиваться обратно в канал; она подняла голову и увидела, что это она сама; с каждым трепещущим спазмом его языка она все больше выпускала из себя, пока ее бедра не замерцали в тумане. Он медленно опустил руки и схватил ее сзади, притягивая поближе к себе; в свою очередь, она притягивала его, и его седые волосы коснулись ее живота. Она представила, что она сама – длинный, тускло освещенный коридор. Она представила, что вдоль нее тянутся фонари и факелы, блекло освещая его путь. Чем глубже он терялся в ней, тем мощней струилось из нее, пока ей не показалось, что она сама заполнит весь канал. Когда он нашел то неуловимое, что было скрыто в ней, она замерла, не в силах шевельнуться; он коснулся этого, и она вцепилась ему в волосы. Он снова коснулся этого, и ее метнуло в темную тень моста, нависшую над ней. Он дал глазам отдохнуть и, прижавшись к белокурому холмику, поцеловал ее туда, где ее жгло и затопляло. Он встал и прижал ее к груди, и она почувствовала, как он потянулся вниз, раздвинул ее рукой и вошел в нее стоя. Он был так тверд и так горел, что, казалось, прорвал себе дорогу сквозь нее; она почувствовала, как ее ноги отрываются от земли и она упирается в одну из балок Риалто. Он укутал ее нагое тело в свой плащ, и она обвила бедрами его ляжки, уцепившись за его загривок. Порой она двигалась и чувствовала, как он движется в ней, как кончик его прикасается к чему-то еще глубоко внутри. Она видела, как по ту сторону канала старуха несет фонарь, и когда та шла по мосту, оба они слышали, как ее шаги эхом отдаются над ними. Груди Лорен колыхались у него на плечах; он нежно укусил ее в горло. Казалось, они стояли так неизмеримо долго, и их совместная сердцевина тлела. Она прижалась щекой к его лбу, он пригладил ее волосы. По каналу неизвестно откуда задул ветер. Я люблю тебя, Адриан, сказала она. Не Адриан, ответил он, я никогда не был Адрианом. Адриан – имя, что пришло ко мне на рассвете в тот день. Не знаю почему – мое имя не Адриан. Я люблю тебя, Мишель, сказала она. Он кивнул с закрытыми глазами. Что бы ни случилось, сказала она, я хочу, чтобы ты всегда помнил, что я любила тебя в самой глубине души. Он снова кивнул. Я не хотела, сказала она. Знаю, ответил он. Она чувствовала подкладку старого плаща на своем нагом теле. Ты все еще так тверд, и я все еще мокну; это будет ужасно, когда мы кончим, это нас убьет? Может быть, ответил он. Она поглядела на его профиль и сказала: мне нужно быть там, когда он вернется. Он кивнул, все еще не открывая глаз. Она коснулась его век и поглядела на него. Ей хотелось умереть с ним – если такова ее судьба.

Он оставил ее в отеле; она сказала, что хочет побыть там одна. Она видела, как ужасно для него снова быть брошенным в тумане наедине с собой. Но он видел коридоры раздора, что вились в ней.

И тогда он пошел обратно той же дорогой, которой они пришли, посреди Большого канала, пока не обогнул излучину и не увидел вдалеке мост Риалто. И тут он услышал музыку, начавшую таять, словно пианиста уносило в море. Он слыхал ее раньше; она плыла из окна утром, когда начался кросс, когда он стоял в тени вокзала, наблюдая за ней, стоявшей внизу на ступеньках. Теперь он пошел на звук. Вдоль края канала лежали останки старых кораблей и скарб древних армий; всю дорогу музыка оставалась впереди него. И тогда он увидел их.

Они были в каких-то футах от того места, где всего несколько минут назад были они с Лорен; их велосипеды усеяли берега, они в отчаянии бросили их у дороги. Они сидели, в измученном смятении вглядываясь в туман. Когда Мишель двинулся к ним, несколько человек подняли головы при звуке его шагов, и тогда остальные начали вставать. Когда он подошел к мосту, они хлынули было к нему, но затем шагнули назад и залепетали на нескольких языках. Мишель переводил взгляд с одного на другого.

И тут он услышал голос сзади. Джейсон протиснулся сквозь толпу, глядя на Мишеля, на его седую шевелюру и древние глаза, и сказал:

– Это ты?

– Это я, – сказал Мишель. – Вы потерялись.

– Ну ни фига себе.

– Вы что, не слышали вертолетов, не видели факелов? Вас ищет весь город.

– Мы никого не слышали и не видели, – ответил Джейсон. – Мы в самом начале повернули не туда, и я часами ездил взад-вперед по одному каналу, взад-вперед – по другому. Весь город словно испарился.

– Вы посреди Большого канала, в центре города, – сказал Мишель. Он ткнул пальцем. – Площадь Сан-Марко прямо вон там, в конце…